Владислав Артемов - Обнаженная натура

— А-а, Касымушка! — обрадовался физкультурник и хлопнул дворника по худой серой спине, отчего тот выронил метлу и едва не свалился в ящик. — Молодец!..

Человек, названный Касымушкой и молодцом, повернул страдальчески сморщившееся маленькое лицо, косо взглянул на кеды спортсмена и, ни слова не говоря, с великими предосторожностями слез с крыльца, погромыхивая дворницким инструментом. Спустившись на землю, он сейчас же преобразился — широко расставил кривые тонкие ножки, оттопырил локти и принялся ловко и умело орудовать метлой. Бегун одобрительно крякнул, кивнул головой и скрылся в глубине дома.

Спустя полчаса он, отмахав в своей комнате положенное число раз гантелями, поприседав, попрыгав со скакалкой и приняв в конце холодный душ, переоделся в старого образца галифе и заштопанную военную же бледно-зеленую рубаху, отправился на кухню заваривать утренний чай.

На кухне уже находился еще один житель квартиры — меланхолического вида малый лет сорока, который сидел на табурете у стола и с неодобрением наблюдал за бодрыми хлопотами соседа.

Над головою малого приклеен был к стене большой лист календаря за далекий и роковой 1985 год, с отклеившимися и обтрепанными углами.

Человек, сидевший на табурете, был худ, большенос и нечесан. Глаза его глядели уныло, тонкие нервные губы задумчиво сжимали дымящуюся сигарету, пальцы механически отбивали какую-то печальную дробь на столе. Это был сосед физкультурника и всегдашний собеседник — Георгий Батраков, попросту — Юрка Батрак.

— Завидую я тебе, Кузьма Захарович, — начал он неожиданно, обращаясь к бледно-зеленой сосредоточенной спине. — Россия гибнет, а тебе хоть бы хны… Бьют вас, бьют и в хвост и в гриву, а вы хоть бы вякнули…

— Захарьевич, — отозвался тот от плиты, подхватил заварной чайник и, развернувшись через левое плечо, шагнул к столу. — Захарьевич, дурья твоя башка! — подчеркнул он беззлобно. — Ты бы лучше вон кран починил…

— Спивается Русь, вот что… — Батраков раздавил окурок в консервной банке. — Бардак кругом, воровство…

— Ну, по-моему, это ты спиваешься, а никакая не Русь. — заметил Кузьма Захарьевич. — А насчет воровства тоже тебе скажу… Кто у меня полколбасы вчера с полки утащил?

— Это на закуску, а я вообще имею в виду… Нефть, газ, прочее… Алмазы… — Батраков опустил голову и тяжело вздохнул. — Эх, полковник, полковник, не удалась жизнь…

— Ты какой-то странный сегодня, Юрок. Угрюмый… С чего бы? — полковник Кузьма Захарьевич сощурившись внимательно поглядел на Батракова. — Опять запой?

— Тэ-э, — кисло отозвался Юра, — запьешь тут… Разве тут запьешь по-настоящему? Просто коньяк пил, «Наполеон». Отрава… Главное, сам привез, вот в чем штука. Фуру пригнал шефу, дай, думаю, возьму на пробу пару бутылок. В счет боя… Знаю ведь, что дрянь, не первый раз уже, а все-таки надежда. Вдруг по ошибке нормальный попадется…

— Как же, надейся… Поляки, небось, гонят. Сколько еще людей коньяком этим потравятся. Поди, с каждой фуры десяток трупов… — полковник замолчал, оглянулся на дверь, а затем, придвинувшись к Батракову, сказал серьезно и негромко: — А ведь это все не так просто, если вдуматься. Я убежден! Против нас, Юрок, ведется глобальная экономическая война…

— Какая там война… Именно, что все очень просто. Большие деньги, Кузьма Захарович. — объяснил Батраков. — Рассказать тебе, что там творится, сон потеряешь… В самой тине бултыхаюсь. Я еще на поверхности, а там такие караси водятся, в глубине, в гуще…

— Зачем лезешь в эту гущу?

— Большие деньги, Кузьма Захарович, — повторил Батраков.

— Захарьевич! Что-то не заметно по тебе этих больших денег.

— А как-то все они развеиваются, черт знает как… Что прогулять успеешь — твое, а остальные все равно пропадают, глазом не моргнешь… Вот в прошлом году стали уже с Иваном на ноги, палатка, товары, то, се… С оборота брали. Другие цену держат, а мы чуть дешевле. На оптовый по два раза на день мотались, зато ходко дело пошло… Конечно, зависть людская, конкуренция… Короче, пришли утром — уголья дымятся…

— Было золото, стали черепки, — усмехнулся Кузьма Захарьевич.

— Эх, другое меня мучит, полковник, — вздохнул Юра.

— Много выпил-то «Наполеона»?

— Эх я, осел! — Батраков сжал кулаки и прикусил нижнюю губу. — Знать бы наперед…

— Что еще? — встревожился полковник.

