Грэм Симсион - Проект Рози

Мы слушаем музыку. Я пересмотрел свой подход к Баху и больше не пытаюсь отслеживать каждую ноту. Есть некоторые успехи. Но все-таки должен признать, что мои музыкальные вкусы, похоже, намертво сложились еще в подростковые годы. Своих предпочтений тогда у меня не было, так что я разделил с отцом его любимые мелодии. Сегодня я мог бы выдвинуть вполне справедливый довод, сказав, что с 1972 года в музыке ничего стоящего и не появилось; мы с Рози частенько спорим по этому поводу. Я готовлю, но типовой рацион питания приберегаю для вечеринок.

Мы официально женаты. Хоть я и выполнил романтический ритуал с кольцом, я не ожидал, что Рози, современная феминистка, захочет вступить в брак. Термин «Жена» в одноименном проекте всегда подразумевал «спутницу жизни». Но она решила, что ей «в жизни надо иметь хотя бы одни правильные отношения». «Правильные» подразумевают моногамию и постоянство. Лучше не придумаешь.

Еще оказалось, что я способен обнимать Рози. А ведь этого я боялся больше всего — с той минуты, как она согласилась жить со мной. Вообще-то я нахожу телесный контакт не очень приятным, но секс — это единственное и объективное исключение. Именно секс все и решил. Теперь мы можем обниматься и без секса, что временами бывает очень кстати.

Раз в неделю — чтобы снять напряжение семейной жизни и в целях совершенствования навыков общения — я провожу вечер терапии. Тут есть элемент шутки: дело в том, что мой «терапевт» — Дейв, и я предоставляю ему те же самые услуги. Дейв тоже женат, и — даже притом что я «сконструирован» иначе, — наши проблемы удивительно похожи. Иногда он приводит с собой приятелей и коллег из фирмы, где работает инженером по холодильным установкам. Мы все — болельщики «Янкиз».

Какое-то время Рози даже не вспоминала о проекте «Отец». Я связывал это с тем, что их отношения с Филом улучшились, к тому же было много других отвлекающих моментов. Но втайне от нее я перерабатывал некоторую новую информацию.

На свадьбе доктор Имонн Хьюз, наш первый кандидат, отвел меня в сторону.

— Тебе следует кое-что узнать, — сказал он. — Об отце Рози.

Казалось вполне вероятным, что ближайший друг матери Рози мог знать правду. Возможно, все, что нам нужно было сделать, — задать ему вопрос напрямую. Но Имонн имел в виду кое-что другое. Он хотел поговорить о Филе.

— Фил был грубоват с Рози.

Выходит, не только Рози считала Фила плохим отцом.

— Тебе что-нибудь известно об автокатастрофе?

Я кивнул, хотя не знал эту историю в деталях. Рози ясно дала понять, что не хочет обсуждать эту тему.

— Бернадетт была за рулем, потому что Фил напился.

Я сделал вывод, что Фил находился в машине.

— Фил выбрался с переломанным тазом и вытащил Рози из машины. — Имонн сделал паузу. Видно было, что он расстроен. — Он вытащил Рози первой.

Вырисовывался действительно жуткий сценарий, но как генетику мне все было понятно. Фил, умирающий от боли, конечно же действовал инстинктивно. Такие пороговые ситуации обычны для животного мира, и выбор Фила соответствовал теории и экспериментальным результатам. А потом он, наверное, не раз прокручивал в голове этот момент. И это, возможно, повлияло каким-то образом на его отношение к Рози. Ведь его действия были продиктованы первобытным инстинктом защиты носителя своих генов.

Лишь потом, гораздо позже, я увидел очевидную ошибку в моих рассуждениях. Эта теория неверна, поскольку Рози не была биологической дочерью Фила. Я долго размышлял о возможных мотивах его поведения — не распространяясь о своих предположениях на этот счет.

Устроившись в Колумбийский университет, я попросил разрешения на ДНК-тесты в личных целях. Мне пошли навстречу. Собственно, я не видел никаких проблем даже в случае отказа — можно было бы отослать оставшиеся образцы в коммерческую лабораторию и заплатить несколько сотен долларов за анализ. Кстати, точно так же могла поступить и Рози еще в самом начале проекта «Отец». Только теперь мне стало ясно, что я не стал предлагать этого Рози, потому что подсознательно уже тогда был заинтересован в продолжении знакомства с ней. Поразительно!

Я не стал посвящать Рози в свои планы. Просто однажды утром положил в свой портфель пакет с образцами, которые привез с собой в Нью-Йорк.

