Маркус Зусак - Против Рубена Волфа

– Мелкий у…

– Ладно, ладно!

– У вас вечно чем-нибудь воняет, – вмешивается отец, заглядывая к нам в комнату. Он удивленно качает головой, и мне кажется, что все у нас пойдет на лад. Ну хотя бы на половинный лад, уж точно.

– Эй, Руб.

– Разбудил, мерзавец.

– Извини.

– Да черта лысого.

– Ну и то правда. Так тебе и надо. Поделом.

– Ну что теперь-то надо?

– Слышишь их?

– Кого?

– Мать с батей. Они опять на кухне толкуют. Счета и все такое.

– Ага. Платить-то не очень выходит.

– Они…

– Да чтоб его! Откуда вонь? По-зор, слышь. Уверен, что не носки?

– Уверен, уверен.

Я замолкаю, перевожу дух.

Думаю вопрос и задаю его вслух. В конце концов.

– Клево тебе было, когда ты бил того пацана?

Руб:

– Ну, так-то да, но не особенно.

– А почему?

– Потому что… – Руб на мгновение задумывается. – Я знал, что урою его, и он меня нисколечко не волновал. А вот Сара волновала. – Я чувствую, что он смотрит в потолок. – Понимаешь, Кэмерон. В жизни меня не волнует ничего, кроме меня самого, тебя, мамы, отца, Стива и Сары. Ну, и, может, Пушка. Остальной мир для меня ничего не значит. Хоть он провались.

– А я такой же?

– Ты? Ни фига. – Узкий просвет в словах. – В этом твоя беда. Тебя все заботит.

Это правда.

Меня – да.

Мама варит гороховый суп. Его нам хватит где-то на неделю, и это неплохо. Я знаю еду и похуже.

– Знатный супец, – говорит ей Руб, заглотив свою порцию. Вечер среды. Вечер Пушка.

– Ну, там еще есть, – отвечает мама.

– Ага, – смеется Руб, но за столом как-то тихо.

Отец со Стивом только что спорили про пособие. Тишина коварная. Опасная, если вспомнить, что они друг другу сказали:

– Я не пойду.

– Почему?

– Это ниже моего достоинства.

– Да уж, блин. Ты лучше пойдешь по домам, как жалкий бойскаут, предлагать уборку пылесосом за полдоллара. – Стив буровит отца взглядом. – А счета-то неплохо бы оплачивать вовремя.

Вот тут-то отцовский кулак грохает об стол.

– Нет.

В общем, точка.

Видите ли, моего отца легко не согнуть. Если понадобится, он будет биться до смерти.

Стив пробует другую тактику.

– Мам?

– Нет.

Таков ее ответ, и теперь уже все решено.

Никаких касс.

Весь сказ.

Позже, когда мы ведем на прогулку Пушка, мне хочется обо всем этом высказаться, но наши с Рубом головы слишком заняты тем, как бы нас кто не заметил, и мы не разговариваем. И даже позже, в комнате, никаких разговоров. Мы оба спим как убитые и просыпаемся, не ведая, что на дворе – день Руба, день, который все изменит. Мгновенно и чудесно.

Все будет после школы.

Оно ждет.

У нашего дома, у калитки.

Какой-то резкий тип спрашивает нас:

– Зайдем поговорить?

Он привалился к калитке, ему невдомек, что она в любой момент может рассыпаться на части (хотя по его виду не сказать, чтобы это его хоть каплю заботило). Тип небрит и одет в джинсовую куртку. На руке наколка. Он снова вопрошает, на этот раз просто:

– Ну?

Мы с Рубом глядим.

На этого типа.

Друг на друга.

– Ну, для начала, – говорит Руб посреди ветреной улицы, – ты что за хрен?

– Ой, прошу прощения, – отвечает тип с сильным центровым акцентом, – я – тот, кто может преобразить твою жизнь или втоптать ее в грязь – если будешь умничать.

Мы решаем поговорить.

И думать нечего.

Тип продолжает:

– Ходят слухи, ты умеешь драться. – И кивает на Руба. – У меня есть источники, которым я доверяю, так вот они сообщают, ты кого-то здорово отделал.

– И?

Теперь к делу.

– И я предлагаю тебе драться у меня. Полсотни баксов за победу. А проиграл – зрители подкидывают, прилично.

– Давай-ка лучше зайдем.

Руб знает.

Это может быть интересно.

