Olga Koreneva - У ночи длинная тень. Экстремальный роман

Олег наконец отпустил ее, откинулся на спину, и, крепко обнимая левой рукой, сказал:

- Теперь уже совсем скоро. Я всегда на связи. Буду курировать тебя и Антона. Запомни кодовое слово: «Behave fyz, детка». Это значит – действуй спонтанно, детка. Понятно?

- «Бихэйв» понятно. А «физ» - нет такого слова в английском языке, - проворчала она.

- Теперь есть, - ответил он. – Специально для тебя.

Фитк снова помолчал, покурил, и продолжил:

- Она пыталась забыть обо всем том ужасе, и не могла. Даже сейчас она не чувствовала себя в безопасности. Сейчас, когда все уже далеко позади. Но далеко ли? Это всегда будет с ней. В ней. Внутри нее. В память намертво врезался тот кошмар, холодный липкий пот, темные туннели, переплетение мелких проводков, которые они с Антоном осторожно и по возможности быстро, подгоняемые страхом, уничтожали, и все остальное, что они проделывали с системой, стараясь сделать так, чтобы коллайдер невозможно было восстановить. Но невозможно ли? В это они не очень верили. Исправить можно любую систему. В крайнем случае, построить новую, более совершенную.

Потом они решили бежать. В лаборатории нашли автоген. Антон разрезал стальные браслеты. Взяли билеты на самолет до Питера. Оттуда – поездом в Тверь. Там на Проспекте Победы жила тетя Нина, сестра Аниной мамы. Они нагрянули к ней нежданчиком, Аня сказала, что Антон – ее жених. Тетя Нина обрадовалась, накрыла на стол, пили чай с пирогами. Пироги тетушка пекла замечательно, такие пышные, нежные, с яблоками. Аня подарила ей песочные часы, те самые, от Олега. Ей они больше были не нужны. А тетушка была в восторге от такой экзотической штучки.

На следующий день раздался телефонный звонок. Тетя Нина сняла трубку, несколько раз переспросила. И опешила. Потом бурно зарыдала. Ей сообщили, что ее сестра с мужем в Канаде погибли в автокатастрофе. Тут Аня все поняла. Ее родителей убрали из-за нее. Она обязана была вернуться. Не успела она прийти в себя от случившегося, как раздался звонок в дверь. В глазок она увидела двух крепких незнакомцев, и поняла – это за ней с Антоном.

- Уходим через черный ход, - крикнула она, и бросилась к кладовке.

В этих Тверских пятиэтажках на всех последних этажах были пожарные выходы из кладовок на верх.

Сейчас она с содроганием вспоминала, как мчались они по крышам, перепрыгивая с одного дома на другой, благо здания лепились друг к другу почти впритык. Как спрыгнули на чей-то балкон, он был приоткрыт, и удалось попасть в квартиру – она оказалась пуста, видно, хозяева были на даче, разгар летнего сезона, все-таки. Как они загримировались хозяйской косметикой, нацепили чужие шмотки и черные очки, и вышли из подъезда словно две дамочки. На вокзале решили разделиться – вдвоем их могли просечь. Антон сказал, что поедет в Ташкент к своему армейскому другу. А она не знала, куда податься. Села на первый попавшийся скорый, и оказалась в Питере. Слонялась по улицам просто так, без всякой цели. Потом отправилась дальше. Деньги у нее пока были, ведь они с Антоном поменяли еще в Москве оставшуюся валюту, и поделили. Сколько дней она путешествовала, Аня не помнила, так как давно потеряла счет времени. Прошли недели, или месяцы, она не знала. В конце-концов, она остановилась в Костроме.

Измученная и опустошенная, забрела она в церковь, стояла на службе и плакала. Потом пошла на исповедь. Ей надо было выговориться. И она рассказал все. Батюшка Александр, - высокий, в длинных густых волосах проседь, лицо моложавое и строгое, взгляд как на иконе, - отпустил ей все грехи, и приютил в иконописной мастерской на втором этаже храма. Там она и работу себе нашла – растирала краски для иконописи, левкасила доски, получала скромную зарплату. Но прошлое давило. Ей было слишком тяжело, и несмотря на то, что она часто бывала в храме на службах, исповедовалась, все равно в душу словно камней накидали, и невозможно было тащить этот груз. И очень беспокоила судьба тети Нины и Антона. Отец Александр послал запросы о них, и выяснилось, что все нормально: тетушка лежала в больнице с сердечным приступом, но сейчас вышла. Антон в живет и работает в Ташкенте, недавно крестился, часто ходит в церковь, в знаменитый Свято-Успенский собор, учится там в духовной семинарии. Оказывается, в Средней Азии тоже есть православные храмы. Аня обрадовалась. Но ее не оставляла мысль, что их разыщут и ликвидируют. Батюшка уверил Аню, что никто их не найдет, страна огромная, людей с похожими именами и фамилиями великое множество, и что Господь хранит своих детей. И ее сохранит. И Антона. Но ей все равно было плохо. Долгие беседы с отцом Александром помогали лишь на некоторое время. Однажды она почти уже успокоилась. Шла, наслаждаясь нежным морозцем, купила в киоске журнал с веселой обложкой, зашла в кафе, заказала борщ и котлеты с картофельным пюре, и пока ждала официанта, развернула журнал. Знакомые фотографии бросились в глаза. Строки обожгли, но она не могла не читать:

«Коллайдер вступил в должность и вышел из строя».

