Мириам Дубини - Танец падающих звезд

— Мне не идет зеленый, — сообщила Грета.

— Смотри, какой комбинезон-шорты! Как будто специально для тебя! В нем будет удобно ездить на велосипеде. Ты можешь даже оставить эти жуткие черные ботинки, но сохранить при этом чуть-чуть женственности.

— Ну правда, Эмма. Я и так уже постригла волосы…

— Просто примерь! — приказала подруга. — Когда ты увидишь себя в нем, ты не захочешь его снимать. Я уверена.

Грета снова сдалась перед напором Эмминого энтузиазма. Послушно пошла в примерочную и задвинула за собой плотную штору. Потом повернулась к зеркалу и увидела шляпу. Серую мужскую шляпу, висевшую над зеркалом. Рядом со своим отражением она вдруг представила фигуру Ансельмо. Он всегда носил такую шляпу. Грета не двигалась. И не дышала. Она не знала, сколько времени так простояла. Потом за ее плечами резко рванули штору:

— Грета! Ты меня слышишь?

Нет, она ничего не слышала.

— Ты… Ты его даже не надела!..

Грета повернулась к Эмме, но видела перед собой только призрак, возникший в зеркале.

— Прости, — сказала она, возвращая ей комбинезон. — Сама видишь, это все бессмысленно.

— Что бессмысленно? Подожди!

Ответа не было. Только пустота. Дырка в центре сердца. И с этим ничего нельзя было поделать. Бессмысленно пытаться заполнить пустоту новой тряпкой или прической.

— Мне надо домой.

— Прямо сейчас? Подожди!

— Я и так ждала слишком долго.

Грета попрощалась и вышла на улицу. Она шла медленно, едва волоча ноги. Он был ей нужен. Как воздух. Запах ветра и дороги. Хотя бы еще один раз. Всего лишь один. Она отвязала Мерлина и направилась в сторону Корвиале. Минут через пятнадцать она может быть в мастерской. Войти. Обнять его. Вдохнуть запах его кожи между подбородком и плечом. Пятнадцать минут. Потом десять. Пять. Минута. Грета выехала на улицу Джентилини с легким сердцем и ощущением безрассудного предчувствия счастья. Когда все теряет смысл, нет смысла бояться. Чтобы переломить судьбу, достаточно нескольких секунд просветленного безумия. А иногда и того меньше: пять ударов по педалям. И потом будет он. Причал его объятий. Конец пути.

Грета подкатила ко входу в мастерскую, но не смогла остановиться.

Она приехала домой страшно голодная. Смела остатки ужина — и не наелась. Ей захотелось пить. Она выпила воды, молока, снова воды, апельсинового сока. Ей чего-то не хватало. Четвертого этапа. Шоколада. Во всей квартире не было и тени шоколадной плитки. Она могла выйти и купить ее. Ни малейшего желания. Ей захотелось спать. Заснуть глубоким, темным, как шоколад, сном и больше никогда не просыпаться. Она бросилась на кровать и ухватилась за подушку. Потом закрыла глаза и вытянула руку. И вдруг нащупала что-то под простыней. Тонкий край конверта. Письмо, которое для нее нашел Ансельмо. Грета совсем забыла о нем. Она поднесла конверт к носу в поисках следа его запаха. Конверт ничем не пах. Она открыла его. Как будто, сделав это, могла на минуту снова оказаться рядом с ним. Она не нашла в конверте человека, которого любила, — она встретилась там с мужчиной, о котором не вспоминала много лет.

Дорогая Грета,

Я так давно тебе не писал. Впрочем, учитывая то, что ты ни разу мне не ответила, я не уверен, что ты прочитала хотя бы одно из моих писем.

По причинам, которые я предпочел бы объяснить тебе лично при встрече, я приезжаю в Рим. Я буду один, и мне бы хотелось увидеть тебя, чтобы рассказать одну историю. Мою историю. И я хотел бы услышать твою. Пожалуйста, ничего не говори маме. Позвони по номеру телефона в конце письма — и я приеду, куда ты скажешь.

Жду не дождусь дня, когда смогу обнять тебя.

Грета вполголоса произнесла номер телефона, как магическую формулу слишком опасного заклинания. Она не видела своего отца десять лет. Последнее воспоминание о нем — ее третий день рождения. Отец подарил ей белого волка и пообещал, что скоро вернется, а волк пока будет ее охранять.

— Когда ты вернешься? — спросила она.

Он что-то ответил. Она не помнила что именно. Да и какая разница. Все равно это была ложь.

