Поль Констан - Несчастье на поводке

О существовании Анжело Кэти узнала одновременно с новостью об отцовстве собственного мужа. «Она что, слепая?!» — возмущалась жаба, выступая в суде. Малу не скрывала ни беременность, ни связь с мужем Кэти. Еще на Кэти навалился и уход Тони к Малу, которую Франк недавно выгнал из семейного гнездышка. Как ни странно, Кэти больше всего разозлилась на мужа Малу, который не смог закрыть глаза на произошедшее и выставил на всеобщее порицание тайну, которая касалась не только его жены, но и ее семьи тоже, тем самым обрекая их всех на мучения. Зачем было покорять вершины, противостоять опасным волнам, мчаться на всей скорости на спортивном мотоцикле, чтобы потом взять и раструбить всему свету, абсолютно не владея собой, то, о чем Кэти не желала знать?

Скандал разразился как раз тогда, когда она получила подтверждение от врачей, что беременна и собиралась объявить радостную новость Тони, ведь они оба так этого хотели, наконец-то, у них будет второй ребенок! А теперь она не знала, что делать, да и можно ли было что-нибудь сделать. Она больше ничего не понимала, оказавшись во власти бурных и противоречивых эмоций — разочарования, тоски, гнева, и даже ненависти — не стала ли она воспринимать рождение ребенка как собственную ущербность. Она попыталась сделать аборт, но не получилось из-за позднего срока. В коллективе беременность Малу, которую недавно отпраздновали громкой пирушкой с соком, пиццей и домашними фирменными тортиками, противопоставляли беременности, которую переживала Кэти. Консьержка, жаба, практикантка, а потом еще и приходящий два раза в неделю бухгалтер, единодушно заявили, что она была несчастна и никогда не рассказывала о ребенке. «Она ждала родов как освобождения». Нет, они раньше никогда не встречали такую несознательную мамашу, такую мрачную женщину. «Она зациклилась», — так и сказала жаба.

Не смотря на то, что Кэти больше не хотела ребенка, она вовсе не игнорировала его существование. Она объявила мужу, что собирается сделать аборт — бросила ему вызов, тогда еще не знала, что не получится. Он умолял сохранить беременность. Она ответила (он обо всем рассказал Малу, которая об этом доложила на суде в подтверждение того, каким чудовищем была эта женщина), что все равно избавится от ребенка, и что пришлет ему тело мертвого сына в его любимой спортивной сумке, и ей это будет в радость. Такое нарочно не придумаешь, и Малу хорошо помнила, как бедный Тони не мог найти себе места от ужаса после такой угрозы, осознав, какой непостижимо жестокой была его жена.

По словам матери, которая этим еще и кичилась перед лицом судьи, как ей казалось вполне обоснованно, Кэти образумилась только благодаря ей после того, как она убедила дочь, что дети всегда важнее для матерей, чем для отцов, и что ребенка она сама хотела, и что не стоило калечить себе жизнь, избавляясь от него. Она ей пообещала, что через несколько лет ребенок будет для нее большим счастьем. Беременность продолжилась ровно до половины срока. Она сохранила ребенка, но не до конца. Врач сказал ей, что в таком случае, разумеется, будет лучше спровоцировать роды преждевременно. Она угрожала зародышу преждевременными родами, и рассказывала об этом каждому встречному — поперечному, о чем многие и заявили на суде. В полгода они уже вполне жизнеспособны, а инкубатор доведет дело до конца. Отвратительная женщина, бесчеловечная мать.

Хоть Кэти и опровергала все сплетни, которые обернулись позже показаниями в суде, преждевременные роды действительно оказались не в ее пользу, потому что имели место не по медицинским показаниям, а из-за несчастного случая. Как-то в супермаркете в отделе замороженных продуктов она наткнулась на Малу, разодетую в серых слоников на желтом фоне, которых отечественный легпром предложил молодым мамочкам в этом сезоне. В тележку она сгрузила детский стульчик, упаковку подгузников, термос с соской, а на груди в сумке-кенгуру держала Анжело, чьи пухлые ножки свисали в подобранных по цвету ползунках.

Одно дело знать, что ребенок существует, и совсем другое — увидеть его и понять, что Малу прижимает к сердцу плод своей предательской любви с Тони. Она застыла в проходе между стеллажами, растерянная, глаза округлились от изумления, уставившись в россыпь серых слоников на желтой ткани. Она больше ни о чем не могла думать, только о серых слониках. И вдруг возникло острое желание никогда этого больше не видеть, развернуться и выбежать отсюда, сесть в машину, захлопнуть дверь, дать задний ход и умчаться на край того света, горизонт которого ожидал ее в тупике за углом.

