Скарлетт Томас - Корпорация «Попс»

А может, ребенок увидел бы только плохих людей, даже если бы их частично растворила взвесь из всех остальных. Есть мнение, что лишь дети могут увидеть волшебных существ, что к совершеннолетию эта способность утрачивается. С «темной стороной» то же самое. Возможно, это оттого, что дети так близки к смерти, — если принять точку зрения, что смерть предшествует жизни в некоем грандиозном цикле. Дети: магия. Старики: безумие. Может, все дело тут в близости смерти. И дети действительно замечают плохие вещи и плохих людей. Видят смерть в глазах человека. Дети бегут от смерти в своих фантазиях… чему навстречу? Взрослости? Чтобы стать убийцей вместо жертвы, охотником вместо добычи, очутиться в середине цикла, где тебе меньше угрожает то, что стережет на обоих концах.

Торговые марки, торговые марки, торговые марки. (Типичный ребенок каждый день подвергается атаке 8000 названий брендов. Здесь я за два часа насчитаю тысячи четыре, раз плюнуть). Маленькая книжная лавка. Традиционный универмаг, от которого так и веет Рождеством. Но где тут спрячешься? Не в переулке же, не на пороге магазина. Я думаю (как думала последние несколько недель, правда-правда) о шалашах, о том, как напихать под одежду сухую траву, чтобы не замерзнуть, и о том, как собирать и очищать воду. Я понимаю, что хочу почувствовать траву под ногами, и двигаю дальше.

Спустя какое-то время я набредаю на спортплощадку с двумя ветхого вида крикетными сетками.[10] На тертом зеленом «астродёрне»[11] — свежие меловые метки. Секунду-другую я вспоминаю деда — как он учил меня подавать «волчком»[12] в нашем скромном кембриджском садике. Мне представляется, что у детей, играющих здесь, родители немногим старше меня: нейлоновые спортивные костюмы, на груди — логотип корпорации, очки от известных дизайнеров, офисная работа. Но все же в каком-то смысле я до сих пор ощущаю себя ребенком, чей дед выходил поиграть в крикет в чем попало, не переодеваясь, дымя трубкой при этом. В сетке, натянутой меж двух тренировочных воротец, зияет громадная дыра, легкий ветер треплет ее края. Я задумываюсь о противомоскитных сетках, о детях, что сбегают из дома в какой-нибудь жаркой стране, и о том, как можно использовать мой набор в разных климатических зонах. Разве не легче выжить в жару? Возможно, хотя возникает проблема обезвоживания. На морозе можно в буквальном смысле замерзнуть насмерть. Мне придется изрядно постараться: борьба с этими перспективами в моем товаре должна казаться забавной.

Ненавижу слово «товар». У меня есть кое-какие идеи, но все не очень удачные. Зачем я сюда приперлась — чтобы у меня появились идеи? Да. За этим. Именно так. Я сюда приперлась не из-за того, что мне больше нечем было заняться, одной в странном городе среди ночи. Вздохнув, я сажусь на самый сухой участок «астродёрна», какой удается обнаружить, и открываю сумку. Наливаю в чашку кипяток из термоса, ставлю ее на землю и добавляю шепотку зеленого чая. Потом достаю коробочку синих бумажек для самокруток, всыпаю темный табак — щепотку чуть поскромнее, — вставляю фильтр, скручиваю, засовываю в рот и поджигаю. Не пытайся смотреть на себя со стороны. Не пытайся увидеть то, что видят другие. Ты сидишь на крикетном поле в маленьком городке и пьешь чай посреди ночи. Это абсолютно нормально. Но я — аномалия. Ночная аптекарша, что кормится листьями. Питье из зеленых листьев, курево из коричневых. Я наблюдаю, как солнце восходит, будто шарик оранжевого ледяного мороженого, а потом возвращаюсь на станцию — взять такси до Заячьей Усадьбы, с заездом в какую-нибудь невзрачную кафешку, позавтракать. Никому не скажу, чем занималась сегодня ночью. Самой себе объясню, что работала.

Моховое болото — это сюрприз. Это же глушь, реальная глушь, где можно заблудиться по полной программе и помереть от суровых природных условий. В болоте маячат холмы, на вершинах — какие-то полуразрушенные каменные постройки. Форты? Древние поселения? Я это выясню. Внезапно туман, много тумана и мелкая морось, от которой в голову лезут прозрачные зонтики и купальные шапочки. Решетчатая ограда, как на фермах, знак «Пожалуйста, берегитесь болота», потом несколько крупных косматых коров и еще ограда. На часах девяти нет, а я уже полностью потеряла ориентацию в пространстве. После Ньютон-Эббота водитель ни слова, в сущности, не сказал. От этого мне как-то смутно не по себе.

