Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов

— Какую? — машинально спросил Семен и тут же спохватился: — Где ты была? У Константина на работе? Что ты там делала? — недоуменно спросил он.

— Да, у Кости. Слушай по порядку! — Алина стала рассказывать о смерти Марка и Мананы. Как она пришла к Манане и узнала, что та принимала препараты, как забрала капсулы кальция и отдала Климову и что сказал ей Костя сегодня утром. Семен слушал, безотрывно глядя прямо Алине в глаза.

— И вот Костя сказал, чтобы я у тебя уточнила, не может ли это быть чудовищной ошибкой фармацевтической компании? Вообще, могут ли быть такие препараты, в которые добавлена истолченная поганка? Хотя что я говорю! Климов сказал, что там только поганка в чистом виде! И да, капсулы явно вскрывали. — Алина перевела дух. — Что скажешь? Ты слышал что-нибудь такое?

Семен смотрел на нее молча, с безнадежной тоской. Алина, как побитая собака, ждущая прощения хозяина, ждала ответа. Но он молчал, просто глядел на нее немигающими карими глазами. Алина нетерпеливо воскликнула:

— Сема! Ну, потом любоваться будешь! Скажи, что ты думаешь об этом?

И вдруг все поняла. И это понимание четко прочиталось в ее взгляде. Семен опустил глаза и глубоко вздохнул.

— Нет… Нет, Сема! — Алина замерла.

Семен? Это ее муж насыпал в капсулы порошок из поганки? Зачем? Ответ очевиден, но он такой страшный, что ей не хотелось его проговаривать даже в собственной голове. Узнать о таком и принять было невозможно.

— Сема, не молчи, пожалуйста, скажи что-нибудь, — тихо попросила она.

— Что сказать? — глухо отозвался Семен. — Что это я сделал?

— Но… зачем, Сема? — Алина не хотела услышать ответ, она его знала.

Семен поднял на нее глаза и с жаром заговорил:

— Алиночка! Алина, ты должна понять! Все, что я делал, было только ради тебя!

Алина отшатнулась, но Семен, не замечая ее реакции, продолжал:

— Ты что, не понимаешь, как мне больно, что я вижу твою тяжелую жизнь? Ведь мне только ты была нужна, а я тебя не сберег! Ты всегда была моей девочкой, моей ласточкой, любимым моим олененком. А как только родился Вовка, ты стала отдаляться, с каждым днем становилась все больше его матерью и совсем перестала быть моей женой. Особенно когда эта Вовина болезнь проявилась, черт бы ее побрал! Алина, когда у нас с тобой был секс в последний раз? Твой сын поглотил, сожрал тебя. А я? А мне что оставалось делать? Этот ребенок! Я… да я ненавижу его! — Семен уже кричал.

Алина сидела за столом, вжавшись в угол. Сема — убийца? И как знать, что у него на уме прямо сейчас?

— Алиночка!

Семен упал перед ней на колени, обнял за ноги. Алина окаменела. Он заговорил плачущим голосом:

— Алиночка, вспомни, как нам хорошо было вдвоем! Ты помнишь, как мы гуляли с тобой, как ездили отдыхать, ходили в театры, в кино? Ты так все это любила, а этот… он отобрал все у нас! Я хочу, чтобы мы жили, как раньше! Хочу любить тебя по-прежнему, быть только с тобой. Я не хочу делить тебя ни с кем! Алина, — он вскочил, от переизбытка чувств жестикулируя перед ее лицом, пугая ее этой горячностью, — Алина, подумай хорошо! Никто не узнает. Никто даже не поймет, что случилось. Просто отравление, почечная недостаточность, да милиции лишь бы дело закрыть. Алиночка! И мы оба снова будем свободны! Навсегда!

Она даже не сразу поняла, что он ей предлагает. А когда поняла, ей стало по-настоящему страшно. Но как-то по-особенному, отчаянно. Внутри все закипело. Алина встала и сильно толкнула Семена. Он, не ожидая этого от нее, рухнул на стул, удивленно глядя на жену.

— Послушай, ты! — Алина наклонилась к нему, яростно дыша сквозь сжатые зубы. — Ты что несешь?! Ты с ума сошел, что ли? Это же убийство, Семен! Ты уже убил двух человек и еще кого-то хочешь отравить? Ради меня? А меня ты спросил? Жить спокойно хочешь? А с таким грузом на душе получится? Есть она у тебя, душа-то?

— Да зачем он тебе такой нужен? — взвизгнул Семен. — Зачем?! Дебил тупой! Да эти твои знакомые, которых я от такой каторги избавил, в Канаду вон уже уехали и радуются жизни, может, еще и спасибо мне сказать бы могли. Такой кого хочешь достанет уже одним своим существованием! Я каждый раз, когда его ор слышу, представляю, как подхожу и за ноги с размаху головой его об стену бью, веришь? Лишь бы уже заткнуть! Я поэтому и сижу на работе до последнего, лишь бы не слышать этого безумия, поняла? Ни поговорить, ни обнять. Дикое животное, а не ребенок! Мне не нужен такой сын!

