Джулия Хобан - Уиллоу

— Отдай мне мои вещи! — Уиллоу выхватывает у него обе книги и свою сумку.

— Без проблем. Просто... послушай... Ты не хочешь мне ничего рассказать?

— Нет.

— Ну ладно, может, я должен тебе что-то рассказать или, может, объяснить про...

— НЕТ! — Перебивает Уиллоу.

— Ну, тогда, может, Кэти нужно будет поговорить с тобой об этом? Я бы хотел быть уверенным, что ты...

— НЕТ! — Уиллоу не может поверить, что она говорит, а, вернее, изо всех сил пытается не говорить о подобных вещах с братом.

— Что в этом такого смешного? — Через несколько минут воинственно спрашивает она. Уиллоу уверена, что он смеется не над ситуацией, а над ней.

— О, просто я думаю, что, когда Изабель исполнится семнадцать, я запру её.

— Прекрати! — Она шлепает его по руке.

— Хорошо. — Он снова серьезен. — Но, Уиллоу, я не шучу на этот счет. Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе объяснил, или тебе нужно со мной поговорить…

— Мне и, правда, нужно, чтобы ты поговорил со мной! Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной! Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной! — Своей вспышкой Уиллоу пугает их обоих. В отличие от того раза с Гаем, она тут же понимает, что плачет. — Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной, — еще раз повторяет она, пряча лицо в ладонях.

— Уиллоу! — Дэвид поднимается с кресла, садится рядом с ней и за подбородок поворачивает ее лицо к своему. — Что такое? Что случилось? Ты… Он…

— Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной, но не об этих вещах… Я знаю об этом с пятого класса... Тебе нужно... Тебе нужно... Тебе... — Она дышит так часто, что едва может говорить.

— Хорошо, сделай глубокий вдох. — Дэвид садится рядом с ней на пол, обнимая ее одной рукой. Он пытается казаться спокойным, но Уиллоу может сказать, что он, на самом деле, очень взволнован этим внезапным припадком слез и понятия не имеет, что это может означать. И она удивлена не меньше его и не может не спрашивать себя, продолжатся ли их отношения таким же образом. Возможно, ее горе, застывшее на столь долгое время, теперь может вырваться наружу в любой момент. И если так будет на самом деле, сможет ли она это вынести?

— Помолчи секундочку, — продолжает Дэвид. — Просто помолчи секунду, а потом скажи мне, в чем дело.

— Тебе… Тебе… Нам нужно поговорить о том, что произошло между нами, — в конце концов, говорит Уиллоу. — Нам нужно поговорить о них. Хоть они и мертвы, мы не должны считать их мертвыми. Их смерть не должна вставать между нами. Тебе нужно... Тебе нужно поговорить и со мной тоже. Ты должен сказать мне, насколько... насколько ты зол на меня, насколько разъярен из-за произошедшего. Тебе нужно поговорить и со мной тоже!

— Я… Я должен. Я знаю это…

Уиллоу вытирает слезы с лица и с удивлением смотрит на Дэвида. — Должен?

— Да. И может, за последние месяцы я сделал что-то очень неправильное. Я хотел поговорить с тобой, но мне казалось, что будет нечестным заставлять тебя заново переживать все это… Я никогда не знал, как заговорить о том, что случилось. Или когда. И я боюсь, что, если мы поговорим об этом, ты не сможешь продолжать жить по-прежнему, или я не смогу. И я думаю, что, может, лучше оставить все, как есть. Но очевидно, я и сам не понимаю, что говорю. — Он замолкает на секунду, протягивает руку к столу, на котором у неё стоит коробка с бумажными салфетками, и вручает ей несколько.

— Спасибо. — Уиллоу очень громко сморкается.

— Я... Я знаю, как говорить на эту тему, даже меньше, чем на предыдущую... — Дэвид глубоко вздыхает, и на секунду он выглядит в два или три раза старше своего возраста. — Мне так трудно думать о том, что случилось, и ещё тяжелее видеть, что это сделало с тобой. Так что я просто пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы все наладить, заботиться о тебе, хотя ничего об этом не знаю. Но я стараюсь, пытаюсь сделать одну вещь — удостовериться, что не напоминаю тебе постоянно об этом, чтобы ты могла справиться с этим. И, кажется, ты справляешься. Я поражен, насколько хорошо ты справлялась со всем этим, и подумал, что снова напоминать тебе об этом, будет жестоко.

Уиллоу не знает, как на это реагировать. Он говорил о стольких вещах, что ей сложно сосредоточиться, чтобы все обдумать. Она смутно понимает, что брат ссылался на ее способность справляться со всем, и уверена, что должна разубедить его. Но и другие мысли требуют его внимания, и ей нужно заверить его, что он не ошибся. Что, даже если она и хотела поговорить с ним, а временами ей этого хотелось больше всего на свете, то это не значит, что он подвел ее так же, как она подвела его.

