Вирджиния Эндрюс - Сад теней

— Сэр, — возражал Кристофер, — я хочу помогать людям, как и мой отчим.

И на сурового Джона Эмоса мальчик произвел глубокое впечатление знанием Священного Писания. До глубокой ночи они читали, перечитывали целые главы и комментировали их. Кристофер заявлял, что Бог всепрощающ, а Джон настаивал, что он также способен и на отмщение.

Но больше всех была очарована Кристофером Коррин. Она была им загипнотизирована и старалась как можно чаще бывать с ним наедине. Однажды, когда я застала их, сидящими на диване и мило о чем-то беседующими вполголоса, то напомнила вновь Коррин, не забыла ли она наш последний разговор. Лишь тогда дочь отсела подальше от Кристофера, а он отпустил ее руку. Но мне было все же приятно видеть этих великолепных детей, принесших радость под мрачные своды Фоксворт Холла, поэтому я кипятила чай и пекла им пирожки, не забывая класть туда изюм. Кристофер был удивительно тактичен даже тогда, когда Коррин расспрашивала его о прошлом и порой в довольно грубой форме. Он все понимал, все прощал и был удивительно добр с окружающими.

Как-то за обедом Коррин стала расспрашивать Кристофера о его матери. Малькольм как обычно сидел во главе стола, а я на другом его конце. Коррин сидела напротив Кристофера, который занимал место Мала. Она опоздала на обед, долго решая, что надеть и как уложить волосы.

День стоял жаркий, но и Малькольм и Кристофер сидели в пиджаках. Кристофер, вероятно, не хотел обидеть Малькольма и терпел все неудобства.

С самого начала Коррин стала досаждать Малькольму тем, что дразнила его на предмет туго завязанного галстука.

— Почему бы вам двоим не развязать галстуки и не снять пиджаки? — спросила она. — Я думаю, это было бы романтично.

Она стала переводить взгляд с одного на другого и вздохнула. Я уже говорила Малькольму, что она слишком много времени уделяет чтению журналов моды и изучению жизни кинозвезд. Она вела себя так, словно Фоксворт Холл был съемочной площадкой.

— Мы не играем на сцене, — — ответил Малькольм. Я одобрительно кивнула.

— Это обед, и тебе не следует забивать себе голову тем, как одеваются мужчины.

— Папа может быть таким занудным! — она улыбнулась Кристоферу, ничуть не смущаясь.

Очевидно, она заигрывала с Кристофером. Однако, он никак не отреагировал.

— А у вам дома было душно за обедом, Крис?

Я удивленно подняла брови. Крис? Она уловила мой упрек. Нельзя так запросто обращаться к людям, которые по возрасту старше, чем ты, много раз напоминала я ей.

— Мой отец требовал, чтобы мы были строго одеты за обедом, — ответил он. — Я бы не сказал, что здесь душно, и не стал бы называть твоего отца занудным, — дипломатично ответил Кристофер.

— А твоя мать? Я почти ничего не знаю о ней. Вы с ней уехали тотчас, как я родилась, — допрашивала его Коррин.

Услышав имя Алисии, Малькольм нахмурился. О, я так боялась, чтобы правда не обнаружилась, иначе я навсегда потеряю любовь и привязанность этих двух молодых людей, ибо они никогда не простят нам ту ложь, в которой выросла Коррин. Но это к лучшему, убеждала я себя, да и как они смогут догадаться, да и кто мог бы раскрыть этот обман?

— Я думаю, нам не следует беседовать о матери Кристофера, пока боль от пережитой трагедии не утихла, — сказала я:

Коррин покраснела.

— О, извини, я не хотела…

— Ничего. Но Оливия права, — добавил юноша и быстро перевел разговор на другую тему, заговорив с Малькольмом об одном из его предприятий.

Позже я услышала, как Коррин извинялась перед Кристофером.

— Моя мать иногда бывает просто несносной.

. — Не суди свою мать строго, Коррин. Она сказала об этом лишь для того, чтобы защитить меня. Она щадит мои чувства. — Он тактично, но твердо поставил Коррин на место.

На следующее утро Кристофер нашел меня в беседке, где я отдыхала от жары. Лицо его, однако, было серьезным.

— Здравствуйте, Оливия, можно присесть?

Я отложила свое вышивание. Я чувствовала, что он что-то задумал и боялась, что он начнет мне задавать вопросы об Алисии и о том, почему она уехала отсюда. Мне противно было лгать Кристоферу, но что он подумает о нас, обо мне, об Алисии и о Малькольме, даже о себе самом, если узнает правду?

— Ты, кажется, что-то хотел сказать мне, Кристофер? — устало спросила я. — Ведь так?

