Эдуард Тополь - Русские на Ривьере

Дальше я пропускаю некоторые подробности наших с ней личных отношений, потому что стараюсь сосредоточиться на сюжетах, которые можно использовать для нашего фильма. А интимных подробностей стараюсь избегать, у меня такой принцип: что касается нас двоих, касается только нас двоих. Поэтому я опускаю занавес и не рассказываю о том, что было между нами в течение последующих двух лет. К тому же ничего особенного и не было, вскоре после нашего знакомства я уехал во Францию, причем надолго, и наш роман продолжался только по телефону. Я периодически звонил ей из Парижа, она рассказывала мне о своей жизни, и я не помню, чтобы мы говорили друг другу какие-то нежности. Но когда два года спустя я приехал в Москву и мы встретились, то оказалось, что она относится ко мне так же тепло, как и тогда, когда мы познакомились.

Теперь она работала манекенщицей в Доме моделей, ей было восемнадцать лет без нескольких месяцев, и мне захотелось сделать ей ко дню рождения хороший подарок. Ведь она была из очень и даже очень бедной семьи. А поклонников своих, которые есть у каждой красотки из Дома моделей, она не умела использовать так, чтобы шикарно одеваться, ходить по ресторанам и так далее. То есть она все еще была трогательным полуребенком-полуженщиной, и я сказал:

– Твое 18-летие мы должны встретить в Испании, на берегу Средиземного моря, в каком-нибудь замечательном романтическом месте, между Севильей и Гранадой.

Я назвал эту точку планеты потому, что еще в детстве слышал замечательный романс, в котором «от Севильи до Гранады распевают серенады».

Понятно, что она такой перспективе безумно обрадовалась. Тут можно многое рассказать о мытарствах оформления выезда за границу человека из общества равного распределения убожества, но опустим эти детали. Тем более, что Катя была в этих вопросах абсолютно беспомощна, и мне приходилось преодолевать всевозможные сложности, чтобы девушке, которой еще нет 18 лет, оформить выезд. Но самой большой трудностью оказалось не получение заграничного паспорта, а разрешение родителей на загранпоездку. Правда, разрешение мамы она получила легко, там не было проблем, а вот с разрешением отца пришлось помучиться. Дело в том, что, хотя Катя носила фамилию отца, она его никогда в жизни не видела. У него была совершенно другая семья и отдельная жизнь. И вот Катя должна была прийти к этому незнакомому и практически чужому человеку и уговорить его пойти с ней к нотариусу с бумажкой, в которой написано, что он не возражает против ее отъезда за границу. Тут я уже ничем не мог ей помочь, это она должна была сделать сама.

А как она это сделала, я узнал совершенно случайно, когда мы уже ехали по Испании. Это было в машине, когда мы мчались по новой автостраде между Сан-Себастьяном и Мадридом, прорубленной среди гор. Над нами было голубое испанское небо, вокруг нас высились испанские горы с уходящими в небо острыми вершинами, а по испанскому радио вдруг ни с того ни с сего стали передавать русскую церковную музыку. И вот это сочетание автострады, грандиозных гор, тоннелей, сквозь которые мы пролетали, и русской музыки, очевидно, так подействовало на Катю, что она вдруг заплакала. Я спросил: что ты плачешь? И она сказала:

– Я вспомнила, как я брала разрешение отца. Я шла к нему, сжимая в руках эту бумажку, и когда поднималась по лестнице, то просто физически ощущала, что каждая ступенька – это год, который я о нем мечтала.

Я понял, что вся ее жизнь – это была дорога к отцу, которого ей не хватало, которого она всегда любила, но никогда не видела. Она его себе сочинила и подсознательно всегда хотела найти. И наконец появился не только повод прийти к нему, появилась возможность его увидеть, и теперь она шла к нему – вверх по этой лестнице. Конечно, предварительно она ему позвонила, и он знал, кто она такая и зачем придет. То есть не было момента неожиданности, встречи врасплох, и он мог подготовиться к встрече с дочкой, которую тоже не видел столько лет. Тем не менее он встретил ее очень сухо, казенно, по-деловому, спросил чисто формально «как дела?» и «где твоя бумага?». Быстро прошел с ней два квартала до нотариальной конторы, расписался где нужно и сказал Кате: «Пока, я спешу, я занят». Она была потрясена. Она не просила у него алименты, она не рассчитывала на его слезы раскаяния, поцелуи или какие-то подарки, но хотя бы обнять свою дочь, заглянуть ей в глаза, погладить по голове, сказать: «Господи, какая ты большая!»… Нет, ничего этого не было. Только – «привет, пошли, где расписаться? ах, тут! ну, пока, я спешу». То есть отец, о котором она мечтала восемнадцать лет, которого видела в снах и к которому поднималась по этой лестнице всю жизнь, – исчез, убежал, смылся. И видимо, потрясение от этого так глубоко в ней сидело, что даже за пять тысяч километров от Москвы она, вспомнив об этом, не могла сдержать слез…

