Андрей Битов - Улетающий Монахов

Впрочем, благодарности пишут редко и только мужчины, с целью познакомиться, не иначе. Но они и много реже заходят в наш магазин. Мальчики чаще. И очень смущаются, краснеют, бормочут невнятно или слишком бодро — тушуются, уменьшаются, не в силах поднять глаза, пока не схватят покупку и не исчезнут как-то мигом и незаметно.

Одного такого мальчика я очень запомнила. Очень уж был молод, и очень уж яркие были у него глаза. Затащила его тетка, старше меня лет на десять. Настоящая вокзальная кляча: губы мертвые, глаза мертвые, краски полпуда. А вилась вокруг него и сюсюкала, как девочка, вцепившись в его рукав такой худоватой костяной грабкой с ярким маникюром. А мальчик смотрел на меня ясными печальными глазами и во всем с ней соглашался, и всего ей накупил, что она просила. И так жалко мне его стало, обидно и досадно… такой красивый!

Как раз 8 Марта приближалось, и мужчин становилось все больше. И раздражали они меня больше, чем женщины: отпихивают друг друга, руки усыпаны свертками, все перенюхают и ничего выбрать не могут. Все равно выберут по коробке, а не по аромату… Особенно те, что потолще, полысее да побогаче, эдакие «боссы», как из «Крокодила». Ткнут пальцем, будто это ниже их достоинства, будто им так уж некогда…

И правда, что же вы раньше-то не позаботились о подарке для своих любимых! Весь день 8-го Марта было не продохнуть, а 9-го никого не стало. Женщин, впрочем, тоже. Вторая продавщица отпросилась и ушла. Заведующий уехал на базу. Я стояла в пустом магазине и отражалась в зеркалах — одном, другом, третьем… И всюду была красивая и одна.

Дверь у нас в магазине певучая, сразу слышно… Утро было солнечное, и посетитель проявился в дверях черной тенью. Он вошел — такой высокий, стройный, свободный, легкий, в распахнутом плаще. Он приближался, пристально глядя на меня, но я все еще не различала его лицо. Я бы никогда не признала в этом красавце того несчастного мальчика! Не мог же он так вырасти и преобразиться за три дня! Только когда он приблизился настолько, что я разглядела его глаза.

Они были теми самыми, их нельзя было ни забыть, ни спутать. Взгляд удивленный и вопросительный: откуда ты? почему ты? зачем ты? Он оперся о прилавок и — смотрел, смотрел… а я почему-то не могла спросить, что ему нужно. А я ведь профессионально привыкла к взглядам и как продавщица, и потому что красивая. А тут смешалась, и, когда отвела взгляд, он уже уходил. В дверях обернулся, поймал мой взгляд и будто украл что-то.

И на следующий день он зашел. Но с приятелем. И снова смотрел на меня, как бы приглашая и приятеля полюбоваться. Они о чем-то переговаривались и смеялись. Посмеялись и ушли.

И на следующий… уже с двумя приятелями. Мне было все равно, что они смотрели и смеялись. Я-то чувствовала, что смотрел только он. Мне было неловко и приятно. Я старалась выдержать его взгляд и не выдерживала.

Этого мало, так на следующий день он пришел с тремя. И они чуть ли уже не хохотали. Я уже готова была обидеться, даже рассердилась, но так и не сумела: такой был у него взгляд, что я уже и не могла плохо о нем подумать.

И слава богу, что не поссорилась! На следующий день он зашел один. Я обрадовалась. Наверное, что-то понял, дурачок, что так себя не ведут, потому что посмотрел на меня смущенно. Протянул мне конверт.

— Вот, прочтите на досуге. — Я впервые слышала его голос. Голос был под стать взгляду, низкий, бархатистый. — Это мой первый… — пробормотал он.

И так сразу вышел, что я не успела ему ничего сказать.

Я улучила минутку и распечатала конверт и прочла там рассказ, который только что прочли вы.

Он так и назывался: «Рассказ».

И он мне не понравился.

И автор больше не появился. А вдруг он не любовался мною, а смеялся?

Воду отключили, зато подключили электричество. Конечно, я не сразу его вспомнила и тем более узнала. Через пол-то века!

Шло ток-шоу на тему «Любовь с первого взгляда». Ну то, где одна черная, а другая беленькая, глазки в кучку… Перезрелые дяди и тети важничали, как могли. Один был как писатель. Важный, как Кобзон, кокетливый, как Мережко. Белый, как лунь, неподвижный, как пень. Тоже запустил себе седую щетину, будто она его молодит. Нога на ногу, чтобы ботинок был виден. Ботинок был молодой и дорогой. Как коньяк, как трубка в зубах. Правда, ни трубки, ни перстня, ни галстука — твидовый пиджак. В общем, неплохо смотрелся. Прямо Ширвиндт.

