Сергей Солоух - Рассказы о животных

Какой великий и всеобщий самообман. И как прекрасен, и как уместен в его тропическом, безбрежном бархате был их семейный валенковский мотылек. Огненная бабочка с радужными крыльями.

– Э, нет, любезный, ты не крутись как уж на палке. Давай-ка все по чесноку.

Важнейший воспитательный момент. К ногтю прижать в очередной раз, это во-первых, а во-вторых, еще раз продемонстрировать Гусакову, что никакое его художество не ускользнет от ока генерала. Хитер, пронырлив и расчетлив Полторак, но именно поэтому и не дождется счастья, так и будет всю свою жизнь в «Старнете» шустрить по неудойным школам, жэкам да больницам. Все просто: человек, работающий с наличкой, с темной розницей, с филькиной грамотой вместо документов, должен быть дураком, таким вот точно, как Боря Гусаков, вечно попадающим впросак, вечно у босса на карандаше, всегда прижатым к стенке и видимым насквозь.

– Второй раз за полгода у тебя жестянка! Все из шумахеров не выпишешься?

– Ну какой там, Олег Геннадьевич, на месте разворачивался… Да и вообще, царапина. Пластмасска, бампер… не знаю, каких вам сказок кто наговорил…

Боря в последний раз бросает крысиный взгляд на Полторака, на главного бухгалтера Анну Андреевну, на Игоря, рядом с которым рисует пифагоровы фигуры в пухленьком ежедневнике технический директор Дмитрий Потапов. Все заодно с техническим. Абстрактны, холодны, надмирны. Вычислить информатора, пустившего парашу под порог директорского кабинета, решительно невозможно.

Узкое лицо бедняги, сначала выжатый безжалостно, а позже в камень засушенный лимон, чернеет и мертвеет окончательно.

– Да и, вообще, Олег Геннадьевич, к чему сыр-бор, я же все сделал, устранил, и за свои, за собственные…

Глаза Олега Запотоцкого, уже было наполнившиеся обычным рабочим кисельком, будничной синевой, вновь вспыхивают неподдельной радостью, желтыми чертиками. Какой действительно болван, дубина стоеросовая Гусаков, опять подставился, на ровном месте дал повод боссу еще раз напоследок оттоптаться.

– Ах, за свои… За собственные! А ты рассчитывал за чьи, Борис Евгенич? За компанейские или за мои личные?

Когда Игорь пришел в «Старнет», Олег Запотоцкий чуть ли ни в кабинете-оранжерее, еще подписывая заявление, сообщил, что для работы старая валенковская семейная «шестерка» с пробегом в восемьдесят тысяч не катит.

– Восемьдесят ты у меня будешь в год накручивать. Нужна нормальная новая машина. Получишь, как все, компанейскую ссуду на средство производства. А старое корыто продавай.

За отцовский «жигуль» цвета баклажана выручил восемьдесят. За новый «лансер», серебряный металлик, который Запотоцкий считал единственно достойным своего старшего менеджера по продажам, просили в салоне четыреста двадцать. Триста сорок равными порциями три года высчитывали из зарплаты Игоря Валенка. Так что обещанный Запотоцким полтос в месяц оказался не совсем полтосом. Но, впрочем, и восемьдесят вроде бы гарантированных тысяч километров в год по счастью вылились в более скромные пятьдесят. Склонность чуть прихвастнуть, прибавить, приукрасить, не ударить в грязь лицом, а браво топнуть по жидкой кашице ногой отличали Олега Запотоцкого всегда.

Однажды, уже будучи ка-тэ-эном, необыкновенно насмешил угрюмого Валенка-старшего, добавив к подписи под самой обычной статьей в кафедральном научном сборнике «Лауреат Всесоюзного конкурса НТТМ». Тогда подобное мог вычеркнуть отец. Теперь некому.

Да и надо ли? Поправлять его или прерывать? Ради чего? Пусть говорит, ведет планерку, ничего не может и не должно испортить вторник. День, когда Игорь по праву, на вполне законных основания никогда и никуда не едет. Только от дома и до офиса.

– А это что такое? Игорь Ярославович? – Запотоцкий от изумления даже приподнимает бухгалтерскую справку со стола, подносит к расширившимся чувствительным ноздрям: да, пахнет, пахнет отвратительно. – У вас и дебиторка.

– Не может быть!

– Ну как не может? Факт, – Олег Геннадьевич по своему обыкновению ногтем мизинца выделяет нужную строчку. – Немцы! Немцы не перегнали деньги за прошлый месяц.

