Виктория Токарева - День без вранья (сборник)

Хороший это остров или не особенно, он так и не понял, потому что они с Катей не выходили из номера. Они любили друг друга двадцать четыре часа в сутки, делая перерыв на сон и на еду. Катя пила сухое кипрское вино и ела фрукты, как Суламифь, которая изнемогала от любви… Но где-то к вечеру просыпался зверский аппетит, и они выходили в ресторан под открытым небом. Музыка, близость моря, стейк с кровью, а впереди ночь любви. Так не бывает…

Костя не выдержал и сознался, что любит.

– За что? – спросила Катя.

– Разве любят за что-то? – удивился Костя.

– Конечно.

Костя подумал и сказал:

– За то, что ты всякая-разная…

– У тебя есть слух к жизни, – сказала Катя. – Как музыкальный слух. Знаешь, как называются бесслухие? Гудки. Вот и в жизни бывают гудки. Все монотонно и одинаково.

– Но может быть, гудки умеют что-то другое?

– Возглавлять оценочную комиссию. Разбираться в живописи. Я хочу, чтобы во мне разбирались, в моей душе и в остальных местах…

Играла музыка. Танцевали пары. Одна пара очень хорошо танцевала, особенно парень. Он был в шляпе и в длинном шарфе. Катя застряла на нем глазами.

Костя встал и пошел танцевать. Один. Постепенно ему уступали площадку. Всем хотелось смотреть.

В студенчестве Костя участвовал в пародийном ансамбле, объездил с ним полстраны. Чтобы станцевать пародию, надо знать танец. Костя знал. Двигался, как Майкл Джексон. Когда музыка кончилась, ему хлопали, требовали еще. Но «еще» – было бы лишним. В искусстве главное – чувство меры.

Когда он вернулся к столику, Катя смотрела на него блестящими глазами.

– Может, ты еще петь можешь? – спросила Катя.

– Могу, – серьезно ответил Костя. – А что?

Он мог все: петь, танцевать, любить, готовить пельмени. У него был музыкальный слух и слух к жизни. Он не мог одного: зарабатывать деньги. Но этот недостаток перечеркивал все его достоинства.

Ранним утром Катя проснулась и решила выйти на балкон – позагорать. Но Костя спал, и она не хотела шуметь, тревожить его сон. Однако все-таки очень хотелось выйти голой под утреннее солнце. Она стала отодвигать жалюзи по миллиметру, стараясь не издавать ни единого звука. А Костя не спал. Смотрел из-под приспущенных век, как она стоит голая и совершенная, отодвигает жалюзи, как мышка. Именно в эту минуту он понял, что любит. Сказал давно, а понял сейчас. И именно сейчас осознал, что это не страсть, а любовь. Страсть проходит, как температура. А любовь – нет. Хроническое состояние. Он не сможет вернуться в прежнюю жизнь без Кати. Он всегда будет вальсировать с ней под музыку любви. И даже если она будет злая – он будет кружить ее злую, вырывающуюся и смеяться над ней. Когда любовь – это всегда весело, даже если грустно. Всегда хорошо, даже если плохо.

А когда нет любви – становится уныло, хочется выть. А под вой – это уже не вальс. Совсем другой танец.

Все тайное становится явным. Жена случайно встретила Валерку Бехтерева, узнала про деньги в долг. Связала долг с отсутствием мужа. Отсутствие связала с южным загаром. Остальное Костя рассказал сам. Жена собрала чемодан и выгнала. Последнее слово было, естественно, за тещей. Но он сказал ей: «Меня оправдывает чувство». После чего за ним была захлопнута дверь, а Костя стал спускаться с лестницы пешком.

Костя оказался на улице, в прямом и переносном смысле этого слова. Ему было негде ночевать.

Звонить Кате он не хотел. Это не по-мужски – перекладывать на женщину свои проблемы. Отправился к Валерке Бехтереву. Валерка был холост и жил один.

– Ты что, дурак? – спросил Валерка, доставая из холодильника водку.

– Почему? – не понял Костя.

– Знаешь, как трудно найти порядочную жену? А ты взял и сам бросил.

– Я полюбил, – объяснил Костя.

– Ну и что? И люби на здоровье. А жену зачем бросать?

Валерка нарезал сыр и колбасу. «Жлобская еда», – подумал Костя. На Кипре он привык к свежим дарам моря: устрицам, креветкам. Колбаса казалась ему несвежей, пахнущей кошачьей мочой. Костя стал есть хлеб.

– Ты чего как в тюрьме? – спросил Валерка. Он сидел за столом, высокий и сильный. Физический труд закалил его. Валерка разлил водку по стаканам.

– Разве ты пьешь? – удивился Костя.

– А у нас без этого нельзя, – объяснил Валерка. – Вся бригада пьет. Без этого за стол не садятся. А я что, в стороне? Они не будут меня уважать. А что за бригадир без уважения коллектива…

Валерка профессионально опрокинул стакан.

