Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной

— На это противно смотреть! Этот парень настоящий садист! — возмутился я.

— Он садист? — справился Плешивый у Балларда.

— Садист, ебать его в сраку, — подтвердил будущий биолог.

В это время Конг покалечил малыша. Он догнал его и просто обрушился сверху всей своей тушей. Парень некоторое время лежал без движения, потом сел, обхватив голову руками. Похоже, он уже был не игрок.

— Ладно, пойду заменю его, — сказал я, вставая.

— Сделай эту безмозглую тварь! — пожелал Плешивый.

— Не сомневайся, — ответил я и спустился на поле. — Эй, ребята, нужна замена?

Малыш встал на ноги и поплелся с поля. Проходя мимо меня, он приостановился:

— Не ввязывайся. Этот урод решил сегодня убить кого-нибудь.

— Да это просто жесткий футбол, — усмехнулся я в ответ.

Мяч был наш, я подошел к Джои и двум другим уцелевшим.

— Какой план? — спросил я.

— Остаться в живых, — ответил Джои Стейпен.

— А какой счет?

— Они выигрывают, — отмахнулся Ленни Хилл, центральный.

Мы разошлись по своим местам. Стейпен встал сзади и ждал паса. Я посмотрел на Конга. Раньше я не встречался с ним в университетском городке. От него несло, как от сортира. И еще он был похож на зародыша.

— Время! — выкрикнул я, и Ленни пошел к мячу.

— Меня зовут Хэнк, — представился я Конгу, — Генри Чинаски. Журналистика.

Конг не реагировал. Просто стоял и таращился на меня. Кожа у него бледная, безжизненная. В глазах не отмечалось ни блеска, ни какого-либо движения.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Все тот же мертвый взгляд.

— Эй, в чем дело? В зубах плацента застряла?

Конг медленно поднял правую руку и наставил указательный палец на меня. Ничего не сказав, он опустил руку.

— Ну, и что это значит? Хочешь отсосать у меня?

— Давайте играть, — ответил напарник Кинг Конга.

Ленни выбил мяч. Не успел я сориентироваться, как Конг оказался рядом и со всего лету врезался в меня. Я упал на спину, а он пролетел надо мной, раскинув руки, как птица крылья. Поднявшись, я почувствовал головокружение. Сначала Беккер нокаутировал меня, теперь эта зверская вонючая обезьяна. Ну и воняло же от него, как от дьявола.

Стейпен оказался вне игры. Мы сошлись для сговора.

— Есть идея, — сказал я.

— Какая? — вяло поинтересовался Джои.

— Я поведу мяч, а вы будете блокировать.

— Нет, давай как раньше, — ответил Джои.

Мы разошлись. Ленни передал мяч назад Стейпену. Конг снова кинулся на меня. Я выставил вперед плечо и бросился навстречу. Он был непробиваемый. Я отскочил от него, как мячик, и, не успев выпрямиться, получил удар в живот. Я упал, моментально поднялся, но борьбу не продолжил. У меня сбилось дыхание.

Стейпен сделал проход в среднюю зону, и теперь мы разыгрывали третью подачу. Как только мяч был выброшен, мы с Конгом ринулись друг на друга. В последний момент я сгруппировался, подпрыгнул и всем весом своего тела обрушился на него сверху. Мы оба рухнули на землю. Я поднялся первым. Когда поднялся Конг, одна сторона его лица была красная, а из уголка рта сочилась кровь. Мы потрусили на свои позиции.

Четвертая подача. Стейпен выбил мяч ногой. Конг отскочил назад, прикрывая своего защитника, который перехватил мяч. Они бросились в атаку. Конг шел впереди, прокладывая дорогу своему нападающему. Я бросился за ним. Конг ждал, что я повторю свой высокий блок, но на этот раз я поднырнул под него и схватил за ноги. Со всего маху он врезался лицом в землю. Удар оглушил его, он лежал, раскинув руки, и не шевелился. Я прыгнул на него сверху, схватил за шею и прижал к земле.

— Эй, Конг, как ты себя чувствуешь?

К нам подбежали другие игроки.

— Мне кажется, он ушибся, — объявил я. — Помогите-ка мне убрать его с поля.

Стейпен взял с одной стороны, я — с другой. Мы подняли тушу и поволокли за линию. Возле самой линии я притворно споткнулся и пнул Конга по жопе.

— Ой, — сказал Конг, — оставьте меня в покое…

— Мы помогаем тебе, дружище.

Затащив Конга за боковую линию, мы усадили его на траву. Конг вытер кровь с подбородка, затем стал поглаживать опухшую лодыжку, кожа на которой была содрана. Я склонился над ним:

— Эй, Конг, давай закончим игру. Мы проигрываем 42:7, нам нужен шанс отыграться.

— У меня сейчас начинаются занятия.

— Я не знал, что здесь обучают отстрелу собак.

— Каких собак? У меня урок английской литературы.