Я начал с параноика-хирурга Фрейберга, который, по моим оценкам, был наименее вероятным кандидатом. Зеленый цвет глаз не исключал его отцовства, хотя прямо в его пользу не говорило ничто. Его упорное нежелание делиться своей кровью объяснялось природной подозрительностью и скупостью. И я не ошибся в своих предположениях.

Затем я загрузил образец Эслера — пробу с вилки, которая к этому времени совершила чуть ли не кругосветное путешествие и вернулась на родину. Там, в темном подвале, я почему-то был уверен, что он отец Рози; но потом пришел к заключению, что Исаак мог защищать честь друга или память о нем. Мне было любопытно, не повлияло ли на решение Эслера стать психиатром самоубийство Джеффри Кейса — лучшего друга, шафера на свадьбе.

Проверка завершена. Исаак Эслер не был отцом Рози.

Тогда я взял образец Джина. Моего лучшего друга. Он старательно укреплял свой брак. Когда я зашел к нему в кабинет, чтобы передать заявление об уходе, поданное на имя декана, то сразу заметил, что со стены исчезла карта мира. Но я что-то не мог припомнить, чтобы победный флажок развевался над Ирландией, родиной матери Рози. Проверять салфетку не было необходимости, и я швырнул ее в мусорную корзину.

Все кандидаты исключены — за исключением Джеффри Кейса. Исааку Эслеру известно имя отца Рози, но он связан клятвой. Может, мать Рози — и Эслер тоже — не хотели, чтобы Рози знала, что в ее роду есть самоубийца? Или генетическая предрасположенность к психическим расстройствам? А что, если Джеффри Кейс покончил с собой, узнав о том, что он отец Рози, а ее мать решила остаться с Филом? Все эти доводы казались мне вполне убедительными. Вероятность того, что с матерью Рози той ночью был именно Джеффри Кейс, весьма велика.

Я полез в портфель и достал образец ДНК, который судьба послала мне втайне от Рози. Сомнений в том, что он подтвердит мою гипотезу об отцовстве, почти не оставалось.

Я вырезал кусочек ткани, налил реагент и оставил на несколько минут. Наблюдая за тканью, пропитывающейся раствором, и мысленно перебирая детали проекта «Отец», я все больше убеждался в своих прогнозах. Я решил, что Рози должна быть рядом в этот решающий момент, независимо от того, прав я или ошибся. Я отправил ей эсэмэску. Она была в кампусе и прибежала через несколько минут. Рози сразу догадалась, чем я занят.

Я поместил обработанный образец в аппарат. Мы оба вперились в экран компьютера, ожидая результата. Долгая авантюра с погоней за образцами крови, снятием проб, коктейлями, скалолазанием, сбором стаканов, перелетами, автомобильными гонками, разработкой фиктивного научного проекта, подтиранием мочи и слез, воровством чашек, вилок, салфеток, зубных щеток и расчесок пришла к финалу. У нас наконец было совпадение по ДНК.

Рози хотела знать, кто ее биологический отец. Ее мать хотела сохранить в тайне имя человека, с которым она переспала на выпускном — возможно, случайно, под настроение. Сейчас я мог исполнить оба этих желания.

Я показал ей перепачканную кровью майку из фитнес-клуба «Зал Джармена» с вырезанным квадратиком образца ткани. Не было никакой необходимости проверять носовой платок, которым я вытирал слезы Маргарет Кейс.

И все равно во всем виноват Джин. Это ведь он преподал студентам-медикам упрощенную модель наследования родственных признаков. Если бы мать Рози знала, что цвет глаз — ненадежный индикатор родства, и организовала ДНК-тест, чтобы развеять свои подозрения, не было бы ни проекта «Отец», ни Ночи Коктейлей, ни Нью-Йоркской Авантюры, ни проекта «Дон», изменившего меня, — и вообще не было бы никакого проекта «Рози». Если бы не эта череда непредвиденных событий, то мы никогда не полюбили бы друг друга. И я до сих пор питался бы лобстерами по вторникам.

Подумать страшно.

«Проект „Рози“» был написан очень быстро. Гораздо больше времени — и мозговых усилий — ушло на консультации с моей пишущей женой Анной, дочерью Доминик и Мишель Онг Тин, руководителем моего сценарного курса в Мельбурнском королевском технологическом институте.

После того как рукопись была принята издательством «Текст Паблишинг», она в значительной степени выиграла от ценного вмешательства моего редактора, Элисон Арнольд, которая блестяще угадала мой замысел; и от активной поддержки Майкла Хейворда и его команды, прежде всего — Джейн Новак, Кирсти Уилсон, Чонг Венг Хо и Мишель Каллигаро. Усилия Анны Билби в привлечении к «Жене» внимания международных издателей вылились в то, что история Дона и Рози зазвучала на тридцати языках.