Харуки Мураками - Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий

И тут раздался звонок.

Он встал с дивана, снял с пластинки иглу и подошел к телефону. В том, что звонила Сара, он даже не сомневался. Кроме нее, в такое время ему не стал бы звонить никто. Видимо, заметила, что он набирал ее номер, и позвонила сама. Снять трубку он не решался до двенадцатого звонка – стоял, закусив губу, затаив дыхание, и сверлил аппарат глазами. Так студент, пытаясь решить уже расписанную на доске теорему, впивается в замысловатые формулы чуть отстраненным взглядом. Вот только никакого решения в голову не пришло. Телефон замолчал, тишина затопила комнату. Глубокая, со столь же глубоким намеком.

Чтобы чем-то ее заполнить, он вернул на пластинку иглу, сел на диван и стал слушать музыку дальше, стараясь теперь не вспоминать ни о чем конкретно. Просто закрыл глаза, выкинул из головы всякие мысли и сосредоточился на музыке как таковой. Вскоре мелодия захватила его, и на изнанке век начали то проявляться, то исчезать самые разные видения. Лишенные формы и смысла, видения эти всплывали из пропасти подсознания, мелькали перед закрытыми глазами и уползали в очередную мрачную бездну, точно микробы в кружке света под линзой микроскопа.

Минут через пятнадцать позвонили снова, но трубку он брать не стал. Не выключая музыку, он просто сидел на диване и смотрел на черный аппарат. И даже не стал считать звонки. Наконец телефон умолк, и осталась одна музыка.

Сара, подумал он. Так хочется услышать твой голос. Больше чего бы то ни было. Но сейчас говорить нельзя.

Завтра, возможно, ты предпочтешь мне другого, думал он, растянувшись на диване и закрыв глаза. Вполне вероятно, ты так и поступишь – и, более того, будешь по-своему совершенно права.

Что его соперник за человек, что у них с Сарой за отношения, как долго они встречались, Цкуру не знал. Да, если честно, и знать не хотел. Но прекрасно понимал лишь одно: сам он – такой, как теперь, – мог бы дать Саре очень немного. Почти ничего. А то, что мог бы, – в сущности, какая-то ерунда, бессмысленная и вряд ли кому-нибудь нужная.

«Ты тоже очень милый», – сказала Сара. И, скорее всего, не соврала. Вот только на этом свете слишком много проблем, чтобы не понимать: на одной лишь «милости» не протянешь. Жизнь слишком длинна, а порой и слишком жестока. Иногда она требует жертвы, и кому-то приходится этой жертвой стать. Но тело человека слишком ранимо и хрупко. Только задень – сразу польется кровь.

Так или иначе, думает Цкуру, если завтра Сара предпочтет не меня – я ведь и правда умру. Физически или метафорически, разницы почти никакой. Но, скорее всего, наконец-то дышать перестану. Бесцветный Цкуру Тадзаки обесцветится до конца – и, никем не замеченный, исчезнет из этого мира навеки. Все превратится в Великое Му, и от всей его жизни останется лишь комочек заледеневшей глины.

Ну и ладно, сказал он себе. Невелика потеря. Это могло случиться с ним уже несколько раз, и если наконец-то случится – ничего удивительного. Банальное физическое явление. Пружина часов постепенно ослабла, шестеренки прекратили всякое трепыхание, стрелки на циферблате застыли недвижно. И пришла тишина. Вот и все, разве нет?

Прежде чем сменилось число календаря, он забрался в постель и погасил ночник у подушки. Хорошо бы увидеть Сару во сне, пожелал он. В сексуальном или нет – уже все равно. Лишь бы этот сон оказался не слишком печальным. И он, Цкуру, мог бы к ней прикоснуться. В конце концов, это всего лишь сон.

Его тянуло к Саре всем существом. Как же все-таки замечательно, если ты способен тянуться к кому-то так сильно. Какое забытое чувство, подумал он. Может даже, это случается с ним впервые? Конечно, замечательно далеко не все. Очень больно слева в груди и трудно дышать. Ему страшно, и мрачные видения прошлого иногда возвращаются. Но без всех этих неудобств не будет и теплоты. Той самой, что, однажды утраченная, больше никогда не вернется к тебе. Чем жить без нее, уж лучше расстаться с самим собой.