Сначала она считала дни, потом недели, потом месяцы. Потом она перестала считать. И перестала разговаривать с белым волком. Но волк не обижался. Он продолжал смотреть на нее блестящими глазами и охранять ее постель. Как глупо, думала Грета. Волк должен кусаться, а не сидеть тихоней на кровати. Чтобы наказать его, она оторвала ему нос. Но волк не разозлился. Тогда она решила запереть его в самом темном углу шкафа. А потом забыла о нем. Он не напоминал о себе и восемь лет смирно просидел в темноте — без носа, но навострив уши, готовый в любую минуту наброситься на злодеев.

На свой двенадцатый день рождения Грета попросила пару высоких черных ботинок и разрешения выбросить все платья в цветочек, которые мама упорно ей покупала. Ей подарили и ботинки, и разрешение. Складывая свою старую детскую одежду в черный мешок, Грета нашла волка. Он все эти годы сидел в шкафу. Без носа, в темноте. Ей захотелось обнять его. И поцеловать в безносую морду. Но она не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она оторвала деревянную пуговицу от старого платья в розовых бутонах и божьих коровках и пришила ее к вытянутой волчьей морде. А потом дала ему имя: Волк.

Грета положила письмо на стол, а Волка себе на грудь. Посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Ты готов кусаться?

Она просто ушла. Ничего не объяснив.

— Опять?

— Мне казалось, нам было так весело. Мы уже поболтали, сделали ей прическу… Она была очень довольна, — вслух размышляла Эмма.

— А шопинг и шоколад? — вмешался любопытный Шагалыч.

Эмма грустно посмотрела на него и покачала головой.

— Но почему? Что случилось?

Она молча пожала плечами. Потом сказала:

— Я надеялась найти ее здесь…

Эмма обвела мастерскую задумчивым взглядом. Лючия и Шагалыч пытались реанимировать его гоночный велосипед. Из глубины комнаты ей навстречу шел Гвидо, он катил за собой кремового цвета «голландца».

— А ты все-таки вернулась! У нас с тобой есть работенка. Помнишь?

— Конечно! Поэтому я и пришла, — солгала Эмма.

— Отлично. За работу!

Выбирать не приходилось. Хозяин веломастерской был упрямее ее. Эмма пыталась заплатить ему, чтобы он немного подремонтировал ее голландский велосипед и вернул ему былую элегантность, но Гвидо наотрез отказался. Единственное правило его мастерской состояло в том, что здесь никто никому ничего не платил. Если ты хочешь получить велосипед, ты должен сам привести его в порядок. В твоем распоряжении есть все необходимые инструменты и помощь других велосипедистов, но работать ты должен сам, своими руками. Это-то как раз Эмме и не нравилось.

— Хорошо, — согласилась она, отложив на время поиски Греты и решив, что позвонит подруге позже. Пока лучше оставить ее в покое. Наверное, ей и в самом деле надо немного побыть одной.

— А перчатки мне полагаются?

Эмме выдали перчатки. Она надела их и помогла Гвидо закрепить велосипед на железной раме из труб и болтов, выполнявшей функцию подставки. Когда они вместе подняли руль до высоты своих плеч, в дверном проеме за спиной мастера возник темный силуэт. Он сделал три решительных шага вперед и приветственно поднял руку.

Гвидо увидел, как глаза Эммы сузились в щелку, а потом широко раскрылись от удивления. Он обернулся. В его мастерскую вошел парень, который всего несколько недель назад разгромил ее. На этот раз он пришел один, без своих напарников, ходивших за ним тенью, и без мотоцикла.

— Тебе чего?

Гвидо сказал это тоном, обозначавшим четкую границу между тем, кто просит, и тем, кто дает. Эмилиано не стал ее нарушать:

— Велосипед.

Хозяин мастерской продолжал наблюдать за ним издалека. Эмилиано не двигался с места. Все остальные замерли в ожидании. Молодой человек понял, что придется просить. Он не привык это делать. От внушительной фигуры Гвидо отделился тонкий силуэт. Рыжий цвет Эмминых волос придал юноше смелости.

— Вы можете мне помочь?

— Можем? — спросил Гвидо, обводя взглядом стоявших рядом ребят.

Голова Эммы поднялась и опустилась, прежде чем девушка успела о чем-то подумать. Шагалыч размышлял чуть дольше:

— Мочь-то можем, только я не уверен, что хотим.

Лючия присоединилась к вышесказанному, скрестив на груди пухлые руки.

Эмилиано обвел взглядом всю компанию: это была стена, отделявшая его от нее. Он должен был найти способ перелезть через стену.

— Что мне надо сделать, чтобы…

— Можешь, например, попросить прощения, — перебила его Лючия.

Просить прощения было трудно. Труднее, чем прийти в мастерскую. Даже глаза Эммы не могли ему в этом помочь. Но он должен был перелезть через стену.