Вернуться домой - Чистов Олег

В гостинице нам пришлось прожить дней десять. Учитывая наши сбережения это было очень накладно. Мужчины вплотную занялись поисками приемлемого для наших семей жилья. Параллельно улаживали всякие бюрократические «загогулины» в мэрии и префектурах. Мы с мамочками ходили по магазинам, прикидывали, что нам надо купить в первую очередь. Сопоставляли парижские цены с нашими возможностями.

Да, Париж — город огромный, но и в нем найти нужное нам жилье было непросто. Дело в том, что за эти годы скитаний по чужим углам мы привыкли жить одной большой семьей. Здесь, в столице, не мыслили жить раздельно. Нам с Сашенькой не говорили этого вслух, но и так было ясно. Наши родители давно уже все спланировали. Будем жить все вместе. Сашенька окончит колледж, получит приличную работу, мы поженимся. Только тогда, возможно, мы «отпочкуемся» — и то не далеко. Будут дети, и старики должны быть рядом, чтобы помогать, учить и воспитывать внуков. Обычная «классика» русской семьи.

Подобный уклад русских семей абсолютно непонятен и неприемлем для Запада. Здесь превалирует в первую очередь личное спокойствие и благополучие. Но я уверена, что именно наш семейный уклад является тем фундаментом, на котором стояло, стоит и дай Бог будет стоять русское общество и Россия в целом. Убери, разрушь основание — и мы превратимся в обычную человеческую массу, не помнящую своего родства.

На тихой зеленой улочке в стороне от центра, но всего в одной остановке от колледжа, где в последующем учился Сашенька, мы нашли подходящее жилье. Небольшой особнячок в три этажа. Первый этаж отдан под цветочный магазин. Второй этаж состоял из большой залы и четырех небольших комнат. Здесь и обитала пожилая хозяйка с еще более старой сестрой и экономкой. Имелась большая кухня и ванная комната. Третий этаж, а точнее, мансарду, занимали два студента из Сорбонны. «Вполне порядочные молодые люди», — так их охарактеризовала хозяйка. Врачи давно и настоятельно рекомендовали женщине сменить климат. Она долго сопротивлялась, но вот теперь «созрела». Решила перебраться в свое небольшое родовое поместье под Бордо.

Оговорили все условия и требования, но одно из них чуть не разрушило всю сделку. Хозяйка потребовала внести первый взнос наличными в размере полугодовой аренды. По лицам наших отцов я поняла, что это нереально. Положение спасли наши матери. Хором, почти с восторгом заверили: «Да-да, конечно, мы завтра же внесем всю сумму».

Наши отцы так и остались стоять с вытянутыми лицами. На следующий день в одном из ближайших ломбардов были заложены две пары старинных серег: пара уральского малахита в золоте и пара с мелкими, но чистой воды изумрудами. Через день мы съехали с гостиницы.

Сашенька поступил в технический колледж. Правда, ему не зачли несколько предметов, экзамены по которым он сдавал в Харбине. Как говорят в России: «В каждой избушке свои «погремушки». Ему это стоило лишнего года учебы.

Она всплеснула руками и продолжила шутливым тоном.

— Я же не сказала вам. По профессии он у меня инженер-мостостроитель.

Засмеявшись, наклонилась ко мне и, прикрывая рот ладошкой, громко зашептала.

— Правда, я думаю, что он этих мостов больше уничтожил, чем построил.

Муж возмутился.

— О Господи, Саша, что ты говоришь!

— Что я такого сказала дорогой? Пока я буду рассказывать дальше, ты вспомни и подсчитай, потом скажешь, права я или нет!

Глава 4

ПАРИЖСКИЕ ТАЙНЫ И ПРОБЛЕМЫ

Слегка хлопнула входная дверь. В зал с центрального входа вошел наш главный особист, курировавший весь аэропорт.

Чуть выше среднего роста, аккуратная стрижка под «низкую канадку». Внешность совершенно неброская. Костюм светло-серого цвета. В тон костюму на ногах темно-серые туфли, явно импортные. Верхняя пуговица голубой сорочки расстегнута, узел галстука слегка ослаблен. Проходя мимо «интуристовской» стойки, поднял левую руку, согнутую в локте, готовя ее для приветственного хлопка.

— Привет, Георгий, кажется, сегодня еще не виделись?

