Кэтрин Хайд - Пурпурное сердце

— Мало ли кого я знал, его это не касается.

— Ты не можешь так говорить, ведь ты даже не знаком с этим человеком.

— Именно поэтому и могу. — Он повышает голос, оборачивается к ней и привстает со стула. Когда-то это могло ее испугать. Но сейчас она вдруг ловит себя на мысли, что или ей показалось, или он действительно с возрастом стал меньше ростом.

— Может быть, это важно. Ты не можешь знать, какое он имеет к этому отношение, пока не выяснишь, почему он об этом спрашивает.

— Именно потому, что я не знаю, зачем ему это надо, я не желаю иметь с ним дела. Если ты хочешь ему написать — пожалуйста, пиши. Отвечай на его вопросы. А меня избавь от всего этого.

Он отправляется на свою вечернюю прогулку, и она замечает, что хромает он сильнее обычного.

23 апреля, 1982

Уважаемый мистер Стиб.

Мы с мужем очень хорошо знали Уолтера.

Правда, мой супруг не расположен к тому, чтобы обсуждать это с Вами.

Может быть, он изменит свое отношение, если Вы подробнее объясните, почему Вас интересует этот вопрос.

А тем временем я постараюсь сделать все возможное, чтобы переубедить его.

С искренним уважением,

Мэри Энн складывает тонкий лист почтовой бумаги и заклеивает конверт, аккуратно переписывая адрес мистера Стиба, указанный в его письме.

Она замечает тонкий слой пыли на письменном столе из дубового дерева. Как много пыли собирается в доме. Уборку приходится делать ежедневно. В любой другой день она бы немедленно стерла пыль. Но сегодня ей почему-то радостно оттого, что она отвлеклась от домашних хлопот.

И прекрасно сознавая, что делает, она устремляет взгляд на портрет Уолтера, стоящий на бюро. Он всегда здесь, но сегодня она смотрит на него иначе. С годами этот ритуал стал для нее своего рода тренировкой для ума, борьбой с искушением.

Раньше она смотрела на него по нескольку раз в день, пытаясь заглянуть в родное лицо, а не просто скользнуть по нему взглядом. Потом она стала делать это раз в месяц. А теперь только в особых случаях она позволяет себе пристально вглядываться в фотографию в попытке хотя бы мысленно воскресить изображенного на ней человека.

Бесполезно. Лицо на фотографии слишком хорошо изучено. Хотя, если реже смотреть на портрет, возможно, в нем и удастся увидеть что-то новое.

Иногда Мэри Энн думает, что нужно бы убрать фотографию в ящик комода и как можно реже доставать оттуда — когда очень захочется «пообщаться» с Уолтером.

Но сейчас уже поздно говорить об этом, к тому же она знает, что никогда не смогла бы этого сделать.

Если я что и усвоил за двадцать один год своего пребывания на земле в обличье Уолтера, так это то, что любой порядочный мужчина должен испытывать ответные чувства к женщине, которая нежно любит его. По крайней мере благодарность, если на большее он не способен.

Но для Мэри Энн одной благодарности недостаточно. Мне она очень нравилась, но не более того. Я часто прислушивался к скабрезной болтовне однокашников в раздевалке спортзала после очередного забега и мысленно пытался перенести всю эту похоть в свою жизнь. Заведомо проигрышный путь. Нужно либо чувствовать это, либо отойти в сторону.

Я познакомился с Мэри Энн в последний год учебы, в тот день, когда она перешла в нашу школу после переезда из северной части штата Нью-Йорк.

Вот она сидит на открытой трибуне и наблюдает за тем, как мы с Эндрю бежим дистанцию. Другие ребята ее не интересуют. Только я и Эндрю. Поначалу я этого не замечаю, в отличие от других ребят. Они подтрунивают над этим.

Я так понимаю, что она сидит здесь из-за Эндрю, потому что у него масса достоинств, в отличие от меня. Достоинств. Ну, вы знаете. Обычно я изъясняюсь складно, но сейчас мне трудно подыскать правильные слова, чтобы вам было понятно, что я имею в виду. Даже не знаю, какое слово подобрать. Ну, скажем, он четко знает, что он собой представляет. Он ведет себя так, будто не ведает страха, будто ему все по плечу.

Он, в свою очередь, считает, что она здесь из-за меня, потому что я, как он говорит, симпатичнее. Меня это удивляет. Я не помню, чтобы когда-нибудь считал себя красавцем. И даже начинаю поглядывать в зеркало, чтобы удостовериться в собственной привлекательности.

