Виктор Аннинский - Человек со шрамом

Вадим Свиридов, когда увидел Оксану, растерялся. Вскочил с нар, но застыл посреди камеры: он бы кинулся навстречу жене, если бы не Мельников, маячивший позади нее. Оксану же сразу бросилась мужу на грудь и разрыдалась. Глотая слезы, она что — то говорила, быстро и невнятно… Свиридов снова посмотрел на подполковника, но тот так и остался стоять в дверях. Только отвернулся, с кем — то разговаривая.

Вадим украдкой поцеловал жену: — Ну, хватит, милая… Не плачь! Всё хорошо, я жив и здоров…

Ответом были безудержные рыдания. Оксана прижималась к нему и заглядывала в глаза. Слезы бежали из ее глаз, она захлебывалась от слов и рыданий. Но быстро пришла в себя, метнулась к дверям и затащила в камеру сумку с едой.

Следом зашел Мельников. И пока жена Свиридова утирала слезы, выкладывая на стол свертки и банки, сказал: — У меня к вам маленькая просьба, Вадим Григорьевич. — Об этом свидании никто знать не должен. Вы же понимаете, что передачи вам запрещены. Свидания — тем более.

Свиридов снова растерялся. Во — первых, Мельников оказался единственным человеком, который за последние два дня назвал его по — человечески. По имени, а не преступником или, и это в лучшем случае − подозреваемым. Во — вторых — подполковник был именно тем человеком, который за последние два года столько крови попортил и «Корпорации» в целом, и ему лично — в частности. И, в — третьих, он явно нарушил служебные инструкции и позволил свидание с женой. Было от чего растеряться: он не мог понять причину такой лояльности.

— Безусловно. Спасибо, Александр Ефимович.

— Я вас оставлю на часок. Кто знает, когда вы увидитесь вновь… — Про себя же закончил фразу: «…Если вообще увидитесь. А если лет через пятнадцать и увидитесь, то она тебя всё равно не дождется. Слишком уж молодую и красивую жену ты себе выбрал».

Вслух же Мельников добавил: — Можете оставить себе несколько пачек сигарет и столько продуктов, сколько сможете съесть до утра. Остальное отдайте жене или человеку, который находится в коридоре.

Вернувшись в свой кабинет, подполковник подумал: «В конце концов, полковника Маркина повесят на Свиридова. Он попался под горячую руку — он теперь и крайний. Получается, что я его должник, хотя Свиридов об этом даже не подозревает. Неблагодарной свиньей я никогда не был, пусть хоть с женой попрощается и напоследок поест по — человечески. Вот и всё, что я могу для него сделать. Немного, конечно, но чем богаты…»

Мельников выпил стопочку коньяка и, не закусывая, задымил своим «Ротмансом».

«Да, черт возьми, закручивает жизнь сюжеты! — вернулся он в мыслях к теме дня, которая казалась ему абсурдной и парадоксальной. — Скажи мне кто об этом месяц назад, наверное, долго бы смеялся. Ведь он мой заклятый враг, а я — его. Но он, как и Шувалов, противник достойный. А достойных противников я привык уважать. Так нас учили… Вон, как — то в Чечне был случай. Боевики зажали наших солдат в подвале: те не могут прорваться, а эти не могут их выкурить оттуда. Неделю отстреливались. Кончилась у них еда, так чеченцы стали им хлеб бросать. Надо понимать, что они их зауважали. Потом, так и не дождавшись, когда они сдадутся, всё же забросали подвал ручными гранатами… У войны свои законы: либо они нас, либо мы их. Но и на войне не надо превращаться в скотов».

Через час Мельников снова был в камере. Сержант уже увел Оксану, и они остались с ближайшим помощником Шувалова наедине.

— Спасибо вам, Александр Ефимович, — еще раз поблагодарил Свиридов и замолчал.

Молчал и Мельников, явно думая о чем — то своем. Потом сказал: — Я не знаю, сколько вас здесь продержат. Но, думаю, недолго: может быть, еще с неделю, а потом переведут в Край. Кстати, кто из сотрудников Управления производил ваше задержание и арест?

Свиридов назвал несколько фамилий и подполковник снова задумался: «Странно. Никакого отношения к борьбе с организованной преступностью они не имеют. Зато имеют отношение к Маркину: это его люди. При захвате виллы Шувалова никто из сотрудников моего отдела участия тоже не принимал. Отсюда и «ляп»: я — то знал, кто является номинальным владельцем особняка, а они — нет».

Разговор у них явно не клеился, и обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, Мельников сказал: — Я тут книжку прихватил — кто — то из наших «постояльцев» забыл — возьмите, почитаете. Заняться вам всё равно нечем.

Когда Свиридов остался один, он раскрыл книгу в сильно потертом переплете и горько усмехнулся про себя: «Достоевский… «Преступление и наказание».

Дежурный по Управлению капитан Хопров дождался, когда последние сотрудники покинут здание, вытащил из — за шкафа вместительную сумку и сказал своему помощнику: — Ну — ка, ну — ка… Посмотрим, что бог послал по случаю нашего дежурства. Чем это там питаются наши вражины — буржуины, что мы никак одолеть их не можем…

Он выложил содержимое на стол. Куча получилась внушительная: разные сорта сыра и ветчины, фрукты, шоколад, сервелат, копченый палтус, консервные банки с иностранными надписями, балык из осетрины, банки с черной и красной икрой, сёмга, половина торта, много всякой мелкой вкуснятины и даже целый ананас.

— Да, — протянул Хопёр и непроизвольно облизнулся. — Правильно говорят: бандиты живут хорошо…

— …Но недолго, — поддержал его сержант.

— Теперь понятно, почему мы два года не можем разобраться с этими «легионерами».

— И почему же? А, Хопёр? — с интересом спросил сержант, зная по опыту, что тот сейчас что — то сморозит.

— У нас разные нормы довольствия, — серьезно пояснил капитан. — Чтобы победить мафию, или нас нужно перевести ни их норму довольствия, или их — на нашу. Но лучше — нас. — Он потер руки. — С чего бы начать? Аж глаза разбегаются…

— А шеф и наши ребята? — напомнил помощник.

— Шеф отказался. А ребятам останется… Мы же не сможем всё слопать?

— Ага, не сможем! Ты это кому — нибудь скажи… А кто этой зимой в Шали умял полбарана?

— Да разве то баран был? — простодушно удивился Хопер, сооружая громадный бутерброд из ветчины, сыра и заморского паштета. — Так, ягненок…

Утром на Свиридова надели наручники, и, подгоняя стволами автоматов, повели по длинному коридору. Во внутреннем дворе, перед тем как за ним закроется глухая дверь «автозака» — машины для перевозки заключенных, он остановился и посмотрел на небо. Оно было чистым и голубым: день обещал быть солнечным и тихим.

— Залазь, давай! Нечего на небо пялиться, — ткнул его автоматом под ребра один из конвоиров.

— Да, ладно, — не согласился второй, — пусть последний раз посмотрит. Теперь ему пятнадцать лет видеть небо в клетку.

— Это в лучшем случае, — злорадно согласился первый и с противным скрипом закрыл дверь «автозака».

Вечером, после похорон полковника Маркина, Мельников и Хопров сидели в прокуренном кабинете подполковника, выпивали и не спеша делились впечатлениями.

— Да, шеф, последние несколько дней в Управлении чем — то напоминают генеральную уборку в дурдоме. Силами самих психов: буйными и прочими… — поделился своими наблюдениями капитан Хопров.

«Гостить» в дурдоме Мельникову не приходилось, но сталкиваться с их постоянными обитателями по долгу службы случалось. Поэтому и сравнение своего старого товарища он посчитал уместным. И еще вопрос: где больше настоящих психов, а тем более — буйных?

— Угу, — охотно согласился Мельников, — одного такого буйного сегодня схоронили. Всё как положено: с военным оркестром, траурными венками и прощальным салютом. Если верить многочисленным ораторам на кладбище, то «вся прогрессивная общественность Края…» — а по словам одного из них — «и всё прогрессивное человечество, понесло невосполнимую утрату».

— Это точно, шеф, тварью он оказался редкостной! Восполнить такую утрату будет непросто….Ну, а «наше доблестное ведомство лишилось стойкого, пламенного и бескомпромиссного борца за идеалы демократии!» — мстительно привел Хопров еще один перл из прозвучавших на кладбище траурных речей. — Два месяца мы пасли этого «пламенного борца», а он этого даже не почувствовал, — довольно ухмыльнулся капитан.

— И хорошо, что не почувствовал: иначе всем этим траурным почестям удостоились бы мы сами. Шансов уцелеть у нас было немного…

Мельников сделал глоток конька и заметил про себя: «О некоторых твоих подлых делишках, полковник, я бы тоже мог кое — что поведать «прогрессивной общественности». Но только мусор за порог я никогда не выметал, и выметать не собираюсь. Уж как — нибудь разберусь с предателями без дешевой демагогии и показухи. Старым, проверенным способом…»

— Еще неизвестно, как повернулось бы дело, — с сомнением заметил капитан, — если бы наш карабарский ишак не словил шальную пулю. Как ни крути, а мы сильно обязаны шуваловским боевикам…