Иэн Макьюэн - Солнечная

– Тогда я сразу к делу. Во-первых, я не убивал Томаса Олдоса.

– Вы говорили это в суде, я помню.

– Это неважно, что вы мне не верите. Никто не верит. А мне все равно. Скажу вам так, появись у меня тогда хоть маленький шанс, я б его убил. Святая правда. Я говорил Патриции: валяй, только чтоб сама не пострадала. И еще я ей поклялся: если она его порешит и дойдет до суда, я за нее отмотаю срок. Она, правда, ничего не сказала, но наверняка при случае прихватила мой молоток и порешила его, когда он спал на ее диване.

– Секундочку, – встрепенулся Биэрд. – С какой стати Патриция стала бы убивать Тома Олдоса?

– Я понимаю, мистер Биэрд, что вам это неприятно. Я знаю, вы с ней развелись и все такое, но кому охота услышать, что женщина, которую ты когда-то любил, оказалась убийцей. А только она его ненавидела. Не могла от него отвязаться. Сколько раз говорила, чтобы он оставил ее в покое, да все без толку. Я делал, что мог, но он был здоровый бычара…

Биэрд успел подзабыть, что вообще-то он в курсе случившегося и что он своими руками вырыл Тарпину яму. И сейчас лихорадочно подыскивал контраргументы. Наконец спросил:

– Это она вам сказала, что ненавидела его? Что хотела от него отвязаться?

– Много раз.

– Но ведь она все время повторяла, как его любит.

Тарпин расправил плечи и не без гордости произнес:

– Это уже потом, из-за моего мотива, понимаете? Ревность! Я все готов был для нее сделать.

– Помилуйте, но тогда почему вы не признали свою вину, чтобы получить меньший срок?

– Этот нахальный адвокатишка поклялся, что меня отмажет, и я ему поверил.

– Значит, вы с ней спланировали это вместе?

– После смерти Олдоса я не мог к ней приблизиться. А потом меня арестовали. Поговорить мы не могли, а выпутываться надо было вместе. Но мы оба знали, чтo делаем.

Оркестр, отдав битлам все, что только мог, взял паузу. Духовики сливали в песок конденсат из труб. Капельмейстер отошел в сторонку с сигарой во рту.

– Но почему вы не встретились с Олдосом один на один и хорошенько его не припугнули? – недоумевал Биэрд.

Ответом ему был горький смех.

– Думаете, я не пытался? – сказал Тарпин. – С первого дня. Отправился к нему в Хэмпстед и прихватил с собой монтировку, для пущей убедительности. Он ее тут же перехватил, вывихнул мне руку, извалтузил в саду, сломал коленную чашечку, подержал мою голову в пруду. И вот еще. Видите?

Он показал дыру на месте зуба.

Биэрд испытал невольную гордость за Тома Олдоса. Вот это физик! Вслух же сказал:

– Надо полагать, таким образом он вам отплатил за фингал под глазом, который вы поставили Патриции.

– За это, мистер Биэрд, я уже извинился, – сказал Тарпин с обидой в голосе. – И не один раз, если хотите знать. И Патриция в конце концов меня простила.

– Короче, вы сели в тюрьму за мою жену. А она потом ходила к вам на свидания, писала благодарные письма?

– Ее бы не поняли – прийти на свидание к убийце ее любовника! Через год я начал ей писать. Каждый день. И ни строчки в ответ. За восемь лет. О том, что она снова вышла замуж, я узнал, только когда освободился.

Несчастный олух с разыгравшейся фантазией смотрел на горы там, вдали, за Лордсбургом. Глядя на Тарпина, Биэрд с облегчением подумал о том, что сам он ни разу в жизни толком не влюблялся. И слава богу, если это так влияет на рассудок. Ближе всего к этой черте он подошел в случае с Патрицией – и в какого идиота в результате превратился! Сейчас ситуация к этому не располагала, но ему  о ч е н ь  хотелось расспросить Тарпина про орудие убийства, молоток с узкой головкой. Неужто он забыл, что оставил сумку с инструментами в их доме в Белсайз-Парке? Вот дурень, лучше не придумаешь.

– Я только о ней и думаю, – продолжал Тарпин, – а вы единственный, с кем я могу поделиться. Мы любили одну женщину, мистер Биэрд. Наши судьбы, можно сказать, переплелись. Она меня к себе не подпускает, даже по телефону не хочет со мной разговаривать. А я ее люблю по-прежнему!

Он выкрикнул эти слова, и проходившие мимо рабочие оглянулись на них.

– Я должен был бы затаить обиду или взбеситься, как она со мной поступила. Я должен был бы свернуть ей шею, но я люблю ее, и мне приятно сказать об этом вслух человеку, который ее знает. Я люблю ее. Если бы я мог ее разлюбить, то это случилось бы давным-давно, когда я понял, что больше ни словечка от нее не услышу. Но я люблю ее. Я люблю…

– Секундочку, – вставил Биэрд. – Вы проделали такой путь и скрыли от департамента безопасности свое криминальное прошлое только затем, чтобы признаться в любви к моей бывшей жене?