— Но и ты неплохо справляешься, — заикаясь, через минуту говорит она. — Я знаю, как это тяжело, как тяжело, должно быть, для вас с Кэти то, что я живу здесь, и трудно в финансовом плане, ведь я почти не помогаю. Это все моя вина. И я...

— Ох, Уиллоу, — Дэвид резко перебивает её. — Это вовсе не твоя вина. Ты когда-нибудь думала, что для них было безответственно напиться так, чтобы шестнадцатилетний подросток с ученическими правами был вынужден вести машину во время одной из самых худших бурь за год? Ты когда-нибудь останавливалась, чтобы подумать о том, что, если бы у меня всё было под контролем, я бы продал дом, и не имело бы значения, сколько времени отнимает страховка, и что, если бы я это сделал, у нас вообще не было бы денежных проблем? О том, что единственная причина, почему ты должна вносить свой вклад, заключается в том, что я не могу сделать этого? О том, что это моя ошибка, что ты должна отдавать мне свои деньги, а не тратить их на себя? — Он выглядит злым, злее, чем когда-либо, и она может быть только благодарна за то, что его злость направлена на него самого, потому что ей не кажется, что она могла бы вынести его такого взгляда.

— Я схожу с ума из-за всего этого, потому что, учитывая все происходящее, хотя бы в этой области все должно было быть просто. И я знаю, что в скором времени мне лучше со всем этим разобраться. Мне нужно продать наш дом прежде, чем ты начнешь думать о колледже.

— Ну, наверно, я никогда не думала конкретно об этом. В смысле, не связывала то, что мне приходится работать в библиотеке, с продажей дома. — Уиллоу кладет свою ладонь на его руку. — Но всё же я думаю, что...

— И я злюсь еще на другие вещи, — снова прерывает ее Дэвид. Но Уиллоу это не волнует, потому что она видит, что он собирается сказать что-то очень важное. — Я злюсь еще и на другие вещи, — продолжает он. — Я злюсь, что вынужден думать о том, что ты собираешься в колледж, и о выставлении дома на продажу, чтобы заплатить за этот колледж. Я злюсь, потому что не могу заниматься с женой сексом, когда мне хочется, из-за того, что эта квартира такая маленькая, и я не хочу, чтобы моя младшая сестренка нас услышала. Я злюсь, что не могу ходить по дому в трусах и должен вести себя, как родитель семнадцатилетней девушки, а не одного младенца. — На мгновение он замолкает и делает глубокий вдох. — Я никогда не злился и не считал тебя ответственной за смерть наших родителей. Это было бы хуже, чем быть сумасшедшим. Я имел в виду то, что сказал тебе за ужином. Это был отвратительный несчастный случай, просто необъяснимый случай, и моя первая мысль об этом всегда, всегда, всегда касается того, как трудно это для тебя. Следующие десять лет будут очень трудными для тебя. В свое время у меня были родители, и они помогали, но у тебя их не будет. Но ты права. Я действительно злюсь на тебя. Я злюсь на тебя из-за того факта, что почти каждый аспект моей повседневной жизни, каждый глупый аспект, был безвозвратно измен. И я злюсь, что наши отношения тоже изменились, хотя я все ещё обожаю тебя и всегда буду, но это не то легкое чувство, что было у меня раньше. — Он держится ее ладонь там, где она лежит на его руке. — Я всегда был ответственным за тебя. Просто в силу своей любви к тебе, я был ответственным перед тобой и за тебя. У тебя тоже есть ответственность передо мной, перед кем-то, кого ты будешь когда-либо любить. Но теперь все по-другому. Сейчас моя ежедневная ответственность за тебя перешла в практику, теперь я должен иметь дело с контрольными по французскому и собраниями с учителями, и бывает, это сводит меня с ума, когда знаю, что я еще не достаточно стар, чтобы иметь вдобавок и эти заботы. А потом я ненавижу себя за то, что думаю так, потому что знаю, как мелочно, как абсурдно, как несправедливо я себя веду. Я смотрю на тебя и вижу, насколько ты сильная, и я поражён тем, что ты можешь быть такой. И тогда я злюсь на себя ещё сильнее за то, что не могу справиться с этими мелкими повседневными проблемами, когда ты в состоянии справиться с чем-то большим.

— Но я не сильная! Я не сильная, — кричит Уиллоу. Она убирает свою руку и снова закрывает ею лицо. Она так тронута сказанным братом и чувствует облегчение от его эмоциональной честности, от его признания, что он все еще любит ее — а это поразительно! — хотя и злился, и расстраивался, и смущался, и запутывался, что не может больше притворяться.