«Работы на Большом андронном коллайдере, который был остановлен в среду, возобновлены …»

«19 сентября, в 14:05 по московскому времени, в ходе тестов магнитной системы сектора 3-4 (34) произошёл инцидент, в результате которого БАК вышел из строя...»

«…А ведь кроме плановых работ случаются и непредвиденные ситуации и различные происшествия, которые могут вывести коллайдер из строя на долгие месяцы и годы. Так что есть все шансы навсегда застрять в фазе перманентного ремонта»…

«23 сентября официальный представитель ЦЕРНа сообщил, что БАК возобновит работу не раньше весны 2009 года…»

Не возобновит. Они с Антоном хорошо постарались. А если и возобновит, то не на долго… Она вспомнила все. До мелочей… В глазах потемнело. Она поднялась и быстро вышла из кафе. Ноги сами понесли ее к отцу Александру. Батюшка долго ее успокаивал, приводил примеры из священного писания.

- Это бесы тебя искушают. Так всегда бывает, когда человек становится на Божий путь. Этим мы объявляем войну нечисти. Не думай о мирском. Займись иконописью. Начни делать прориси. У тебя получится, я вижу. Я тебя благословляю.

С этого дня она стала учиться иконописи. И непрерывно молилась. Так прошел год. А потом она запросилась в монастырь. И отец Александр благословил. Он направил ее в женскую обитель под Костромой.

И вот она здесь… Длинная беседа с настоятельницей, худенькой сероглазой монахиней, которую все называют матушкой. Маленькая узкая келья с деревянной кроватью, тумбочкой, лампадкой, свечой в подсвечнике, и стеллажами с иконами. Первые дни в монастыре – подъем в 5 утра, молитвы в храме, исповедь и причащение, трапеза, первое послушание – мытье полов и ступеней. Первые ошибки – ходила по монастырю без благословения, вошла в трапезную самовольно. На все нужно испрашивать благословение у матушки-настоятельницы.

Аня тяжело привыкала к монастырской жизни. Ее мучили воспоминания, она постоянно корила себя за совершённые ошибки, была подавлена и растеряна. Все впадали в уныние, глядя на нее. На пятый день своего пребывания здесь она встала ни свет ни заря и всех перебудила. Она принялась искать принадлежности для иконописи, которую недоделала накануне. Ведь матушка сказала ей, что обещания, данные Богу, надо выполнять, если это, конечно, не глупости какие-нибудь, сгоряча сорвавшиеся с языка. А Батюшка благословил ее уже не прориси, а иконы писать, и она дала обещание Господу. Да, отец Александр так и сказал: «Да что эти прориси, тебе пора уже иконы на доске писать».

Принадлежности для иконописи она нашла в библиотеке. И попросила прощения у матушки и у всех, что разбудила, и что оставляет свои вещи где попало. Благословившись, она выпила святой воды, съела просфорку, и пошла с матушкой и сестрами в храм. Была литургия. Она стояла в правом пределе, возле иконы Сергия Радонежского. И горячо молилась. Она молила у Бога избавления от воспоминаний, от нерадивости, просила помочь ей не вводить в искушение окружающих. Тут ей вспомнилась икона Спасителя, бабушкина еще, которая висела в ее московской квартире. И она решила съездить в Москву и забрать ее. Непременно надо забрать, хоть и опасно засвечиваться в Москве, ну ничего, на все воля Божья…

Теперь она называлась паломницей, носила длинную серую юбку, темно синюю водолазку, и синий платок. Синий. Цвет неба. Цвет спасения. Так она считала. Она полюбила этот цвет. Когда-нибудь она станет монахиней и настоящим иконописцем.

Фитк закончил свой рассказ, поднялся, и жестом пригласил меня идти. За могилой рдела роща, ветер унялся, и стояла невероятная, какая-то мертвая тишь, а я была переполнена невыразимыми ощущениями и не могла поднять взгляд на туманное солнце. И вдруг увидела прямо перед собой свежевырытую яму для могилы. Ее же на было?! Откуда???

Фитк странно как-то посмотрел на меня, и я вдруг подумала, что он – Ангел Смерти, а яма эта – для меня. В глазах Фитка возникло оранжево-золотое свечение, он подошел ко мне вплотную… И тут я услышала удары колокола. Это, поняла я, доносится с часовни у входа на кладбище. Я отскочила в сторону, повернулась, и со всех ног бросилась бежать на этот долгий, такой спасительно протяжный звук …