Геннадий Авраменко - Уходили из дома

В четыре утра я проснулся, ошалело огляделся и снова заснул. Зато встал Вася. Взял папиросу и увидел лежащий на стуле мой газовый баллончик. Уж не знаю, что было у Васи в голове, но он баллончик взял и побрызгал в воздух. Может, спросонья решил, что это зажигалка? На меня газ чуть-чуть тоже попал, но ничего особенного я не почувствовал. Из чего можно сделать неутешительный вывод: все это время я таскал с собой абсолютно бесполезную вещь. Этим «нервно-паралитическим» газом, в случае чего, гопников можно лишь рассмешить.

Дошел до калитки и обнаружил, что она закрыта. Возвращаться и будить ребят не хотелось, поэтому, решив, что я сильный и ловкий, перелез и прыгнул с двухметровой высоты на асфальт. Мангупские ангелы в городе не работают, поэтому ногу я, естественно, вывихнул. На правую пятку наступать практически невозможно, боль страшная.

Успел на электричку в 8.18, даже билет купил. Разорился на пачку «Ватры», чтоб с комфортом доехать, не стреляя сигарет и не чадя вонючим мангупским табачком. Пересчитал накопленные и отложенные деньги, честно заработанные на бутылках. Получилось неплохо — 250 купонов и 105 рублей. На билет на поезд, если что, хватит.

Разглядывая за окном инкерманские пещеры, поймал себя на том, что мысленно прикидываю, насколько они удобны и пригодны для жизни. Какая дикость, надо срочно заканчивать жизнь пещерного человека...

В Симфере повстречал Женьку Гниду. Он с братом на Мангупе бывал, а я его и не узнал даже; если б меня не окликнул — не заметил бы. Узнав, что мы до сих пор там живем, округлил глаза и обещал завтра же приехать в гости.

Получил мамину посылку. Денег в ней, правда, не оказалось, сколько я ни искал, но кроссовки и строгая записка от волнующейся мамы были. Кроссовкам я рад невероятно, теперь хоть обувь приличная имеется, а то хожу в городе, как оборванец.

Купил мороженого, винограда и билет до Сирени, вот полтинник и кончился. Контролеров, как бывает всегда, если ты купил билет, не было.

Нога продолжает болеть, идти очень трудно, а все машины, как назло, пролетают мимо, не притормаживая даже. Как я проковылял десять километров до Залесного, ума не приложу. Там меня таки подобрал какой-то добрый водитель и довез до терновской тропы. Подъем с тяжеленным рюкзаком и вывернутой ногой тоже был непрост. Но добрался-таки, на Мангупе и крепостные стены помогают. Чем выше поднимался, тем больше сил появлялось, боль даже, казалось, отошла.

У Графской сидел Петька и варил суп. Чисто, бардака не развел. С ним пассажир какой-то сидел из Питера, по имени Толик. Тип вроде не напряжный, но какой-то странный. Делать ничего не умеет, вещей практически нет, законченный цивил, а косит под хиппа. Ночку-другую, ладно уж, пусть поживет в предбаннике с Петькой, а там уж пусть ищет чего-нибудь себе. На том и порешили.

На Кухне толпа народа. Мне обрадовались все, особенно Надька. Боль в ноге утихла при мысли о взаимной симпатии, и только подозрение, что у Надьки может быть все-таки роман с Андрюхой, висело в голове.

Появились трое новеньких, киевских. Дельфин, Вика и Юля. Вика прекрасная, вскоре подсела ко мне под одеяло и начала уговаривать приехать к ним весной в Киев, поучаствовать в хоббитских играх. Из меня, говорит, получится неплохой, почти настоящий эльф. Потому что я, мол, эльф и есть.

Нога ногой, но деньги зарабатывать надо. Ни свет ни заря двинули с Петькой в Красный Мак сдавать шиповник, кизил и бутылки. Погода мерзкая, хуже некуда. Моросит противный дождь, скользко. Пока спускались, Петя на свой рюкзак трижды грохнулся, потом выяснилось, что десять бутылок разбил вдребезги.

В Красном Маке на приемном пункте красовалась записка: «Я в Холмовке».

Ну не назад же идти не солоно хлебавши — отправились в Холмовку. Метров сто прошли, застопили «ЗИЛ». Я в него Петю со всеми вещами засунул и отправил, сам машины через три уехал следом. Пока доехал, смотрю: сидит уже довольный, всё сдал, деньги получил. Поразмыслив, купили две чекушки «Столичной», бутылку сорокапятиградусной «Литовской», бутылку белого, портвейн и два пива. Набор почти как у Венечки Ерофеева. Как я поддался влиянию Пети, непонятно, но на алкоголь и закуску мы угрохали практически все деньги. Там же, в Холмовке, на озере мы и привалились. Начали с пива. Оглянуться не успели, как в ход пошло белое, а там и портвейн выкушали. Нетвердой походкой пошли домой. Снова начался дождь, но нам было уже все равно. В Красном Маке Петька зашел в магазин и купил еще бутылку пива. Когда я возмутился было, он, заговорщицки подмигнув, жестом фокусника извлек откуда-то из-под плаща еще одну, которую украл. В Хаджи-Сала зашли к татарам, к Нариману. У него сидел Котя, который сообщил, что Сашка Герик вляпался в какие-то напряги и сидит в Симферополе. Но скоро вроде как обещался быть. А его уже в общем-то и не ждет никто.