Немцы. Когда это вполне абстрактное понятие стало для Игоря конкретным? Когда и почему он стал додумывать те мысли, которые не мог и не хотел додумывать отец? Прямо из пионерского лагеря под Смоленском летом сорок первого отправившийся в томский детский дом. В Сибирь, чтоб больше живыми не увидеть никогда ни собственных отца и мать, ни старшую сестру Светлану.

Долгие годы, можно сказать всю жизнь, Игорь не сомневался, был уверен – ничего вообще не сохранилось от тех людей, что были его дедушкой, бабушкой и тетей. И лишь после смерти отца, Валенка-старшего, среди бумаг в его столе наткнулся на маленькую коричневатую фотографию с волнистыми, зубчатыми, как у почтовой марки, белыми обрезами. Округлым незнакомым женским почерком на обороте был проставлен только год – 1932. И все.

Дед был типичный Валенок. В просторном темном пиджаке, как-то особенно его круглившем жилете в тон и с галстуком в мелкий горошек. Бабушка в закрытом строгом платье со сборками и полотняным широким поясом, волосы собраны на голове в большой, слегка клубящийся шишак. Сестра отца в очках и с парой легоньких косичек над отложным воротничком. А сам он на коленьях у деда в новых ботиночках и с деревянным самолетиком в руках.

Почему отец никогда не показывал Игорю эту старую, каким-то чудом выжившую, годами лишь чуть подкопченную, поджаренную фотографию? Каких вопросов не хотел? Каких ассоциаций? От чего больного, низкого стремился и хотел избавить, к чему высокому и светлому готовил? И кто виноват, что победило первое, а не второе?

Олег Запотоцкий, сделавший Игоря Валенка старшим менеджером по работе с корпоративными клиентами? Из числа которых едва ли не самый жирный и завидный – «Крафтманн, Робке унд Альтмайер Бергбаутекник»? Или дочь Настя, что, даже уйдя из дома, даже начав самостоятельную жизнь, так и не сняла с гвоздика над изголовьем своего диванчика портретик жениха в блестящей рамке? Так и оставила вечным напоминанием Анатолия Фердинандовича Шарфа. Гестаповца. Пусть даже место его рождения поселок Трудармейская Прокопьевского района Южносибирской области.

А те немцы, о которых, голову вскинув, взмахнув бумажкой, необычайно удивившись, внезапно вспомнил на совещании Олег Геннадьевич – едва ли не все поголовно родились в Казахстане. Лет десять, может быть, тому назад, пятнадцать все они дружно меняли Союз Республик на Бундес Республику, одно гражданство на другое. И потому еще не отучились говорить по-русски. И снова здесь. Сотрудники ООО «КРАБ Рус», российского подразделения. Активного пользователя беспроводной и Интернет-связи. Всегда и неизменно все делали в срок, и вдруг – на тебе. Цифры в отчете Валенка не сошлись с данными бухгалтерии.

– Доверяй, но проверяй, старое правило, Игорь Ярославович, – мягко журил Олег Геннадьевич.

Игорю было и крайне неприятно, да и вдобавок очень непривычно примерять на себя, пусть на минутку, пусть и по недоразумению, но роль вечного олуха и недотепы Гусакова. Бобки. При том, что, как обычно, он сам отвозил и счет, и акт…

Только с директором не смог увидеться. Вольф Бурке. Единственный из них из всех настоящий. Вольфгангом родившийся, а не переделанный одномоментно из Владислава или же Владимира. Большой любитель одну и ту же остроту выдавать.

– Я русский учил как резервист бундесвера. Готовился от вас отбиваться, а теперь вы от меня защищаетесь, то-ва-рищ, так правильно, да, Валенок?

И, ухмыляясь, шелестел пижонской щетиной. Какое-то, наверно, существует специальное приспособление, особая немецко-фашистская технология для того, чтобы поддерживать круглогодично на лице эту трехдневной свежести поросль.

– Качество, качество, почему вы не можете поддерживать качество услуг вашей компании стабильным, господин Валенок? Вот мы в нашей работе всегда это можем.

На прошлой неделе Вольфганг Бурке воздух чесал своей щетиной не в Сибири, а дома, в Европе. Был в рурской штаб-квартире КРАБа.

– Я разберусь в кратчайший срок, – не желая раздувать явное недоразумение в большой вопрос, быстро сказал Валенок.

– Давайте, давайте, – согласился закрыть на этом совещание Запотоцкий, за что, конечно, Игорь ему был признателен.

Потом, без части таракана слева и цельного бобки напротив, через денек, зайдет к Олегу Геннадьевичу в кабинет, отдельно, и все расставит на свои места, после того как сам для себя узнает и прояснит, что происходит.

Но быстро и легко добиться правды не получилось. В бухгалтерии «Бергбаутекник» ответили, что сожалеют, но документов на оплату не получали.