Вкус страха - Бейтс Джерими

Его сознание четко отмечало каждую деталь окружающих джунглей, каждую травинку, касавшуюся его ног, каждый запах. Он вдыхал торфянистый, мшистый аромат, понимая, что чувствует все это в последний раз. При этой мысли Фицджеральд ощутил укол сожаления. Он очень любил жизнь и не хотел умирать. Но бывают вещи, над которыми человек не властен. Он это понимал. А раз понимал, то был готов и принять.

В густом переплетении веток и папоротников он различил темную шкуру леопарда. Тот склонился над распростертым телом Дэнни Замира. Вернее, над тем, что осталось от Дэнни Замира. Ноги мужчины были согнуты под неестественными углами. Его живот был разодран. Леопард погрузился мордой во внутренности. Зверь поднял в голову, сжимая в зубах связку розовых кишок.

Метрах в шести, ровно между Фицджеральдом и леопардом, на земле серебром поблескивало мачете.

В африканской саванне подобраться к леопарду, только что расправившемуся с жертвой, совершенно невозможно. Он постоянно сохраняет бдительность, зная, что поблизости обязательно окажутся львы или гиены, которые не прочь лишить его заслуженного обеда. Но здесь, в джунглях, леопард был царем зверей. Здесь не было других хищников, чьи размеры позволяли бы угрожать ему.

Фицджеральд медленно и мягко шагал вперед, глядя под ноги, чтобы не наступить на какую-нибудь ветку, которая может хрустнуть под его весом. Леопард не замечал подходившего человека, пируя на теле израильтянина. Через десяток шагов Фицджеральд добрался до мачете и присел на корточки, чтобы дотянуться до него связанными руками. Затем снова встал и принялся пилить веревку, связывавшую запястья. Последние мотки веревки лопнули с громким треском.

Леопард оглянулся через плечо и заморгал с почти человеческим удивлением. Три долгих секунды он молча пялился на ирландца окровавленной мордой. Потом подвернул губы и коротко рыкнул, продемонстрировав язык и желтые клыки.

Фицджеральд уперся ногами в землю, принимая боевую стойку, и выставил вперед более сильную, левую сторону тела, повернув грудь и бедра под прямым углом. Правую руку он прижал к боку, защищая ребра, а левую выставил вперед, прикрывая грудь и живот. Лезвие мачете покачивалось в воздухе в паре дюймов от подбородка. Никогда в жизни он не чувствовал такого воодушевления, как сейчас, когда предстояло столкнуться лицом к лицу с грозным хищником, не имея ничего, кроме холодного оружия. Осознание неизбежности гибели больше не вызывало сожалений. Оно наполняло его восторгом на грани просветления. Каждая клеточка тела трепетала в предвкушении смертельной схватки.

— Иди сюда, киска, — проворчал он. — Попробуй меня достать.

Леопард устремился к нему, мощно отталкиваясь от земли короткими лапами. Ирландец не шелохнулся. Леопард прыгнул. В последнее мгновение Фицджеральд пригнулся и увернулся, взмахнув мачете. Лезвие полоснуло воздух. Леопард оказался слишком быстрым и пролетел мимо невредимым. Фицджеральд повернулся лицом к кошке, приземлившейся на лапы. Теперь зверь расхаживал из стороны в сторону, не сводя с него желтых глаз.

Лицо Фицджеральда расплылось в ухмылке.

— Что, странная попалась обезьянка, да? — спросил он голосом, больше напоминавшим негромкое хриплое рычание.

Обезьяны, в особенности — бабуины, были основной добычей леопардов, и те хорошо умели охотиться на приматов. Леопарды старались схватить жертву за голову или за глотку и, если добыча оказывалась в зубах, сильно били задними лапами, распарывая когтями живот. Зная об этом, Фицджеральд ожидал первой атаки и сумел уклониться от нее довольно легко. Но теперь леопард знал, что противник знаком с его повадками, и едва ли собирался снова действовать таким же образом.

И действительно не стал.

На этот раз хищник стелился над самой землей, целясь в ноги. Ни отбить такую атаку, ни уклониться было невозможно. Если отскочить вправо или влево, леопард, намного более ловкий, чем человек, просто чуть изменит направление и все равно набросится.

Поэтому Фицджеральд сделал то, чего противник не ожидал: бросился в атаку сам. Удивленный леопард привстал на задних лапах, собираясь обрушиться на жертву сверху, как поступает домашний кот, играя с мышью.

Фицджеральд изо всех оставшихся сил вонзил мачете как можно глубже в подставленное брюхо зверя, метя ближе к сердцу, в тот самый миг, когда тот обрушился на ирландца всей своей почти стокилограммовой тушей. Леопард обхватил лапами его голову.

Все вокруг почернело.

Фицджеральд не знал, сколько он пробыл без сознания — не то считаные секунды, не то несколько минут. Но когда зрение прояснилось, леопард лежал на нем неподвижно. Его зловонный запах бил в ноздри. Фицджеральд попытался столкнуть зверя с себя, но не особенно усердствовал. Он понимал, что отсюда ему уже не уйти. Его веки несколько раз дернулись и сомкнулись.

Время пришло.

Жизнь не промелькнула перед глазами Фицджеральда. Промелькнула история. Военная история, изучению которой он посвятил добрую часть последнего десятилетия. Войны, войны, войны… Смерть, кровь, страдания… Обычное состояние человечества. В памяти умирающего всплыли слова Платона: «Конец войны видели только мертвые».

Тьма не раскрылась ему навстречу. Только свет — белый свет, становившийся все ярче и ярче, и в этом свечении он увидел лица Эрин и Бидди.

Дэмьен Фицджеральд встретил смерть с улыбкой на лице.

Когда ирландец скрылся в джунглях, Скарлетт и Гром остались на месте, вслушиваясь в звуки последовавшей схватки. До них не доносилось ни звука, издаваемого ирландцем. Ни единого крика или проклятия. Леопард, напротив, фыркал и ревел, пока в лесу вдруг внезапно не настала тишина. Либо ирландец убил леопарда, либо леопард убил ирландца. В любом случае нужно было поскорее убираться.

Гром, казалось, прочитал мысли Скарлетт. Не проронив ни слова, он схватил ее за руку и потащил напролом через кусты на юг. Быстро смеркалось, и все вокруг приобретало приглушенные оттенки серого. Лес окружал их со всех сторон непроницаемой стеной. Ветки хлестали по головам, по плечам. Скарлетт казалось, что она больше не может бежать, но она не останавливалась, пока, наконец, деревья не расступились и перед ними не возникла река, величественно несшая свои черные воды. Скарлетт еле преодолела последние несколько шагов до берега и рухнула на колени в траву. В горле пересохло от напряжения, а ноги больше напоминали разваренные макароны. Она чувствовала такую слабость и тошноту, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.

Гром наклонился к ней.

— Ненавижу портить настроение, — сказал он, тяжело дыша. — Но мы еще не выбрались. Надо еще отыскать это суденышко. И чем раньше, тем лучше.

Скарлетт понимала, что Гром прав. Отдохнуть можно и потом. Она кивнула.

— План такой, — продолжил он. — Идем вверх по реке вдоль берега в течение часа или около того. Попытаемся пройти пару километров. Если не находим судно, ищем, где заночевать, и утром возвращаемся обратно. Когда увидим вот это, — он указал на высокую марулу с раскидистой кроной, — поймем, что вернулись туда, откуда пришли. Пройдем еще пару километров вниз по течению. Всего почти четыре километра вдоль берега.

— А если все равно не найдем корабль?

— Придумаем новый план.

Гром протянул ей руку и помог встать. Ноги все еще казались ватными, но она хотя бы могла стоять. Солнце висело над самым горизонтом, и уже почти стемнело. Если бы они все еще были в джунглях, вокруг уже ничего не было бы видно. Но поскольку над рекой не висела плотная завеса из ветвей, света от луны и звезд хватало, чтобы пробираться среди речных зарослей.

Они прошли всего несколько минут, как Гром резко остановился. Скарлетт оторвала взгляд от земли, и от увиденного у нее стало тепло на душе. Потому что впереди в неясном свете луны сквозь нависающие ветви мангровых деревьев едва виднелось оно.

Судно!

Скарлетт обернулась к Грому, словно желая убедиться, что глаза ее не обманывают. Он широко улыбнулся в ответ. Она обняла его и забормотала какую-то ерунду, уткнувшись в плечо.