Ирина Богатырева - Товарищ Анна (сборник)

Но мы знали Алтай, а потому не могли совсем не верить нашим богатырям и думали, как бы исполнить обещанное: как не попасть в деревни вечером. Если бы мы пошли сейчас, именно в сумерках оказались бы в Коо. Выхода было два: либо не идти никуда, ночевать здесь и двинуться утром, либо поймать машину и проехать опасный участок. Как это ни странно, по той пыльной грунтовке, что тянулась вдоль Чулышмана, изредка ездили отчаянные туристы, и сюда, до впадения речки Чульчи, нас довезли добрые люди. Люди поехали дальше, а мы остались у лесников. И вот теперь, чувствуя себя совершенно счастливыми, чувствуя себя наконец-то потерянными в этом раю, мы меньше всего хотели, чтобы воздух огласился ревом двигателя. В тишине, под гул реки и сухой треск степных кобылок, так хорошо было лежать и переиначивать на все лады одну-единственную фразу-заклинание: «Хочешь, постопим». – «Постопим, если хочешь».

Райские жители появились внезапно: они склонились и заслонили нам солнце. Славка тут же встрепенулся и сел, а я не сразу сообразила, что это люди, а не облака. Но сверху раздалось странное:

– Медведя купи, – и я открыла глаза.

Два молодых и от долгого пьянства черных алтайца смотрели на нас сверху вниз. Они смотрели на нас, как, наверное, будут глядеть инопланетяне, если когда-нибудь все-таки приземлятся на нашу грешную Землю. В их лицах было и недоумение, и умиление. У одного, правда, еще напряженное недоверие. Другой же улыбался Славке открыто, будто они были друзья.

– Медведя купи. Надо медведя? Дешево отдам, всего за две тысячи.

Я тоже села и быстро огляделась, ожидая увидеть привязанного в кустах бурого медведя. Но вместо него чуть в стороне стояла женщина с мешком у ног. Она застенчиво улыбнулась мне. Я представила, что медведь в мешке.

– Какого медведя? – спрашивал тем временем Славка. – Зачем?

– Нет-нет, нам не надо, – затараторила я, придя в себя и вспомнив наставления богатырей.

– Дешево отдадим, – повторил улыбчивый алтаец без энтузиазма и сел рядом со Славкой. По всему было видно, что сидеть собрался долго, ноги его не держали. На меня он не обращал внимания. – Ты откуда, земляк?

– Из Барнаула, – соврал Славка, отняв от нашего путешествия сюда четыре тысячи километров.

– Правда? – резонно не поверил алтаец. – А меня Эрмен зовут. Выпить есть?

– У нас нет ничего, – сказала я, но мужчины на меня не посмотрели: дела им не было до того, что кто-то в кустах пищит.

– У нас тут у кореша день рожденья, ну пили, конечно, но ты не смотри. А может, есть что выпить?

Второй обошел Славку слева, достал сигареты, присел и молча толкнул его в плечо. Типа, есть закурить? Мой интеллигентный Славка, по которому невооруженным глазом видно, что он аспирант и будущий кандидат, который с людьми привык говорить на «вы» и искренне удивлялся, если человек не читал в детстве Гомера, в юности – Толстого, а в студенческие годы – «Жизнь Клима Самгина», – этот мой Славик только улыбнулся близоруко и развел руками. Не курю, мол.

– Я у вас в Барнауле бывал, бывал, – продолжал Эрмен, не глядя, достал зажигалку и прикурил второму. – Я такси типа гоняю. Больше в Горно-Алтайск, но и к вам тоже бывает, бывает. Ты не смотри, что мы сейчас такие. Это ж день рожденья, грех не выпить, праздник. И на свои гуляем. Вот это, видишь, Алик. Он из Чечни пришел. Вон видишь, какое лицо. Он сам лично Дудаева брал. Правда, Алик?

– Слышь, земляк, дай сто рублей, – качаясь, обернулся Алик к Славке. У того даже глаза стали большими.

– Зачем?

– Зачем! – почему-то обрадовался такому ответу Алик. – Ты слышь, а: зачем! – Он засмеялся глухо, толкнул Эрмена в плечо и сам чуть не упал, а потом сделал зверское лицо и снова посмотрел на Славку. – Ну, того: давай сотню.

Во мне все закипало, и тут я не выдержала:

– Вы чего сюда пришли? Мы вас что, звали? Идите отсюда, мы с вами не знакомы. И не собираемся вам ничего давать!

Алтайцы вскочили на ноги, как ужаленные. Алик сконцентрировал на мне взгляд, но Эрмен увел его, толкая, как бычка, в грудь.

– Ты чего с ними разговаривать взялся? – зашипела я на Славку. – Тебе же говорили: ни в какие контакты с местными!

– Они мирные, спокойные. Я контролирую ситуацию. К тому же разве тебе самой не хотелось узнать, как живут здесь люди?

Нет, в тот момент мне уже не хотелось. Я не этнограф. Да, я интересуюсь алтайской эпической поэзией, историей и культурой, но этот интерес не требует полевых вылазок, не требует соприкосновения с народом, я не Максим Горький. Да и что, я разве не знаю алтайцев? Еще как знаю: и скромную нежную Айару, что училась двумя курсами меня младше, и бойкую Чечек с разбойничьими глазами, она переводила по моей просьбе эпосы, и задумчивого Мергена, и Айрата, и Эмила, и еще – аспирантов, музыкантов, артистов, певцов… Мы приехали сюда в рай, а в раю совсем не обязательно знать, как живут люди. Я была настроена решительно. Мне никто не был нужен.