— Уважительная причина. Хочешь, я провожу тебя в спортзал и суну под холодный душ?

— Нет. Отстань от меня.

Конг встал. Ему прилично досталось. На лице кровь и грязь, могучие плечи просели. Он сделал несколько нетвердых шагов и остановился:

— Эй, Куинн, — обратился Конг к своему приятелю, — помоги мне…

Куинн взял Конга под руку, и они медленно пошли через поле к спортзалу.

— Эй, Конг! — заорал я им вслед. — Если доберешься до занятий, передай от меня привет Билли Сарояну

Остальные игроки собрались вокруг меня, включая и Плешивого с Баллардом, которые спустились с трибун. Только что я совершил героический поступок, а вокруг не оказалось ни одной прекрасной девушки!

— У кого-нибудь есть курить? — спросил я.

— У меня Честерфилд, — откликнулся Плешивый.

— Ты все куришь бабские сигаретки? — спросил я, вытягивая одну из пачки.

— Я тоже угощусь, — сказал Стейпен.

Мы стояли и курили.

— Может, продолжим игру? Народу у нас хватает, — предложил кто-то.

— На хуй, — сплюнул я. — Ненавижу спорт.

— Да уж, — сказал Стейпен, — Конга ты здорово уложил.

— Это точно, — поддержал Плешивый. — Я все видел. Одного только не понял.

— Чего это? — удивился Стейпен.

— Кто из них был садист.

— Ладно, — сказал я, — мне пора идти. Сегодня вечером в Кэгни классный фильм. Я иду со своей пиздой, — и двинулся через поле.

— Ты имеешь в виду свою правую ладошку? — крикнул мне вслед Плешивый.

— И правую, и левую, — бросил я через плечо.

Покинув поле, я обогнул здание химического факультета и вышел на главный двор. Повсюду на скамейках, поддеревьями, на лужайках сидели парни и девицы со своими книжками в разноцветных обложках-зеленых, голубых, коричневых. Студенты переговаривались друг с другом и задорно смеялись. Я перешел на другую сторону университетского городка, где была трамвайная остановка. Сел в трамвай «V», купил билет, прошел в конец вагона и сел, как всегда, на заднее сиденье.

Предвидя свое будущее, я частенько посещал район притонов и ночлежек, дабы быть готовым. Меня воротило от того, что я там наблюдал. В обитателях «дна», и в мужчинах, и в женщинах, не было ни отваги, ни куражу. Они жаждали того же, что и все остальные. Встречались там и явные психи, которые беспрепятственно разгуливали по улицам. Примечательная вещь — на пиках нищеты и богатства сумасшедшим часто позволяется обретаться совершенно свободно. Я и сам был не совсем нормален. С раннего детства я ощущал в себе что-то странное. Мне казалось, что я обречен быть убийцей, банковским грабителем, святым, насильником, монахом, отшельником. Мне нужно было какое-нибудь изолированное место, где бы я мог уединиться. Эта помойка вызывала отвращение. Тусклая жизнь нормального, среднего человека хуже, чем смерть. И казалось, что не существует никакой возможной альтернативы. Образование — просто обман. То нехитрое обучение, которое я позволил себе, сделало меня более подозрительным. Кто такие доктора, юристы, ученые? Это люди, которые добровольно лишили себя свободы думать и поступать как личности. Я вернулся в свою лачугу и откупорил бутылку.

Я сидел, пил и думал о самоубийстве. Но я чувствовал странную любовь к своему телу, к своей жизни. Покрытые рубцами и шрамами, они все же были моими. Я посматривал в зеркало и ухмылялся: если уж уходить, так с музыкой — прихватить с собой восемь или десять, или двадцать…

Был субботний декабрьский вечер. Я сидел в комнате и пил более обыкновенного, зажигая сигарету за сигаретой и думая о девушках, о городе, о работе, о грядущем. Мне было совсем не по душе то, что я видел впереди. Я не был ни мизантропом, ни женоненавистником, но мне нравилось одиночество. Хорошо сидеть себе где-нибудь в закутке, курить и попивать. Я всегда был лучшей компанией самому себе.

Туг я услышал радио в соседней комнате. Парень врубил его на полную громкость. Лилась отвратительная слащавая песенка о любви.

— Эй, приятель! — заорал я. — Сделай потише!

Никакого ответа.

Я заколотил по стене.

— Я СКАЗАЛ, СДЕЛАЙ ПОТИШЕ ЭТУ ХУЙНЮ!

Громкость не изменилась.

Я вышел в коридор и подошел к соседней двери. Я был в трусах. От моего удара ногой дверь с треском распахнулась. На кровати старый толстый мужик ебал немолодую жирную бабенку. Горел огарок свечи. Мужик был сверху. Он остановился, повернул голову и посмотрел на меня. Тут же из-под него выглянула и она. Гнездышко было очень мило украшено шторами и небольшим гобеленом.