Но как бы там ни было, она получила разрешение родителей и паспорт, я оформил ей французскую визу. И мы сели в мой любимый «БМВ-525» и отправились из Москвы в наше путешествие через Брест и Берлин, с короткой остановкой в Париже. Там я быстро сделал свои дела, и мы помчались дальше, потому что это было зимой, в начале морозного и ветреного февраля, а мы стремились туда, где тепло, где даже в рождественскую ночь температура не опускается ниже 20 градусов тепла, то есть на южное побережье Испании. Но точного адреса у нас не было, мы не знали, в какой город едем. Я считал, что по дороге от Севильи до Гранады что-нибудь само вынырнет из-за поворота, какой-нибудь сказочный гриновский Зурбаган.

На обед мы остановились где-то в центре Испании, в придорожном ресторане, устроенном в старинной мельнице. Именно с такими мельницами, наверное, воевал Дон Кихот, и, кажется, даже название этого ресторана было то ли «Дон Кихот», то ли «Сервантес». Короче, мы зашли туда и обнаружили, что меню написано только по-испански и никаких признаков других языков, даже английского, нет. Более того, официанты здесь тоже разговаривали только по-испански. Озадаченные этой ситуацией, мы стали разглядывать меню и обсуждать, что же выбрать, и в конце концов сошлись на том, что в каждой категории блюд закажем самое дорогое, потому что это, наверное, самое лучшее. И когда я уже хотел открыть рот, чтобы позвать официанта и ткнуть пальцем на самые крупные цифры в меню, мы вдруг услышали мужской голос, который на чистом русском языке сказал:

– Если вы не возражаете, я могу вам помочь.

Мы обернулись и увидели респектабельного испанского господина, который спросил:

– Вы из России?

– Да.

– О, я очень рад, я тоже родом из России. Я сын испанских эмигрантов, а точнее, испанских детей, вывезенных когда-то Сталиным из воюющей испанской республики. Я родился в Москве и люблю Россию. Знаете, я не советую вам брать самые дорогие блюда. Это для проезжих туристов, которые поступают точно как вы. Между тем в этом ресторанчике есть блюда совершенно уникальные. Я вам советую взять рыбу в соли.

На что Катя фыркнула и сказала:

– Я не люблю соленую рыбу.

– Нет, девушка, – сказал он с улыбкой, – это не соленая рыба, это рыба в соли. Поверьте мне, я отношусь к вам с искренней симпатией, последуйте моим советам.

– Хорошо, – сказал я. – Пусть будет по-вашему.

Действительно, обед был просто фантастический. И какая-то экзотическая закуска, и невероятно вкусный холодный суп «гаспаччо», и эта рыба, которая была совсем несоленой, оказывается, соль использовалась только для того, чтобы пропечь эту рыбу со всех сторон равномерно. И фрукты, которые мы взяли на десерт, и, конечно, вино, которое выбрал нам наш новый испанский знакомый, – все было совершенно замечательным.

Здесь я должен сделать маленькое отступление – буквально в несколько слов. Но если я его не сделаю, я буду не прав. Я объехал много стран и выбрал для жительства Францию, но если спросить у меня, какая страна после Франции самая лучшая на свете, то я, не задумываясь, скажу, что это Испания. И не только потому, что это необыкновенно красивая и огромная страна с разными климатическими зонами, фантастической красоты пейзажами и удивительным переплетением западноевропейской и мавританской культуры. Но и потому, что люди, которые живут в Испании, просто поразительны. Это люди в полном и подлинном смысле этого слова. Это люди открытой и большой души, необыкновенно доброжелательные. Во всяком случае, я был в Испании раз пять или шесть и каждый раз сталкивался со знаками внимания, потрясающими русского человека. Совершенно незнакомые люди, узнав, что я из России, то дарили мне бутылку вина, то давали добрые советы, о которых я их даже не просил. Так же, как и этот человек, с которым мы только что встретились. Мы пригласили его отобедать с нами, но он очень вежливо отказался, сказав, что он пообедает за своим столом, а чай мы выпьем вмеcте. И я оценил его деликатность. А когда мы уже втроем покончили с десертом, я спросил, куда он советует нам поехать на южном побережье. Он посмотрел на меня даже с некоторым недоумением и сказал: