Ирина Ясина - Книга волшебных историй (сборник)

– Ай-ай-ай, – закричал именинник. – Ой-ой-ой!

И тут заячий хвост не выдержал и оторвался. Все повалились в одну сторону, медведь – с хвостом – в другую…

А именинник выскочил из кучи-малы и бросился наутек – в третью.

С тех пор на свой День рождения заяц гостей больше не приглашал.

Теперь вы понимаете, почему у зайца такие длинные уши и такой короткий хвост? И почему, завидев лису, волка или медведя, он сразу дает стрекача?

По вечерам зайчонок Литл любил смотреть на небо. Сотни звезд подмигивали ему сверху. А Луна, увидев его, просто сияла.

Но однажды Литл заметил, что Луна с одного бока стала меньше. Как будто кто-то обгрыз кочан.

– Мама, нашу Луну кто-то ест, – забеспокоился он.

– Глупости, – сказала мама. – Ложись спать.

На другой вечер Луна стала еще немножко меньше.

Тогда Литл побежал к соседскому мышонку:

– Это ты грызешь Луну?

– Почему я? – удивился тот.

– Ты мне говорил, что Луна похожа на сыр…

– Да, – облизнулся мышонок. – Но Луну я не грыз. Наверное, это волк. Он всегда голодный!

На третий вечер Луна стала еще тоньше. И друзья побежали к волку.

– Это ты ешь нашу Луну? – спросил Литл.

– Я ем Луну? – удивился волк. – Я ем зайцев, барашков, коров… И вообще, это не мое дело.

– С каждым днем Луна становится все меньше, – сердито сказал Литл. – Скоро она совсем исчезнет, и станет темно. А ты говоришь, что это не твое дело!

Волк растерялся и даже забыл, что ест зайцев.

– Может быть, это лиса? Она хитрая…

– Верно, – пискнул из кустов мышонок.

Все трое отправились к лисьей норе.

– Это ты ешь нашу Луну?

– Что вы, что вы! – испугалась лиса. – Как я заберусь на небо? Наверное, это медведь. Он лазит на деревья за медом. Вот и до Луны, обжора, добрался…

– Это ты ешь нашу Луну? – хором закричали все.

От неожиданности медведь свалился с дерева.

– Я ем мед, ем малину, а Луну – даже не пробовал… А что, Луна – сладкая? – медведь почесал в затылке и задумался:

– Может быть, это ворона? Она умеет летать…

– И любит сыр, – уточнила лиса.

Ворона сидела на сосне и клевала хлебную корку.

– Это ты ешь нашу Луну?

– Я? – чуть не подавилась ворона. – Я так высоко не летаю. Если кто и долетит до Луны – только орел!

Орел строил гнездо на высокой скале.

– Это ты ешь нашу Луну? – закричали все.

– Я не ем Луну, – сказал орел. – Но если увижу, кто это делает, то ему несдобровать!

На следующий вечер все собрались посмотреть на Луну и увидели, что от нее осталась половина.

– Может быть, это космические пираты? – спросил барсук, высунувшись из норы.

– Может быть, – вздохнул зайчонок.

Но где найти космических пиратов, он не знал.

С каждым днем Луна становилась все меньше и меньше. И наконец от нее осталась тоненькая корочка.

– Кажется, это конец света, – сказал умный филин.

А потом Луна исчезла совсем. Литл хотел разбудить маму, но решил ее не пугать.

– Ты что такой грустный? – спросила утром мама.

– Нашу Луну съели, – и зайчонок рассказал ей обо всем, что произошло.

– Не расстраивайся, – сказала мама. – Ты просто очень маленький и не знаешь, что Луна сначала убывает, а потом – снова растет. И так бывает каждый месяц. Вот увидишь.

Мама оказалась права. На следующую ночь Литл увидел узенькую желтую полоску.

А потом Луна стала расти. День за днем она становилась все толще. И наконец снова стала такой же большой и круглой, какой и была.

– Это называется полнолунием, – сказала мама. – А еще это значит, что ты стал старше и умнее на целый месяц. И хотя ты совсем маленький, но не испугался ни волка, ни лисы, ни медведя с орлом… И я тобой очень горжусь, мой мальчик!

Однажды в рождественский вечер, когда старший референт Кузовков ел свою вермишель с сосиской, в дверь позвонили.

Обычно об эту пору возвращалась от соседки жена Кузовкова: они там калякали на кухне о своем, о девичьем. Но вместо жены обнаружился за дверью диковатого вида дедушка, с бородой до пояса, в зипуне и рукавицах. За поясом зипуна торчал маленький топорик.

Первым делом Кузовков подумал, что это и есть тот самый маньяк, которого уже десять лет ловили в их микрорайоне правоохранительные органы. Старичок улыбнулся и достал из-за спины просторный холщовый мешок.

«Вот, – порадовался Кузовков своей догадливости. – Так и есть».