— А он не твой сын, — вдруг холодно и бесстрастно сказала Алина. И почувствовала облегчение. Внутри нее что-то словно открылось, будто в душе прорвалась плотина, и вместе с грязной холодной водой оттуда уплыл, навсегда исчезая, этот противный липкий страх. Страх быть пойманной на вранье. Это ужасное чувство, которое давило ее с тех пор, как она узнала тайну рождения собственного ребенка. Она устала бояться и скрывать правду. Сейчас она — какое счастье! — освободилась от этого секрета.

— Он не твой сын, Сема, — повторила она Семену, который хватал ртом воздух, не в силах ничего сказать.

— Чей? — Он вскочил, и в глазах его она увидела дикую звериную ярость. Она медленно отступила на два шага к двери, стараясь не впадать в панику. Внешне она держалась очень уверенно, но в мыслях судорожно пыталась найти выход. Она видела, что Семен не контролирует себя.

— Не твое дело! — отрезала Алина.

Семен обрушил всю тяжесть кулака на часы, висевшие на стене. Стекло разбилось, с пальцев закапала кровь. Алина вскрикнула, но именно порез ошеломил его. Он оперся на стол, замерев, глядя на изрезанную руку. Алине показалось, что страшное позади. Все-таки если Семен ее так любит, он не причинит ей вреда. Одно дело тайком отравить, а так… Она сможет его образумить.

— Успокойся! — зло сказала Алина. — Тоже мне, нашелся господь бог, вершитель судеб. Ты что, совсем не видишь, что я люблю Вову? Ты что, не понимаешь, что он живой и настоящий, что он тоже радуется хорошему и расстраивается из-за ерунды? Тебе что, сын был нужен только для отчета: родился, учился, женился? А-а, теперь уже это не важно! Слушай меня внимательно, Семен. Теперь решать буду я, понял? Сегодня мы с Вовой уедем отсюда. Я подам на развод. Мне от тебя ничего не нужно. Но не жди, что я оставлю дело об отравлении безнаказанным. — Семен вздрогнул, но промолчал. Кровь продолжала капать на пол. Алина поморщилась:

— Стой здесь, я пластырь принесу.

Уйдя в спальню, она открыла тумбочку, где лежала аптечка. И только тут ее накрыло: «Господи, да что это было? И что делать дальше? Неужели она сейчас заклеит Семену руку и они с Вовой спокойно уйдут из дома? А куда идти? Пару дней, конечно, можно протянуть у Юли, а там видно будет. Но разве Семен их отпустит так легко? Что еще ему в голову взбредет?»

Алина поняла, что все это время вообще не знала мужа. Он решился на такой шаг, все это время наблюдал за мальчиком, справлялся, как тот себя чувствует, — это какие нервы надо иметь? Он же не знал, что Алина отменила протокол, и думал, что она сама дает сыну отравленные капсулы. То есть хотел убить Вову ее руками! Хладнокровно и расчетливо. А ей еще казалось, что он наконец-то проявляет к сыну интерес!

Алину передернуло. Все-таки нужно вызвать кого-то на подмогу. Алина подошла к двери спальни, прислушалась. В квартире было тихо. Она встала, прислонилась к стене, осторожно достала телефон, отключила все сигналы и стала беззвучно набирать номер инспектора по делам несовершеннолетних. Номер Марины Чибур был вбит в записной книжке Алининого телефона, а искать другие номера милиции было некогда.

Трубку долго не брали. Алина набирала снова и снова. Наконец на том конце ответили:

— Але? — Голос был явно старческим.

— Здравствуйте, а Марину можно? — шепотом спросила Алина.

— Але? Кто там?

— Марина мне нужна! — уже громче сказала Алина, раздражаясь и на бабку, и на Марину. Куда делась сама и кому оставила телефон?

— Кого надо?

— Марину! — почти крикнула Алина.

— А, ее нету. Она в отпуску, — тоже крикнула бабка.

— Спасибо-до-свидания, — скороговоркой проговорила Алина и швырнула телефон на кровать.

Ноги у нее подкосились, она рухнула на кровать. О чем она думала? Милиция ей поможет? Ага, поверит всем ее рассказам и решит, что она ни причем. Да уж конечно! Даже если ей и удастся их убедить в своей невиновности, тот капитан последний раз ей отчетливо сказал: «Положение серьезное!» Да даже тогда она с трудом от них избавилась, а теперь это будет уже третий раз за год. Да нет, четвертый! Алина вспоминала все новые подробности. Какое счастье, что эта Марина оказалась в отпуске. «Спасибо, господи, — неловко молилась Марина, — вижу, ты оберегаешь меня, спасибо!» Алина с ужасом вспомнила лицо Сандрика за стеклом машины, увозившей его в детдом. Сделанного не исправишь! О правосудии будем думать потом, сейчас надо думать о себе и о сыне.