Но наши новые знакомые думали иначе, да и Славик с его гуманизмом и человеколюбием ощущал уже себя виноватым в моей вспышке. Когда кореша пошли на сближение, он шагнул к ним, как миссионер к пастве.

– Ты не обижайся, земляк, мы ничего не хотели, – начал Эрмен.

– Да ладно, я все понимаю, – кивал Славик.

– Мы по-свойски, – продолжал Эрмен. – Мы не бандиты какие-нибудь.

– Да все нормально, чего уж…

Не прошло пяти минут, а они уже сидели рядком и разговаривали.

– И что же вы, пешком из Улагана идете? – делал Эрмен большие глаза.

– Ну, не всегда, нас тут подбросили… километров десять…

– Пешком с Улагана, прикинь! – сообщал Эрмен Алику и сбивался на алтайский. Они быстро обсуждали это и возвращались к Славке: – А после на Телецкое, да? У, там красиво! Там так… – Он искал слово, как будто оно застряло у него в зубах. Не нашел, сплюнул и сказал снова: – Да, там красиво. А оттуда потом как?

– Мы еще не думали.

– Вы только вот что… вы того… – заволновался вдруг Эрмен. – Вы что же, и через Коо пешком пойдете?

– Ну да, а как же еще?

– Нет, не ходите, нельзя это! – Глаза у Эрмена стали огромные, а лицо – детски испуганным. – Там такие люди живут! Туда даже мы не ходим, а вам точно нельзя.

Я про себя присвистнула. Ситуация менялась: алтайцы из враждебного лагеря, о котором нам три дня подряд рассказывали страшилки у костра, вдруг переметнулись на нашу сторону. Все становилось еще более интересно: что же это за Коо, которой боятся даже свои? А наши новые знакомые быстро и возбужденно что-то между собой обсуждали.

– Вот что, земляк, – хлопнул потом Эрмен Славика по плечу. Тот чуть не упал. – Я тебя довезу. У меня машина есть, я тебя довезу. (Мы со Славкой переглянулись: «Хочешь, постопим?» – хитро сощурились его глаза.) Но не сегодня, – сказал Эрмен. – Ты видишь, я сегодня какой. Завтра. Завтра точно довезу. Пойдем сейчас к сестре в гости. Вон видишь, стоит. Это моя сестра. Пойдем, переночуешь у нее, а завтра я возьму машину и тебя довезу. И даже денег не возьму. Пойдем.

И они с Аликом поднялись и повлекли Славика за собой. Хочешь, постопим… На такой поворот я была не готова.

– Эй, да вы куда? Слав? – крикнула я им в спины.

– А это кто? Жена, да? – спросил Эрмен, вдруг обнаружив меня. Они остановились и пытались на мне сосредоточиться. А Славик стоял и продолжал близоруко, совершенно обезоруживающе улыбаться. Когда он так улыбается, что бы с нами в этот момент ни происходило, я успокаиваюсь: все кончится хорошо.

– Жену берем с собой, – постановил Алик.

– Без вопросов, – согласился Эрмен.

Я всплеснула руками:

– Славка, да куда мы пойдем?

Тут я заметила, что он мне усиленно подмигивает. Значит, у него есть план.

– Хорошо, а рюкзаки? – сказала я.

– Рюкзаки! – обрадовались наши новые друзья. – Рюкзаки тоже берем с собой.

Они схватили их и закинули себе на плечи, а потом взяли Славика под руки и повлекли. Я бросилась за ними.

– И как вы, туристы, с рюкзаками ходите? – со смехом говорил Эрмен. – Я не пойму. Мы в тайгу просто так идем, а вы – с домом.

Он качался под этой непривычной тяжестью и был похож на улитку, у которой раковина не по росту.

– Подружка, подожди, – догнала меня женщина с мешком, закинула его на плечо, взяла меня за локоть и представилась: – А меня Маша зовут, а тебя?

Я расслабилась. Мне стало весело. Наша сумасшедшая компания побрела вниз по Чулышману, в стороне от дороги, напрямую через степь и круглые голыши – остатки скифских курганов. Через десять минут мы хохотали и веселились, как будто знали друг друга год, как будто именно к этим людям мы ехали в гости за четыре тысячи километров, летели самолетом, потом автобусом, потом на попутках, потом пешком. К этим простым и пьяным людям. «Это ничего, что мы пьяны, – говорила Маша и театрально щурила без того узкие глаза на большом, красном, одутловатом от водки лице. – Мы на свои пьем. И ведь праздник. Грех не пить».

Что значит грех для алтайцев, я не знала и предпочла в тот момент не выяснять. При своем в целом хорошем уровне осведомленности в их культуре о религии я знаю мало. Крещеные язычники, ждущие прихода Белого Бурхана, зацепившие краешком монгольский ламаистический буддизм, – и все это глубоко забывшие в эпоху всеобщего атеизма. О каком грехе говорила Маша, черт его разберет. Да и почему она Маша? Почему не Айана или не Карагыс? Это по советским правилам в паспорте у них писалось русское имя, при том что свое, настоящее, оставалось для своих – как возврат к архаическим, языческим временам с тайными именами. Почему она Маша? Как дань прошлому или чтобы скрыться от нас, пришельцев?