Оказывается, он написал целую книгу о первой любви.

— Она и бывает только с первого взгляда, только не с первого раза получается… — так и сказал старый козел, кинув значительный взгляд сначала на черненькую, а потом на беленькую.

Внучка опаздывает…

Крашеная старушка села за рояль и запела свою песенку о первой любви. Я ее выключила и подкатила коляску к окну.

Там у меня свой телевизор, через улицу.

Сначала там был пустырь, а потом вырос желтый ведомственный дом, еще до Горбачева. Между домом и улицей стали гулять с собачками. Собачки были очень породистые.

К позапрошлому Дню Победы наконец разбили газон, и собачек разогнали.

А к прошлогоднему Дню Победы на газоне появился и цветничок.

И сразу появились цветочки.

Вот на них я и любуюсь.

Девочки не то чтобы ах, но через улицу и не разглядишь толком.

Девочек напротив то две, то три, то пять, то опять ни одной. Разноцветные: блондинка, брюнетка и под мальчика. У кого ноги получше, те в мини, у кого похуже, те в джинсах. Или вдруг все втроем сосут: одна леденец, другая эскимо, третья сигарету. Жаль, что боевого окраса не разглядишь. Просила же внучку принести мне из театра бинокль, но тут ее и из гардероба уволили…

И опять она запаздывает, а я уже есть хочу.

Девочки стоят так, стайкой, на самой обочине, будто собрались куда-то вместе, будто подружку поджидают, будто вот-вот начнут такси ловить… По субботам — как в турпоход — у них и сумочка набитая, и курточка на случай непогоды. Иногда машина сама плавно притормаживает. Блондинка с брюнеткой просунут в окошко голову и не договорятся — машина сердито стартует с места…

Но вдруг на одну меньше. Была, и нет. Как призрак.

Куда подевалась внучка?

С простодушными пешими девочки взаимодействуют легко: могут подробно указать ветерану дорогу, как образцовые постовые.

А тут и постовые… необразцовые. Притормозили на своем ППС типа БМВ: двоих забрали на заднее сиденье, а две оставшиеся еще долго с ними через переднее окошко переговаривались, но мирно, по-товарищески.

Что сразу бросается в глаза, так это товарищество.

О чем они могут так подолгу, так оживленно жестикулировать? И не скучают.

А тут еще новый поворот: будто родили на всех ребеночка. Передают кулек из рук в руки, улыбаются, даже через улицу видно, как лица освещены. Как у Мадонны.

Я сначала эту цыганку за их начальницу приняла, за разводящую, потом за няньку. Она отбирает ребеночка и уходит за цветничок, на газон, в тень трансформаторной будки. Там сидит, сторожит не то девушек, не то ребенка.

Я как-то отвлеклась, задумавшись о внучке: только бы не залетела, не привела кого… Тут-то и подъехал воронок, белый-белый, загородил девочек. А отъехал — ни одной не осталось. Как я главное прозевала?

Девочки исчезли. Вдруг появились работяги в желтых куртках и касках, как большие подсолнухи на зеленом газоне, и стали закапывать клумбу.

Хорошо, что я внучке квартирку-то завещала. Вот она мне и помогает. Что так долго не идет?

И фамилию писателя не узнала! Ткнула телевизор, а шоу уже кончилось.

А ведь «Рассказ» я тогда не выкинула!

Там он и лежал, между письмами второго мужа и письмами того, кто так на мне и не женился.

Желтенький уже, старенький, два машинописных лепестка… Помечено «Март 1955», и подпись неразборчива. Лишь в уголке от руки, наверное, поиски заглавия: «Построение реальности» — зачеркнуто — и «Взгляд». Вот такой он, а не в заморских ботинках! Конечно, это он, тот мальчик! Что он понимает в жизни!

А ведь правду написал: я была красивая.

Март 1957 — 26 мая 2005

«Улетающий Монахов» — замысел, на этот раз доведенный до конца, правда, на это ушло тридцать лет (первое русское полное отдельное издание — в издательстве «Молодая гвардия», 1990 год). Вышел до этого на двенадцати европейских языках и, кажется, на японском. Каждая глава публиковалась порознь как самостоятельное произведение и так и воспринималась читателем.

«Дверь» — в альманахе «Молодой Ленинград» за 1962 год.

«Сад» — в сборнике «Дачная местность», М., 1967 (редактор С. В. Музыченко).