— Здоровенное, однако, болото, — говорю я убого.

Водитель фыркает. Мы уже с полчаса не видели никаких машин, магазинов, дорожных указателей. Я даже не уверена, что мы вообще едем по дороге.

— Главное, смотрите в нем не заблудитесь, — говорит наконец водитель, после чего смеется.

Заячья Усадьба — островерхий силуэт, по частям выплывающий из тумана, будто на картинке типа «Волшебный глаз»;[13] словно старинный замок с башенками, как на иллюстрациях к фэнтези. Воображение подсказывает: здесь живут единороги и феи. Я вспоминаю и про зайцев: про «Зайца и Черепаху»[14] — эта история всегда мне нравилась, — а также про жутковатый сборник головоломок, где предлагалось найти волшебного золотого зайца — эта книжка была у меня в детстве, мне после нее часто снились кошмары. Примерно тогда же возникла проблема с «похитителями». Помню, я боялась смотреть в книжку, опасаясь, что вычислю, где находится золотой заяц, и меня похитят из-за моих знаний, или что найду зайца случайно, и меня похитят из-за этого. В то время книжка с золотым зайцем пользовалась бешеной популярностью, и кто-то подарил ее мне, потому что я интересовалась дешифровкой.

Водитель такси вынужден говорить в интерком, чтобы нам открыли ворота — довольно внушительные, — хотя непонятно, откуда он знает, как это сделать, ведь интерком совсем крохотный. Мы на длинной петляющей подъездной дорожке, в конце ее — и это интригует — небольшая кольцевая развязка. Что это за дом такой, раз ему нужна своя кольцевая развязка? Но оказывается, что это громадный особняк, построенный, должно быть, из тысяч и тысяч серых каменных плит. В середине развязки возвышается статуя — издали чудится, что это гигантский садовый гном, но на самом деле логотип «Попс»: бледно-голубая игрушечная лодка с желтыми парусами на фоне красного круга. Колеса такси борются с гравием, и машина тормозит секунду дольше положенного.

Я расплачиваюсь с водителем. Говорю:

— Можно мне квитанцию, пожалуйста?

Я всегда так говорю. Но сегодня мне от этого до странности комфортно; поступать так — больше похоже на привычную меня. Я могу не знать, где нахожусь или где побывала недавно, но мои расходы возвещает компания. У меня есть работа. Некоторым это важно. Выписав квитанцию, водитель уезжает. Я остаюсь одна.

Ну вот я и добралась сюда, за четыре часа до ланча, первого пункта в программе конференции. Интересно, туман так и будет висеть, когда подтянутся все остальные? И хоть кто-нибудь еще примет наш логотип за гнома? Я стою на гравии в своих легких парусиновых туфлях, юбке, джемпере и рубашке — волосы теперь заплетены в две косички, коричневый чемоданчик стоит у ног, и я недоумеваю, куда мне идти. И тут появляется мужчина. Он идет ко мне и… о, черт. Это Стив Макдоналд по прозвищу «Мак», наш исполнительный директор. Он здесь, на гравийной дорожке, виду него смущенный. Господи Иисусе. Я надеялась «зарегистрироваться», или что уж там нужно сделать, так, чтобы никто не заметил, а потом побродить по окрестностям. Наихудший мысленный сценарий: я делаю что-то необычное, например, приезжаю за четыре часа до ланча, и меня застукивает мой непосредственный босс Кармен Вторая. (Предыдущего босса тоже звали Кармен. Это длинная история.) То, что происходит сейчас, намного, намного хуже.

— Привет, — говорит он.

Как мне его называть — «Стив», «Мак» или «мистер Макдоналд»?

— Привет, — отвечаю я.

— Баттерси? — говорит он.

— Да.

Он почти улыбается.

— Рановато вы. — Он выглядит как премьер-министр во время фотосессии на ранчо американского президента. На нем новехонькие с виду джинсы, толстый свитер и зеленые резиновые сапоги. В руке собачий поводок. Его персона стоит миллиарды.

Я бормочу, что проводила кое-какое расследование тут неподалеку, а потом осталась переночевать у подруги. Мой мозг пытается поспеть сам за собой.

— Ну, а сегодня утром подруге пришлось идти на работу, а ключ от квартиры только один, так что…

Ошибка, ошибка — сегодня суббота! — но, кажется, он не заметил. Допускаю, у моей подруги может быть субботняя работа, но когда это у меня были знакомые, работающие в субботу утром? Наверное, когда мне было восемнадцать и моя подруга Рэйчел вкалывала в каком-то «фаст-фуде».

— Прекрасно, — только и говорит он, чем приводит меня в изрядное замешательство. И смотрит, будто ждет, что сейчас я займусь тем, чем занялась бы, не появись он так неожиданно. Я не знаю, чем бы я занялась.