Вот Мэри Энн — другое дело, есть на что посмотреть. От природы огненно-рыжие волосы, будто пронизанные солнечными лучами, и кожа, словно из фарфора.

«Какая красивая девчонка», — проносится у меня в голове. Но это не более чем мимолетная мысль, наблюдение. Я никогда не мог понять, как можно завестись от подобных мыслей. Другим ребятам это удается без труда. Они как будто родились с этим. Что же до меня — не знаю. Не уверен насчет себя.

После долгих колебаний я спрашиваю, как ей нравится Оушн-сити. Она говорит, что теперь, после того как к ней впервые обратились по-дружески, он ей нравится гораздо больше.

Вроде бы ерунда, не так ли? Но на самом деле словно замкнулась электрическая цепь. Дальнейшее предопределено и неизбежно.

После этого наши отношения развиваются по известному сценарию. Я не имею ничего против, поскольку так оно, наверное, и должно быть. Во всяком случае, мое воображение подсказывает именно такой вариант развития событий.

Она почти нее свободное время крутится возле меня, ребята начинают подкалывать, задавать провокационные вопросы. Они говорят, что я счастливчик, отхватил классную девчонку, советуют держать ее крепко, что я и делаю. Когда мы вместе проводим время, я вижу по их физиономиям, что они хотят от меня услышать. Так что я сочиняю полным ходом. Стараюсь, чтобы все выглядело правдоподобно. Другие парни тоже много говорят о своих девчонках, но откуда мне знать, нормально ли это?

Иногда я ловлю на себе ее изучающий взгляд и задаюсь вопросом, можно ли научиться читать по глазам или с этим нужно родиться.

И поверьте, есть чему удивляться. Начиная с последнего года учебы в старшей школе и до моей отправки на войну. Мы три года были рядом друг с другом, и она все время ждала, когда же что-то изменится в наших отношениях. Ждала и надеялась. Подразумевалось, что перед отъездом на сборы я должен сделать предложение. Это в порядке вещей, ты сам это чувствуешь. Но ни на свиданиях, ни во время долгих вечерних прогулок я так и не решаюсь сказать самого главного.

Не знаю, чем бы все закончилось, если бы за три дня до моей отправки она не взяла инициативу в свои руки.

Поскольку мы с Эндрю записались добровольцами, нам разрешили служить вместе. Собственно, на это мы и надеялись. Черта с два я бы отправился на войну без него.

Итак, буквально накануне нашей отправки я приглашаю ее на последнее свидание — то самое, которое должно запомниться надолго. Беру напрокат отцовский «форд», надеваю костюм и галстук, и мы отправляемся на танцы. Именно это посоветовал мне отец. Он сказал, что мое отсутствие может затянуться, и девушке предстоит долгое и трудное ожидание. Он даже не представлял себе, каким долгим оно окажется.

Но все это потом, а сейчас я гуляю по пляжу со своей девушкой. Идем не спеша под ручку. После танцев мы возвращаемся к отцовской машине. Какое-то шестое чувство подсказывает, что этот вечер должен стать особенным. Я думаю, это и стало причиной случившегося. Ощущение, будто предстоит что-то гораздо более значительное и важное в сравнении с тем, что было раньше.

Идею поехать в парк подала Мэри Энн. Добираться туда довольно долго, но если ей так хочется… Ну, вы понимаете. Это как заветное желание девушки, провожающей парня на войну. Отказать в этом случае невозможно.

Наконец мы в парке, целуемся страстно, как никогда прежде не целовались, и это совсем другое. Она сама расстегивает на мне рубашку, мне приятно чувствовать ее руку на своей груди.

Потом она говорит: «Давай переберемся на заднее сиденье».

Я не совсем уверен в том, что стоит это делать.

Поэтому отвечаю: «Послушай, Мэри Энн, я не думаю, что это правильно».

Кажется, она немного обижена и разочарована. Ей хочется знать, почему нет.

Я говорю: «Мне кажется, я не тот парень, который просит девушку сделать это».

«А ты и не просишь, — говорит она, — это я прошу. Я знаю, что делаю, я уже большая девочка. И могу сама принимать решения».

Я возражаю ей: «Иногда о сделанном сгоряча впоследствии придется горько пожалеть».

Я ненавижу себя за эти слова, мне кажется что я случайно позаимствовал их у своего отца.

Она долго убеждает меня в том, что никогда не станет жалеть о том, что сейчас произойдет между нами.

На что я отвечаю: «Послушай. Конечно, говорить об этом не принято, но что, если я не вернусь? Тогда, выйдя замуж за другого, ты пожалеешь о том, что сделала сегодня».