— Оливия, — начал Кристофер. — Я, прежде всего, хотел поблагодарить и тебя, и Малькольма за гостеприимство. Я обрел здесь второй дом сразу после потери матери. Вчера ты так смогла понять меня, и я понял, почему. Ты сама перенесла много горя. Естественно, что дети хоронят своих родителей, но странно, когда родители теряют своих детей.

И он погладил меня по руке.

— Я боялся заговорить о Мале и Джоэле, потому что не хотел расстраивать тебя. О, я помню Мала, он был такой серьезный и взрослый. Он всегда относился ко мне, как к брату. Ты потеряла сыновей, а я потерял свою мать. Мы ведь можем обрести друг друга. Если бы, скажем, ты стала мне матерью, а я — твоим сыном. Я всегда хотел иметь братьев, сестер и жаловался Малу, что я одинок. Когда же я просил маму завести еще одного ребенка, она очень расстраивалась и сжимала кулаки. Но она никогда не хотела объяснить мне, почему у нее нет больше детей. Здесь я нашел свой новый дом. И я обожаю Коррин, она будет прекраснейшей из женщин, с ней мне по-настоящему весело. Меня даже не раздражает, как она высмеивает меня. И я ничего не хотел бы иметь против того, чтобы стать ее братом, а тебе — сыном.

— Спасибо тебе, Кристофер, — сказала я, почувствовав теплоту и уважение в его глазах.

Как странно, что потеряв двух своих сыновей, я обрела детей Алисии. И я молилась на них и ничего не пожалела бы, чтобы их защитить — таких прекрасных и чудесных детей, перед которыми расстилался огромный мир.

Кристофер улыбнулся, на лице его зажегся интерес.

— Я хотел бы, чтобы моя мать никогда не покидала бы Фоксворт Холл. Я очень жалею, что не смог встретиться с твоими сыновьями, Оливия, когда они уже подросли. Я понимаю, что нет нужды воскрешать прошлое, но ведь у нас могут быть и собственные воспоминания, Оливия.

Кристофер посмотрел на меня нежно-голубыми глазами Фоксвортов и добавил:

— Ты будешь гордиться мной, Оливия!

От его нежности и трогательной любви v меня навернулись слезы на глаза. Я знала так мало любви в жизни, что сразу поверила в любовь Кристофера, словно я была его мать.

— Кристофер, — немного волнуясь, начала я, — если ты добьешься целей, поставленных в жизни, я буду гордиться тобой. Ты дашь мне такое счастье, о котором только и может мечтать мать.

Сердце мое учащенно забилось, и на глазах выступили слезы.

Я не могла не вспомнить Мала и Джоэля и наших задушевных бесед. Все, что безвозвратно ушло от меня, казалось, снова вернулось.

— Я сделаю все для тебя, Оливия, — сказал Кристофер.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку. Я долго еще ощущала теплоту его поцелуя и с трудом сдержалась, чтобы не заплакать снова. Я смотрела, какой направился к дому, а когда подняла глаза, то увидела Джона Эмоса в окне второго этажа.

Я стала замечать, что Джон следит за Кристофером. Он возникал из ниоткуда, выплывал, словно тень. Он, казалось, что-то разглядывал и искал в Кристофере. Острыми, как скальпель, глазами он старался уловить хотя бы намек, знак или ключ к разгадке тайны. Когда бы Малькольм и Кристофер ни беседовали друг с другом, везде рядом находился Джон Эмос. Он разглядывал Кристофера словно шпион, посланный с секретной миссией из дальней страны.

Долгое время он хранил молчание, но однажды он вошел в гостиную, когда я читала книгу.

— Я должен поговорить с тобой о Кристофере, — сказал он. Я пригласила его присесть.

— В раю назревает опасность, Оливия.

— В чем дело, Джон? Что он совершил?

— Ничего особенного. Это лишь одни мои предположения. Но прошу тебя, Оливия, внимательно отнестись к моим словам.

— Надеюсь, ничего особенного ты не заметил?

— Я видел его с Коррин. Они много времени проводят вместе, гуляют по парку, качаются на качелях, смеются, разговаривают, перечислял он эти «смертные грехи».

— Но они невинны. Она всюду следует за ним словно щенок. Ты ведь не нашел ничего предосудительного? — спросила я.

— Нет… и все же… я беспокоюсь. Коррин слишком много времени проводит перед зеркалом. Она сто раз расчесывает свои волосы, прежде чем выйдет из комнаты, — быстро сказал он.

— Ты что, следил за тем, как она расчесывала волосы? Я не понимаю, — сказала я.

Лицо его покраснело, а рот раскрывался и закрывался беззвучно.

— Почему ты следил за ней? — спросила я. — Как ты смог увидеть ее с близкого расстояния?

— Иногда она не закрывает дверь, и я делаю то, что могу… что должен… чтобы держать всех в курсе того, что происходит, Оливия.

— Что же еще ты увидел такого интересного? — спросила я, явно не подозревая о масштабах шпионской деятельности Джона.