Татьяна Соломатина - Кафедра А&Г

– Ну, как? – Лена закончила читать.

– Спасибо, выспался на шагу, как боевой мерин. Никак, – Безымянный действительно потянулся и действительно зевнул. – Прокомментировать?

– Ну, раз уж ты потратил столько времени, чтобы выслушать, то потрать ещё немного на комментарии, – Лена надулась.

– Зря обижаешься. Я, быть может, никакой врач и ещё меньший учёный, но я – отличный организатор, прекрасный лектор и великолепный учитель. А знаешь, почему я прекрасный лектор и великолепный учитель? Потому что я никогда не бубню и умею вызвать интерес. Учителю не обязательно знать самому. И даже не обязательно уметь учить, вопреки расхожему мнению. Для настоящего Учителя самым главным талантом является умение вызвать интерес учеников к предлагаемому знанию. И только тогда они научатся. Сами. Разыщут, вгрызутся, запомнят, усвоят, переработают. Вот, скажем, твоя эта вводная лекция по истории акушерства и гинекологии вообще и нашей кафедры в частности. Начала ты за здравие. Даже пыталась шутить на предмет бабской планиды и древних веков. Совершенно не к месту вставила меня в начало. Запишут в жополизы. Студенты – они такие. Особенно юный четвёртый курс. Уместнее поговорить обо мне в конце. Причём так… С лёгким намёком на то, что-де тот ещё пряник, но любим мы его не за это, а за неуёмную энергию, et cetera. Далее ты вдруг скатываешься в тупое перечисление дат и фамилий со списком заслуг. В лучшем случае аудитория погрузится в глубокий сон, в худшем – будет шуметь, играть в карты, а то и любовью заниматься где-нибудь повыше. Прецеденты были, – Шеф хохотнул.

– Нет, ну должны же они знать даты и фамилии, в конце концов!

– Должны. Ты-то сама их давно выучила, Елена Геннадьевна? Когда к лекции готовилась? Или к госам давным-давно и давным же давно тут же забыла? Тот, кто захочет узнать дату, – прочитает её в учебнике или справочнике. А когда он возьмётся за учебник или справочник? Когда ему, студенту, станет интересно. Интересно же ему будет, если, читая лекцию, ты не просто произнесёшь фамилию Кондоиди и перечислишь более-менее значимый профессиональный событийный ряд, а и расскажешь – без бумажки, естественно, что Павел Захарович Кондоиди никакой не Павел Захарович, а Панайота Кондоидиди. Грек, родившийся на острове Корфу. Мальцом много претерпел, но не обозлился. В Россию был привезен в молодые годы. Был кумиром учащейся молодёжи. А почему? Да потому, что, например, запретил телесные наказания, беспощадно до него практиковавшиеся. Заботился о хорошем содержании учеников и ещё – едва ли не заложил основу медицинского законодательства. Чего не знаешь – додумай, раскрась. Заинтригуй. Рассказывая о Эразмусе, поведай – с огоньком в глазах, что занятия с городскими акушерками он проводил в своей квартире на Новой Басманной улице. Пусть студенты похихикают. Но они запомнят фамилию и заинтересуются судьбой Эразмуса. И вынуждены будут – по дороге – запомнить, что же он такого сделал для акушерства. Или вот Амбодик, Амбодик… Все знают Амбодика, всем оскомину набил. А ты расскажи, что Нестор Максимович не только женские тазы на досуге выпиливал, но и занимался геральдикой. Профессионально, как нынче принято говорить. Составил, между прочим, проект развития акушерского образования в России, который так и не был реализован при его жизни. В возрасте пятидесяти четырёх лет Нестор Максимович внезапно прекратил преподавательскую работу, и подробности последующих четырнадцати лет его жизни неизвестны. Равно как и место захоронения! Вот! Они уже готовы бежать и читать об Амбодике. А ты задаёшь вопрос-ловушку, обращаясь к аудитории. – Шеф вскочил и, отточенным жестом умелого оратора вскинув руку, обратился к воображаемой аудитории: – Кто из вас, друзья мои, знает, что значит Амбодик? Вы? Вы? Может быть, вы? Что у вас было по латыни? «Отлично»? Давно пора ужесточить преподавание латыни в нашем вузе! Позор! А значит, мои ленивые друзья, прошедшие мимо латыни, это всего лишь ambo dic – «дважды скажи». Эдакое вежливое напоминание, мол, да-да-да, заколебали спрашивать, я действительно Нестор Максимович Максимович – отчество и фамилия одинаковые. Ударения разные.

– Ну, ты даёшь, Безымянный! Я всё никак не могла понять, что же в твоих лекциях интересного при кажущемся отсутствии функциональной нагрузки, – восхитилась Лена.