– Ты стал типичный пролетариат, – заметил Костя.

– А какая разница? Интеллигент, пролетарий… Одно и то же. Просто книжек больше прочитали.

– Значит, не одно и то же.

Костя поселился у Валерки.

На ночь Валерка вытаскивал для Кости раскладушку. Ночью, когда Костя вставал по нужде, Валерка поднимал голову и спрашивал:

– Ты куда?

Потом поднимался и шел за Костей следом, будто контролировал. Если Костя хотел пить и сворачивал на кухню, то Валерка шел следом на кухню. Костя не мог понять, в чем дело, а потом догадался: Валерка где-то прячет деньги. У него тайник, и он боится, что Костя обнаружит и, конечно же, украдет.

Утром Валерка, отправляясь на работу, собирал «тормозок» – так называлась еда, которую рабочие брали с собой. Костя подозревал, что название происходит от слова «термос», но «термосок» произносить неудобно и как-то непонятно. Поэтому – «тормозок». Удобно, хотя и бессмысленно. Валерка складывал в пакет вареную в мундире картошку, вареные яйца, неизменную колбасу, хлеб. Валерка тратил минимум на питание, экономил деньги и складывал их в тайник. До лучших времен. Как учили коммунисты, во имя светлого будущего. Но почему настоящее должно быть темнее будущего – непонятно.

Костя подъехал к Катиному дому на Бережковской набережной. Шел дождь. Люди горбились, как пингвины. А еще совсем недавно были море, солнце и любовь.

Костя остановил машину, поднялся на четвертый этаж, позвонил в квартиру двадцать.

Открыла Катя. Она была в синем атласном халате с японскими иероглифами.

– А я тебя потеряла, – сказала она. – Проходи.

– Ты одна? – проверил Костя.

– Одна. Но это не важно.

– Важно, – сказал Костя и обнял ее сразу в прихожей. Ладони скользили по шелку, как по Катиной коже. – Родная… – выдохнул он, хотя это было не его слово. Он никогда им не пользовался.

– А я тебе звоню, мне отвечают: он здесь больше не живет…

– Это правда, – подтвердил Костя. – Я ушел…

– Куда?

– Не знаю.

Катя отстранилась. Смотрела исподлобья.

– Из-за меня?

– Из-за нас, – поправил Костя.

Прошли на кухню. Костя заметил, что над плитой и мойкой – сине-белые изразцы. Должно быть, тоже из дворца.

Катя стала кормить кроликом, тушенным в сметане. На тарелке лежали две ноги.

– Кролик… – удивился Костя. – Я его двадцать лет не ел.

– Самое диетическое мясо.

– А зачем ты отдала все ноги?

– Почему все? Только две…

– А всего их сколько?

– Четыре, по-моему…

– Ну да… Это у кур две, – сообразил Костя.

Он стал есть, молча, умело отделяя мясо от кости. Было понятно, что они думали не о кролике, а о том, что делать дальше. Если Костя ушел, сделал ход, – значит ответный ход за Катей. Она тоже должна совершить поступок. Уйти от мужа. Но куда? Из таких квартир не уходят в шалаш, даже с милым.

– Эта квартира чья, твоя или мужа? – спросил Костя.

– Общая. А что?

– Так… Все-таки кролика жалко. Кур не жалко, они глупые.

Костя забрасывал проблему словами. Но Катя поняла ход его мысли.

– Я поговорю со старухой, – сказала она. – Поживешь на даче. Я скажу ей, что ты будешь сторожем. Платить не надо.

– Кому платить? – не понял Костя.

– Ты ничего не платишь за аренду, а она – за твою работу.

– За какую работу?

– Сторожа.

– Но я не буду сторожем.

– Если ты там живешь, то это происходит автоматически.

Костя смотрел на Катю.

– Понял? – проверила она.

Теперь Катя забрасывала словами проблему: при чем тут старуха, сторож, платить… Дело в том, что Катя не хочет делать ответный ход. Она хочет оставить все как есть. В ее жизни ничего не меняется. Просто появляется любовник, живущий на природе. Секс плюс свежий воздух.

Свободный любовник потребует время. Времени у Кати нет.

– Если хочешь, я возьму тебя на работу, – предложила она.

– Куда?

– Шофером. На фирму. Бензин наш. Зарплата – пятьсот долларов.

– Это много или мало? – спросил Костя.

– Столько получает президент.

– Президент фирмы?

– Президент страны.

– Что я буду возить?

– Меня.

Таким образом Катя совмещала время, работу, любовь и семью.

– Ты согласен? – Катя посмотрела ему в глаза.

Согласен ли он иметь статус обслуги?

– Я согласен. А сколько получает президент фирмы?

– Гораздо больше, – неопределенно ответила Катя.

– Больше, чем президент страны?

– Зачем тебе считать чужие деньги? Считай свои.