Но нежданный гость не стал кромсать его топориком и прятать останки в мешок, а вместо этого заухал, захлопал рукавицами, заприседал и, не попадая в ноты неверным дискантом, запел:

– А вот я гостинчик Сереженьке, а вот я подарочек деточке…

Кузовков потерял дар речи. Старичок довел соло до конца, улыбнулся щербатым ртом и по-свойски подмигнул старшему референту. Это нагловатое подмигивание вернуло Сергея Петровича к жизни.

– Вы кто? – спросил он.

– Не узна-ал, – протянул пришелец и закачал головой, зацокал укоризненно.

– Чего надо? – спросил Кузовков.

– Да я это, Сереженька! – уже с обидой воскликнул старичок. – Я, дедушка…

Тут самое время заметить, что оба дедушки Кузовкова давно умерли, но и при жизни были ничуть не похожи на щербатого в зипуне.

– …солдатиков тебе принес, – продолжал старичок. – Ты же просил солдатиков, Сереженька!

И, шагнув вперед, он опорожнил треклятый мешок. Туча пыли скрыла обоих. Зеленая оловянная рать, маленькие, в полпальца, танки и гаубицы посыпались на пол, а старичок снова завел свои варварские припевки.

– Вы что? – завопил Кузовков. – Не надо тут петь! Прекратить шизофрению! Какие солдатики!

– Наши, наши, – ласково успокоил его певун. – Советские!

Кузовков молча обхватил рождественского гостя поперек зипуна, вынес на лестничную клетку и посадил на ящик для макулатуры.

– Так, – сказал он. – Ты, кащенко. Чего надо?

– Сереженька! – простер руки старичок.

– Я те дам «Сереженька», – посулил Кузовков, которого уже двадцать лет не называли иначе как по имени-отчеству. – Чего надо, спрашиваю!

В ответ старичок пал на кузовковское плечо и зарыдал.

– Да дедушка же я! Дедушка Мороз! Подарочков принес… – Старичок безнадежно махнул рукавицей и снова начал утирать ею слезы, лившиеся ручьем. – Солдатиков, как просил… А ты… С Новым Годом тебя, Сереженька! С Новым, тысяча девятьсот пятьдесят вторым!

Настала глубокая тишина.

– С каким? – осторожно переспросил Кузовков.

– Пятьдесят вторым…

Старичок виновато заморгал белыми от инея ресницами и потупился.

Кузовков постоял еще, глядя на гостя, потом обернулся и внимательно посмотрел вниз. Потом присел у кучки оловянного утиля.

– Действительно, солдатики, – сказал он наконец. – А это что?

– Карта, – буркнул старичок, шмыгнув носом.

– Какая карта? – обернулся Кузовков.

– Кореи, – пояснил гость. – Ты же в Корею хотел, на войну… Забыл?

– О Господи, – только и сказал на это старший референт. И, помолчав, добавил: – Где ж тебя носило столько лет?

– Там… – Гость печально махнул рукой.

– В Лапландии? – смутно улыбнувшись, вспомнил Кузовков.

– Какой там «Лапландии»… – неопределенно ответил старичок и вдруг конкретизировал: – Сыктывкар. Я к тебе шел, а тут милиция. Паспортный режим, и вообще… Классово чуждый я оказался. Десятка в зубы и пять по рогам!

– Чего? – не понял Кузовков. Старичок повторил. Переспрашивать снова Сергей Петрович не стал.

– Ну вот. А потом ты переехал… Я уж искал, искал… ну и вот… – Гость смущенно высморкался. – С Новым Годом, в общем.

Помолчали. Старичок так и сидел, где посадили – на ящике для макулатуры.

– Холодно было? – спросил Кузовков про Сыктывкар.

– Мне в самый раз, – просто ответил старичок.

– Ты заходи, – спохватился Кузовков. – Что ж это я! Чаю попьем…

– Нельзя мне горячего, Сереженька. – Гость укоризненно покачал головой. – Все ты забыл.

– Ну, извини, извини!

Еще помолчали.

– А вообще: как жизнь? – спросил гость.

– Жизнь ничего, – ответил Кузовков. – Идет.

– Ну и хорошо, – сказал гость. – И я пойду. Сними меня отсюда.

Кузовков, взяв его под мышки, поставил невесомое тело на грешную землю.

– У меня еще должок есть по пятьдесят второму, – поделился старичок и почесал зипун, вспоминая. – Толя Зильбер, из пятого подъезда, помнишь?

Кузовков закивал.

– Тоже переехал?

– Еще как переехал! – Старичок, крякнув, взвалил на плечо мешок, снова полный под завязку. – Штат Нью-Джерси! Но делать нечего: найдем! А то как же это: в Новый Год да без подарочка?

– А что ему? – живо поинтересовался Кузовков.

– Марки, – ответил Дед Мороз. – Серия «Третий Интернационал». Бела Кун, Антонио Грамши… Негашеные! Очень хотел. Ну, прощай, что ли, – пойду!

Старичок поцеловал референта в щечку – и потопал к лестнице. Через минуту голос его несся снизу: «Иду, иду к Толечке, поздравлю маленького…»