У татар купили травы и бутылку самогона; пока поднимались по Мужской тропе, спиртное прикончили. На роднике Петька открыл чекушку, глотнул и расплакался:

— Ринго, брат... Это ж я ту корову-то увел! Из-за которой меня из села выгнали! Я ее увел...

Я не вполне соображал, что происходит, о какой вообще корове идет речь.

— Пусти меня в село, я больше не буду, — неожиданно взмолился Петька и рухнул на колени.

Я, лихорадочно оглядываясь — не увидел бы кто, — изо всех сил пытался поднять и посадить его на камень, но невменяемый Петя не поддавался и беспрестанно молил о прощении.

— Хорошо, хорошо, пущу я тебя в село, успокойся ты! — нервничал я, но от подкола не удержался. — А что ты с ней сделал-то, с коровой?

— Убил я ее, Рингушка. Убил. И съел.

— Что, всю? — подивился я.

— Почти. Остальное продал...

Следующие полчаса я приводил Петю в сознание, макая его лохматую голову в ледяной родник.

Потом что было, помню слабо. Завалились на Кухню, позвали в гости Надьку, Остапа и Толика. Что-то пели, пили, традиционно ругались со Скрипой, готовили какую-то еду...

Отличный и насыщенный день получился.

Петька утром меня расстроил. Просыпаюсь, а он сидит довольный и загадочный. Чекушку, что на утро мы припасли, он выпил. Ждал, говорит, пока ты проснешься, ждал, истомился весь и выпил. Долго, говорю, ждал-то? Оказалось, целых восемь минут. Ну и сила воли у человека — железная.

Увидев, что мне нечеловечески плохо, Петя встрепенулся и ушел. Появился через пару часов, принес три бутылки самогона и корабль травы.

Пришли попрощаться Остап, Митька, Надька и Анд- рюха, обещали вскоре вернуться. Зато приехал Сашка Апрель с севастопольскими. Прибежали с криками:

— Там, там такое! Над Утюгом! Бежим скорее! Там НЛО!!!

— Большое? — усмехнулся я.

— Да, как овал какой-то, серебристое! Висит!

— Да задолбали они уже тут всех, эти НЛО, — сказал Остап. — Летают все лето, нервы только портят...

Севастопольские махнули рукой и убежали обратно.

Мы принялись за самогон, и день как-то неожиданно кончился.

Пока утром подкреплялись завтраком и стряхивали похмельную ломку, я увидел, что по дороге поднимается крытый военный грузовик. Побежал наверх, предупредил ребят на Кухне. Заодно и попрощался с уходящими сегодня киевлянами.

Пошли к Пете в село, в гости и за силками. Кое-как добрели до Новоульяновки. Зашли к некоему Саше, Петиному приятелю. Саши не было дома, но Петю это нимало не смутило. Вальяжно расположившись в светелке, он выдал хозяйке денег и послал за самогоном. Женщина собрала кое-что на стол, выпили, потом покурили травы. Самогон оказался отвратительным, а вот трава наоборот. Так и не дождавшись Сашу, абсолютно укуренные, мы вышли в село. Непонятно как оказались у кинотеатра и уж совсем странными бесплатными путями очутились внутри. Шел фильм «Косильщик лужаек». Надо сказать, что лучшего фильма для того состояния, в котором мы находились, и придумать было невозможно.

Ближе к концу фильма, когда человек, похожий на Солидола, влез в киберпространство, меня неожиданно затошнило и я выскочил на улицу. Пока тошнило, не отпускало странное ощущение, что меня на самом деле двое и второго меня тоже тошнит. Заблуждение быстро рассеялось, когда я увидел, что из тех же кустов вылезает еще один расстроенный человек. И человек этот оказался... Баглаем! Ввиду последнего местопребывания, за руку здороваться мы не стали. Баглай пожаловался на плохой самогон и предложил покурить травы. Вскоре из зала вывалился совершенно охреневший Петька. Кино ему явно понравилось.

Пробиваясь сквозь моросящий дождь и чертыхаясь, часам к восьми мы дошли до Петькиного дома.

Встретили нас неприветливо. Отец сразу орать начал, мать тоже ругала, но жалела.

— Зачем корову увел, синяк?! Тебя участковый ищет!

— Я не брал! — кричит Петька.

— Как не брал?! — орет отец. — Тебя люди видели, ты ее, пьяный, в лес уводил!