Жорка вежливо прихлопнул, даже попытался слегка придержать его ладонь в своей ладони.

— Добрый день, сегодня еще нет.

Не останавливаясь, он шагнул дальше, поднял руку над головой и помахал в сторону барной стойки. Широким барским жестом, обводя рукой стойку, Валерка отозвался на приветствие.

— Может быть, по кофейку?!

— Нет, спасибо. Не сейчас, позже.

Спокойным взглядом серых глаз обвел нашу группу, кивнул мне, здороваясь. Достал ключ, открыл дверь кабинета без таблички, вошел, щелкнув замком.

Все это по-своему оценили мои собеседники. Саша тихо спросила:

— Наверное, ваш большой начальник?

И тут черт дернул меня за язык. Я наклонился к ней. Таким же тихим голосом, но дополняя его широким Валеркиным жестом, ответил:

— Это самый большой начальник — всех начальников. И всего-всего этого.

По моему жесту они поняли, что я имею в виду не только помещение, но и все, что находится за его стенами. Люди с их судьбами, строения, технику. Мои старички напряглись, переглянулись. Повисла пауза, во время которой я мысленно выругал себя последними словами.

Сашенька хмыкнул:

— Совсем молодой человек, наверное, и сорока нет.

Я уточнил:

— Да нет, сорок есть, даже с небольшим хвостиком.

— Все равно молодой. Если не секрет, в каком он звании?

— Майор.

Он слега задумался, прикидывая что-то в уме.

— По общевойсковым меркам как минимум полковник.

— Неужели, — удивилась Саша.

Добавила:

— Но ведь есть еще и генералы, кто же тогда они?

— И по званию, и по должности почти Боги, — ответил муж.

И был совершенно прав. Внимательно посмотрел на меня, спросил:

— Молодой человек, а вы уверены, что у вас не будет неприятностей после нашего отъезда?

Вот тут надо было не перестараться, не переиграть, иначе я не услышу больше ничего.

— Да нет, он абсолютно нормальный мужик, если даже и спросит, расскажу ему вашу историю.

— Вот это правильно, — поддержала меня Саша. — Нам нечего скрывать, пусть и они знают.

Муж печально улыбнулся и добавил:

— Можно подумать, что они ее не знают.

— Ну и ладно, молодому человеку видней, я думаю, он здесь не первый год работает. У нас мало времени. Все на этом!

Первый год нашего пребывания в Париже был самым тяжелым. Город был наводнен эмигрантами из России. Публика, как и в Харбине, разношерстная, только рангом повыше. Начиная от членов Императорского дома до офицеров гвардии, известных художников и артистов. Зачем я это буду рассказывать, уверена, что это известно всем.

Я утвердительно кивнул головой.

— Найти и получить более-менее приемлемую работу чрезвычайно сложно. Отлично помню, как мы с нашими маменьками поспарывали с платьев лучшие кружева. Отпаривали их, гладили. Затем ходили по парижским модным домам, предлагая свои услуги в изготовлении подобных изделий. Рады были любому мелкому заказу. В прожорливом горле ломбарда исчезали портсигары отцов, кольца матерей. Сашенька тоже занимался репетиторством, он имел парочку лоботрясов, которых подтягивал по математике и физике. Но это все копейки, а Парижу подавай деньги, серьезные деньги.

Начало нашей жизни во Франции особенно тяжело давалось отцам. Полные сил и энергии, хорошо образованные, привыкшие обеспечивать семьям достойное существование, они оказались невостребованными. Ежедневное, унизительное хождение по фирмам и государственным учреждениям результата не давало. В лучшем случае работа предлагалась от грузчика до продавца в газетном киоске. Опуститься до такого уровня — это значит потерять к себе всякое уважение. Правда, чего уж там греха таить, была и такая категория в среде эмиграции. Осуждать их трудно, наверное, просто нельзя, люди доходили до крайности.

Вспоминая первые годы эмиграции, я пришла еще к одному выводу. На тяжелом трудоустройстве наших отцов сказался еще один фактор. Как в Харбине, так и в Париже наши родители всячески старались оградить семьи от втягивания в какие-либо противоборствующие группировки. Очень часто отказывались от предложений своих соотечественников, понимая, что потом они будут обязаны этим людям и могут быть втянуты в какую-либо авантюру.