«Послушай, Цкуру. Добейся ее. Несмотря ни на какие обстоятельства. Упустишь эту женщину – боюсь, не добьешься уже никого…»

Так сказала Эри. Наверно, она права. Нужно добиться Сары во что бы то ни стало, и он это знает. Но разве он может решать это один, без нее? Вопрос зависает в пустоте между одной душой и другой. Между тем, что ты должен дать, и тем, что должен принять. Что бы ни случилось, все это будет завтра. И если Сара вдруг предпочтет Цкуру, он немедленно предложит ей руку и сердце. И отдаст ей все то немногое, на что сегодня еще способен. Пока злобные гномы не сцапали их обоих в темном лесу.

«Самое важное не утопает в потоке Времени, – вот что он должен был ответить Эри на прощание у финского озера, но не успел подобрать слова. – У нас было то, во что мы верили очень сильно. И у нас были мы сами, которые умели в это верить. А этого у нас никакому Времени не отнять».

Наконец успокоившись, он закрыл глаза и уснул. Последний сполох сознания, как уходящий ночной экспресс, прибавив скорость, растворился в бездонном мраке. И осталась лишь песня ветра меж белых стволов берез.

Му (кит., яп.) – буддистская категория полного отрицания. Состояние Му – сознание, очищенное от идей внешнего мира. Чревато просветлением (сатори) и переходом в Нирвану. В практиках дзен-буддийских монахов часто трактуется как «забери свой вопрос назад». – Здесь и далее прим. переводчика.

Школьная система в Японии состоит из начальной, средней и старшей школ (6 лет, 3 и 3 года соответственно). Начальная и средняя школа – обязательные. Старшую школу, хотя она обязательной и не является, оканчивают около 94 % японских школьников. Учебный год начинается в апреле.

Начиная с 1990-х гг. так называемый средний класс составляет около 80 % японского общества.

Буквальные значения иероглифов: Ака-ма́цу – «красная сосна», О-у́ми (или Ао-у́ми) – «синее море», Сира-нэ́ – «белый корень», Куро́-но – «черная пустошь» (яп.). Фамилию Та-дза́ки можно перевести как «скопление утесов» (яп.). Имя Ц(у)ку́ру – фонетический омоним глагола «делать, создавать, производить».

«Синкансэ́н» (новая магистраль, яп.) – высокоскоростная сеть железных дорог в Японии для перевозки пассажиров между крупными городами страны. Принадлежит компании «Japan Railways (JR)».

Канто́ (букв. «регион на восток от заставы», яп.) – регион острова Хонсю, самая высокоразвитая и урбанизированная часть Японии, в которой расположены крупнейшие мегаполисы страны – Токио, Иокогама, Сайтама, Тиба и др.

Chemistry (англ.) – химия.

От г. Нагоя до крупнейшего японского озера Бива – около 100 км.

Ха́й-да (букв., яп.) – «серое поле».

Но (яп. мастерство, умение, талант) – японское театральное драматическое искусство с более чем шестивековой историей. Сцену театра венчает крыша, под которой выступает актерский ансамбль в сопровождении музыки с песнопениями. В современный репертуар но входят около 250 пьес. Бунра́ку (букв. развлечение историями) – традиционная форма японского кукольного театра в сочетании с народным песенным сказом дзёрури. Пьесы исполняют под аккомпанемент сямисэна. Зарождение жанра относится к концу XVI – началу XVII в.

Кана́ – слоговая азбука, одна из составляющих японской письменности наряду с китайскими иероглифами. В отличие от иероглифов, которыми изображают корневые значения слов, буквы каны показывают только то, как слова звучат. Современная кана состоит из 100 знаков и разделяется на хира́гану и ката́кану (для записи японских или иностранных слов соответственно).

То́си-о (яп.) – распространенное мужское имя, букв. – «ценный, выгодный». Иероглифы «Тосио Тадзаки» ассоциируются с «выгодным мужчиной со множеством разных утесов (достоинств)».

В японском языке нет звука «л», и большинство японцев инстинктивно заменяет его на «р».

Онсэ́н (яп.) – курорт гостиничного типа на горячих источниках с традиционными интерьером, сервисом и едой. Популярная разновидность внутреннего японского туризма.

Мидо́ри-ка́ва (яп.) – зеленая река.

Ротэ́мбуро (яп.) – водоемы или просторные сидячие ванны на горячих источниках. Обычно устраиваются под открытым небом, в данном случае – на отгороженном участке берега реки.