Дома никого, так что мы садимся на кухне, и я наливаю типу кофе, хотя он и сказал, что хочет пива. Даже если бы пиво у нас было, я бы не отдал его этому типу. Больно наглый. Больно резкий, а хуже всего – обаятельный, а с обаятельными всегда трудно иметь дело. Ну, понимаете, если чувак без вопросов гнусная личность, от такого легко отделаться. А вот когда он тебе поневоле нравится, тут уж трудно отбиваться. Где обаяние, там все может случиться. Смертельная комбинация.

– Перри Коул.

Так его зовут. Что-то знакомое, но я не вдаюсь.

– Рубен Волф, – представляется Руб. Показывает на меня: – Кэмерон Волф.

Мы оба жмем Перри Коулу руку.

На татухе у него ястреб. Оригинально, да.

Одного не отнять у этого типа – он без церемоний. Говорит с тобой и не боится наклониться поближе, даже если от кофе у него изо рта несет помойкой. И все выкладывает сразу. Это рассказ о регулярном насилии, подпольных боксерских матчах, полицейских облавах и всем, из чего складывается бизнес этого Перри.

– Гляди, – поясняет он таким плотным злым голосом, – я работаю в подпольном боксе. Всю зиму у нас каждое воскресенье проходят матчи, устраиваем в четырех местах по городу. Или на складе в Глибе, я сам там живу поблизости. Или на мясокомбинате в Марубре. Или на складе в Эшфилде, и еще есть довольно приличный ринг за городом, в Хеленсберге, у одного чувака на ферме. – Он говорит, а у самого слюни летят с языка и набираются в углах рта. – Как я говорил, если побеждаешь, получаешь пятьдесят долларов. Если проигрываешь, можешь рассчитывать на чаевые. Зрители кидают столько, что не поверишь. В смысле, казалось бы, можно придумать занятие получше на воскресный послеобед и вечер, но нет. Футбол и прочая эта шелуха у них уже в печенках сидит. Платят по пять баксов за вход и за вечер смотрят до шести поединков. Каждый по пять раундов, и бывают красивые бои. Сезон уже идет не первую неделю, но, думаю, найду для вас местечко… Если захотите пойти к какому другому парню, который тоже выставляет команду, условия будут те же. Если хорошо дерешься, с голоду не помрешь, а я с твоих кулаков разбогатею. Вот так. Идешь?

Руб сегодня не брился, он задумчиво скребет колючую щетину.

– Ну, а как, блин, я на все эти бои доберусь? Как выколупываться из Хелленсберга в воскресенье вечером?

– У меня микроавтобус. – Просто. – У меня микрач, туда я пихаю всех своих бойцов. Если тебя поломают, к доктору я не везу. Это не входит в контракт. А если убьют, хоронить тебя будут родные, не я.

– Ну, хорош нудить, – говорит Руб, и мы все смеемся, особенно Перри. Руб ему нравится. Это точно. Людям нравится, когда говоришь, что думаешь. – Если убьют… – передразнивает мой брат.

– Один чуть не того, – заверяет его Перри, – просто ночь была жарче обычного. Тепловой удар, хотя не сильный. Тяжеловес.

– О.

– Так что, – улыбается Перри, – идешь?

– Не знаю. Мне надо поговорить с менеджером.

– Кто твой менеджер? – Пери лыбится и кивает в мою сторону: – Не этот цветочек?

– Никакой он не цветочек. – Руб наставляет на него палец. – Он неженка. – Потом серьезно: – Вообще-то он, может, и тощеват, но, говорю тебе, держать удар умеет.

И я обалдеваю. Рубен Л. Волф, мой брат, заступается за меня.

– Правда?

– Правда… Хочешь, проверь. Мы пойдем во двор и поиграем в «один кулак». – Руб смотрит на меня. – Перелезем и заберем Пушка, чтоб не брехал. Ему нравится смотреть с нашего двора, так ведь?

– Он любит, да.

Мне остается лишь подтвердить. Старика Пушка сердит как раз то, что он по другую сторону изгороди. Ему надо быть рядом, чтобы хорошо видно. Тогда все в ажуре. Он или наблюдает с интересом, или ему становится скучно, и он засыпает.

– Что еще за Пушок? – спрашивает Перри оторопело.

– Увидишь.

Мы с Рубом и Перри встаем и идем на задний двор. Мы надеваем по перчатке, Руб лезет к соседям и через забор подает мне Пушка, и «один кулак» сейчас начнется. По лицу Перри я понимаю, что ему нравится.

У нас по одной боксерской перчатке, но шпиц Пушок требует внимания и поглажки. Мы наклоняемся и гладим шавку-малявку. Перри смотрит. По виду он из тех, кто одним пинком отправит собачку вроде Пушка отсюда на Луну. А оказывается, не такой.