– Всё очевидное – всегда слишком очевидно, чтобы сильно умные сразу его заметили. И вот когда они заинтересуются Амбодиком, ещё контрольно добей их, сообщив, что, кроме Петербургской медицинской школы и Страсбургского университета, была в его жизни духовная академия. Обращайся с мёртвыми, как с живыми, знакомя с ними аудиторию. Нет священных коров, все люди – и ничто человеческое. Потому что только человеческое привлекательно, и только оно может сподвигнуть одного человека изучать жизнь другого человека, историю другого человека, анатомию, морфологи и физиологию других людей, и так далее и тому подобное, моя дорогая любимая ученица, зачитавшая мне скучнейший из образчиков лекторского дела.

– Дурак!

– Учишь её, учишь, а в ответ что? Дурак! Вот она, благодарность! Ты меня удивляешь, Елена Геннадьевна! Ты не лишена литературного дара, твою сказочку я до сих пор храню в тайном ящичке с открытками и…

– …плюшевым мишкой, – продолжила Лена.

– Нет, плюшевые мишки – это по твоей части. Не перебивай. …и в живом общении – застольном, разгульном, разговорном – ты остроумна, держишь удар, быстро реагируешь. А вот доклады, речи и лекции тебе не даются. Блок какой-то. Представь, что ты не студентам лекцию читаешь, а своим приятелям что-то рассказываешь под рюмку. И всё сразу станет значительно проще. Плюс умение аудиторию удерживать. Научишься, не можешь не научиться. У тебя выхода нет. У меня на тебя большие планы. Ну, не куксись. Собранная и вслух прочитанная информация – это физкультура для головного мозга, никому ещё не вредила. И, кроме того, тебя, как любого педагога, будет греть мысль о том, что где-то на полке у тебя стоит текст, который ты всегда сможешь освежить. Стоит только руку протянуть. Да и вообще, ковыряться в источниках – это интересно. Так что умница. Четыре с минусом.

Ленка швырнула в него тонкой пачкой листочков, и они оба рассмеялись.

– Впрочем, очень хорошо, что ты мне это всё пробубнила. Я собрался с мыслями под твою тягомотину. Только тебе сейчас, ну, и ещё Болтунов в курсе. Остальным пока не время. До реализации идеи ещё пара лет. Слушай…

Алексей Николаевич действительно был Учителем, в том смысле, что умел направить к учению своих учеников. Он огранил дарованное ему по факту рождения обаяние до совершенства. Отличный коммерсант – если чего не мог сообразить сам, всегда мог воспользоваться человеком из тщательно отобранной и вскормленной им команды. Он был гением администрирования, потому что ему удалось создать пусть и громоздкую, но единственно возможную и, что важнее, самую верную для переходного периода научно-педагогическую структуру. Скоро настанет время сбросить балласт и стать наконец во главе действительно важного дела. Которое, конечно же, принесёт ещё большие плоды. Во всех смыслах.

Дело в том, что культура университетских и академических клиник почила в бозе давным-давно. Все больницы, все родильные дома, женские консультации, поликлиники и даже научно-исследовательские институты и центры административно подчинялись федеральной, областной, городской и прочей государственной власти. И, соответственно, стояли на балансе. Помимо снобизма и неуправляемости главных врачей и, соответственно, торможения работы академии тут был важен и вопрос финансирования. Не во власти ректора медицинской академии было отслеживать и распоряжаться бюджетом и благотворительными средствами этих лечебных учреждений. Никто уже и не помнил иного положения вещей, и об университетских клиниках вспоминали только на лекциях по истории терапии, хирургии и медицины вообще. Но Шефа интересовали уже не столько деньги, сколько – да-да, смертный грех ангелов – гордыня. Штука эта вовсе не так плоха, как человечество привыкло считать. Именно гордыня частенько вдохновляет более сильных, чем остальные образцово-подобные, мира сего на созидание. На Созидание. В какой-то момент власть начинает интересовать больше денег. А желание создать что-либо – больше власти.

Алексей Николаевич Безымянный хотел создать клинику. Клинику, принадлежащую академии. Где он будет Царь и Бог, властный распоряжаться и финансовыми, и человеческими потоками. И мир, созданный им, должен быть прекрасен. Для учёных, для врачей-практиков, для педагогов, для студентов и, само собой разумеется, – иначе к чему всё это создавать? – для пациентов. И самому ему, стоящему во главе, вовсе не обязательно быть учёным, врачом-практиком или великим педагогом. Он тот, кто он есть. ШЕФ.

Исподволь, постепенно, собирал он обрывочные связи, сплетал их в тугие канаты, потянув за которые в своё время он исполнит то, что задумал. Среди массы и массы специалистов высматривал лучших и даже взращивал, помещая их в нужное время в нужное место. Он, казавшийся не слишком близким к нему алчным сумасбродом-сибаритом, на самом деле был расчётливым умелым охотником, знающим повадки, тропы и готовым просидеть в засаде сколько надо, не шевелясь и даже не дыша.