— Влип я, Кузьма Захарович. Крепко влип. — признался Батраков. — Идет охота на волков…

— Ты говори прямо, — строго сказал Кузьма Захарьевич. — Ты со своими делишками нас-то не подведешь под монастырь? У вас там стрельба да взрывы… А тут люди невинные…

— Вы-то ни при чем… Помнишь, я в круиз ездил по Средиземному морю в прошлом году?

— Ну?

— Никакой это не круиз, Кузьма Захарович. Я группу вез, подзаработать хотел. Меня и взяли за то, что внешность человеческая, имидж… Да я и не знал, думал, они и в самом деле выступать там в клубах будут, девчата эти… Если б знал…

— А-а, вот оно что! — догадался Кузьма Захарьевич. — Так это ты, подлюка! Я думал все это там где-нибудь делается, в офисах каких-нибудь чеченских, а он под самым боком угнездился!.. Ох, Юрка, гореть тебе синим пламенем… Я убежден!

— Горю, Кузьма Захарович… Я ж не знал, не ведал. Я ласково с ними обращался, довез, сдал. Прощай, беби!.. Честное слово, не знал… Мне и половины не заплатили от того, что сулили. Обман кругом…

— Сдал, сволота! — сердито перебил полковник. — В самом сердце такой змей угнездился! А я-то думал, это там где-нибудь, далеко от нас… Не знал он! Догадывался, небось…

— Когда большие деньги, полковник, как-то в догадки эти не вникаешь. Оно спокойнее. Да, честно говоря, не помню, чтоб догадывался. Это теперь мне ясно… С другой стороны, кто их силой вез? Сами должны были догадываться, не такие дуры… Не я, так другой бы, дело не в этом…

— А в чем же тогда дело?

— Дело в том, что вырвалась оттуда одна, сбежала… А я ведь телефон им всем свой оставил. Они мне: «Юрочка, Юрочка…» Если б я догадывался, как ты говоришь, стал бы им телефон свой оставлять, как лох? Стал бы?..

— Ну и осел, что не догадывался! — сказал полковник.

— Я и говорю, что осел. В том-то и беда… Она мне позвонила вчера, напомнила… Вот почему я коньяк этот пил. Была, стало быть, причина. А ты говоришь запой…

— У тебя всегда причина. Ну и что она сказала?

— В любви объяснилась! — огрызнулся Батраков, вскочил с табуретки и подбежал к окну. — Что она скажет? «Смерть, говорит, будет в вашем доме с неофициальным визитом…» Остроумная, сука… Ласково так, главное…

— Бабьи слова. — неуверенным голосом произнес Кузьма Захарьевич.

— Я тоже сперва так подумал. А потом вызнал кое-что… Сила за ней, полковник. И такая, я тебе скажу сила, что ты и не догадываешься… Ну черт с ней! Я и сам, если разобраться, часть этой силы… Но разборка будет… А я что, я человек подневольный, сказали делай — делаю…

— Наделал! — покачал головою Кузьма Захарьевич.

— Что теперь жалеть… — Юрка отошел от окна и снова опустился на табуретку. — Смерть будет в нашем доме. С неофициальным визитом. Пугает, конечно.

— Шутит, — снова неуверенно промолвил полковник.

— Нехорошие это шутки, — вздохнул Батраков. — Вот так-то, Кузьма Захарович…

— Захарьевич, — снова поправил полковник, извлекая из деревянного настенного шкафчика, к дверке которого был прикноплен самодельный плакатик «Не курить!», две фарфоровые чашки. Однако, покосившись на собеседника, он возвратил одну из них на полку, вытащил взамен железную кружку и поставил ее на стол.

— Довел ты себя, Юрка. Руки-то вон ходуном ходят, — разливая чай, говорил полковник. — Запустил тело, оттого и дух в тебе нездоровый.

Собеседник скептически усмехнулся, взял обеими кистями горячую кружку и осторожно вытянув губы, подул на кипяток. Кружка мелко дрожала в его пальцах, два из которых были замотаны грязным бинтом, а поверху еще изолентой.

— Кость у тебя прочная, крестьянская кость. — похвалил полковник, потрогав его мосластые запястья. — А мышцы тьфу!.. Я тебя ведь по-стариковски воспитываю, а вот попадись, положим, ты мне в армии… Гирю подарил, а ты что?.. Пропил через два дня!

— Украли, Кузьма Захарович. Скорняк, скорее всего… Он давно гнет искал…

— Пропил и сам не помнишь… Мне же и предлагал, между прочим, мою же гирю, — насупившись, перебил полковник. — Да еще на невинного человека наговариваешь…

— Шкура он, Кузьма Захарович. Сроду у него рубля не выпросишь в трудную минуту. Хоть помирай, бывало…

— Положим, Василий Фомич действительно шкура, я сам готов подтвердить. Но другими, конечно, фактами. Э-э, — махнул он рукой, — что за народишко у нас скопился! Заваль. Нет бы это собраться, сорганизоваться, приобрести инвентарь… По утрам пробежка, турник во дворе соорудить. Сухой закон…