– Вы единственный оставшийся игрок – понимаете, о чем я? Единственный, кому я могу все рассказать, кто поймет, почему Патриция убила Олдоса, а я заплатил за это восемью годами своей жизни. И еще я должен извиниться за то, что так обошелся с вами, когда вы приехали ко мне. Мне было тяжело, оттого что Патриция по вечерам ездила к этому Олдосу, боялась его расстраивать. Мне правда очень жаль, что я вас тогда ударил.

– Я думаю, про эту историю мы можем забыть.

Но Тарпин не просто так извинялся.

– Есть еще одна причина, почему я прилетел. Я много размышлял. Мне надо чем-то себя занять. Не сидеть же еще десять лет и только о Патриции думать. Мистер Биэрд, я должен начать все сначала, и подальше от нее. По телевизору говорили про то, чем вы здесь занимаетесь. Только вы знаете мою ситуацию, так что вы должны меня понять. Я прошу вас о работе. У меня все навыки остались: сантехника, электрика, каменная кладка, да мало ли. Если надо, могу убирать мусор. Я привык вкалывать.

Биэрд соображал на лету. Он сумел подыскать место для Никки, подружки Дарлины, пусть она и продержалась всего пару дней. Нелегальный статус Тарпина можно обойти. Этот дурень и фантазер, пожалуй, заслуживал перемены к лучшему. Но на его беду всего несколько минут назад у Биэрда испортилось настроение, стоило ему вспомнить, как его жена в новеньком платье и туфельках шла по садовой дорожке к своему «пежо», чтобы отправиться на вечернее свидание. Неужели восьмилетнего срока мало? Неужели это наказание никогда не кончится? Никакого недостаточно, подумал Биэрд, вставая и протягивая руку.

– Спасибо, что приехали повидаться, мистер Тарпин, – заговорил он официальным тоном. – Не знаю, поверил ли я в вашу историю, но, во всяком случае, получил удовольствие. Что касается работы, гм, вы завели роман с моей женой, вы подбивали ее убить моего близкого коллегу или сами его убили, кто знает. В общем, мне не кажется, что я ваш должник…

Тарпин тоже встал, но руки не протянул. На его лице изобразилось изумление.

– Вы мне отказываете?

– Да.

Он на глазах превратился из скулящего просителя в агрессора.

– Потому что я закрутил с вашей женой?

– Считайте, что так.

– Но вы ее не любили. Вы трахали все, что движется. Вы о ней не заботились. Она могла принадлежать вам одному, а вы ее сами оттолкнули.

Во взбешенном состоянии он напоминал себя прежнего – порозовевшие щеки, крысиная мордочка. При всей своей худобе он был жилист и, даже усохший и постаревший, был выше и моложе Биэрда.

– Я не искал приключений! – выкрикивал Тарпин. – Это Патриция меня соблазнила, чтобы отомстить вам. Мне своих проблем хватало. Моя жена сбежала вместе с детьми. Вы сами растоптали ваш брак. Такая красавица. Вы разбили ее сердце!

Держа в уме вариант насильственных действий, Биэрд бочком отступал вдоль скамейки. Ему было далеко до Тома Олдоса, ломавшего коленные чашечки. Отойдя на благоразумную дистанцию, он сказал:

– Там, возле шоссе, стоит патрульная машина. Если вы не уйдете, я позову полицейских, и они с вами обсудят вашу туристическую визу. В здешних краях нелегалов не жалуют, чтоб вы знали.

– Подонок! Трусливый подонок!

Биэрд со всей возможной поспешностью скатился с трибуны и зашагал прочь. Он достиг другого конца плаца и направлялся к барбекю в техасском стиле, а издали еще доносились слабые крики: «Говно! Трус! Мошенник! Ты меня еще попомнишь!» Честные граждане оборачивались, кое-кто бросал неодобрительные взгляды на Биэрда. Минутами позже, не туда свернув, он очутился перед величественной колоннадой биотуалетов и, решив воспользоваться одним из них в свое удовольствие, шмыгнул в кабинку. Когда он оттуда вышел и огляделся, то увидел вдали Тарпина, голосующего на шоссе.

Биэрд опаздывал на свидание с Дарлиной, но он устал и вспотел, к тому же было над чем задуматься, поэтому он медлил. Тарпин, не Олдос, был любовником, от которого Патриция не могла отделаться, и тогда она придумала эту легенду, чтобы избежать еще одного фингала под глазом. Но не это остановило Тарпина, а хорошая трепка от Олдоса. Даже если бы Биэрд задушил последнего голыми руками, Тарпин все равно принял бы вину на себя, настолько далеко он зашел в своем помрачении. Биэрдовское прошлое частенько являло собой месиво, наподобие завонявшего разжиженного сыра, перетекающее в настоящее, но вот данное изделие, напротив, производило впечатление чего-то сравнительно твердого, скорее пармезана, чем бургундского эпуасса. Это сравнение направило его мысли в веселое русло, напомнив ему о чувстве голода, и техасское барбекю выплыло на него весьма кстати, но тут в кармане завибрировал миниатюрный компьютер. Экран сразу внес ясность: Мелисса. Звонит ему перед отходом ко сну. Однако в мембране он услышал рокот автомобильного мотора и, на заднем плане, пение Катрионы.