Живот сжался, она надолго запомнит то ощущение, когда живот вдруг сдулся прямо в руках, которыми она пытается его защитить — большая дыня, маленький арбуз. Живот окаменел от боли, ребенок задыхается внутри. Процесс сжатия только начался, его нельзя остановить. Кэти родила ребенка восьмимесячным, и то с натяжкой, в полном одиночестве, потому что мать пришла, естественно, только после родов, Тони нельзя было дозвониться, и он вовсе не явился — ребенок должен был родиться намного позже.

Посетитель у нее был только один — Лили — ее подруга детства, тоже временная практикантка, она задержалась в юридическом отделе службы водоснабжения на несколько недель, а потом бесследно исчезла на лоне природы. Поселилась она за холмом, унаследовав автосвалку отца. Кэти никогда не интересовало, что стало с Лили, а та, кажется, напротив, все это время следила за судьбой Кэти. Она была в курсе про Тони и Кэти и пришла на помощь разочаровавшейся в жизни, одинокой женщине, которая переживала за ребенка, лежащего где-то в инкубаторе.

Лили принесла подруге радостную весть: ребенок был хорошенький и уже был похож на своего брата Оливье. Будучи чужой в этой истории, она стала связующим звеном между грудничком и его матерью, определив ему место в семье. Упомянув очаровательного пятнадцатилетнего юношу Оливье, она открыла для хилого недоношенного малыша дорогу в будущее.

— Как назвали?

— Камиль-Анжело. Красиво, правда? — спросила у нее мать Кэти, чтобы заручиться ее поддержкой.

Воспоминания Кэти о подруге начинаются с первого дня, как они пришли в школу. Лили была широколицей, бледной с черными распущенными волосами и челкой — полная луна или персонаж из «Веселой азбуки». В отличие от своих собратьев по картинкам, Лили сбежала со страниц книжки, перешла школьный двор и заняла место в классе прямо напротив учительницы, как примерная девочка, которая всегда поможет. Она состояла из пары кружков и нескольких палочек, почти как примитивный человечек из книжки — это вселяло доверие.

Она была милой, послушной девочкой, которую учительница всегда ставила в пример и прикрепляла к самым проблемным детям для перевоспитания. Своеобразный метод приструнить быка во время корриды. Девочка использовала природное обаяние, любовь к разноцветным мелкам и тряпке, чтобы усмирить класс по-семейному, практически по-хозяйски.

Куда бы ни заводили Кэти ее воспоминания, Лили всегда была недалеко, но не надоедала, а вселяла оптимизм. В младшей школе и в старших классах. А в университете — исчезла, но никто этого не заметил. Потом вдруг вновь возникла в юротделе, пришла на практику в бухгалтерию, Кэти как раз тогда рожала сына Оливье. Ей казалось, что теперь они всегда будут вместе, потому что сама судьба их свела — они душевно общались, Лили была очень внимательна к ней и обожала Оливье. То, что окружающие обожают Оливье, так же как вся семья, и она сама, Кэти казалось вполне естественным. Она даже никогда не задумывалась, что Лили приходила к ее сыну, предлагала его перепеленать или погулять с ним, по каким-то своим личным причинам. Молодая мама с радостью доверяла лучшей подруге ребенка, как в детстве — куклу.

А потом Лили снова испарилась на три или даже четыре года, Кэти опять это никак не обеспокоило. Говорили, будто она нашла работу на Севере Франции. Где именно? Для местных жителей север — это все, что дальше Авиньона. Кэти никогда об этом не задумывалась. Все, что интересовало ее в то время, — это юротдел и дом, повседневная жизнь, которая настолько ограничивала и поглощала ее, что ей даже в голову не приходило, что может быть по-другому. Никому в голову не пришла мысль и о скитаниях Лили. Все были счастливы, а что Лили — нет, никто не мог себе представить, равно как и то, что обычная девочка со страниц азбуки жила вовсе не так, как в детской сказке. Лили возникла в родильном отделении такая же, как раньше: сделанная из кружков и палочек, все с той же заколкой в темных волосах и челкой, как у Жанны д’Арк. С той лишь разницей, что с ростом метр шестьдесят весила она восемьдесят семь килограммов.

— Когда вы выписались из роддома, вы часто виделись? — спросил адвокат.

— Только пока ребенок был в инкубаторе, потому что она хандрила, потому что еще не могла вернуться на работу и еще потому, что вечером, именно вечером дом был особенно пустым.