Леена Крун - В одежде человека. Сфинкс или робот

Я побежал, стараясь не оглядываться назад, но вскоре понял, что никто за мной не гонится.

Возможно, синие решили, что я не слишком важная персона, чтобы устраивать погоню. В конце концов, я ведь был не преступником, а всего-навсего бродягой, которых в большом городе несметное множество.

Именно тогда я впервые осознал, как на самом деле несвободен человек и насколько я был свободен в прошлой жизни. И хотя тогда у меня не было стен, которые я мог бы считать своим домом, и не было другой работы, кроме рыбалки, зато там никто никогда не спрашивал у меня паспорта или разрешения на работу, никто не называл меня бродягой и не запрещал спать там, где захочется. Словно мираж, у меня перед глазами возникли желтые дюны, на которые накатывают морские волны, орошая высокие песчаные склоны соленой водой. Мне привиделись раскачивающиеся в вышине кроны сосен, и я почувствовал, как западный ветер нежно перебирает мне перья.

Но я стиснул клюв и продолжил свой путь. В тот момент я еще не мог повернуть обратно, не осмеливался, ведь в городе было все то, к чему я так стремился, чего так ждал. Я не хотел слушать шум ветра, меня манили звуки Волшебной флейты, обещая раскрыть все загадки и тайны мира людей.

Только живот мой не думал ни о шуме ветра, ни о Волшебной флейте, он требовал рыбы. Я направился в сторону рыночной площади и без особого труда нашел ее, ведь я уже бывал в этой части города.

Рыночная площадь выглядела теперь совсем по-другому, нежели накануне вечером. Люди перемещались от одной торговой палатки к другой, продавцы звучно зазывали покупателей. На прилавках были разложены всевозможные продукты: помидоры, морковь, картофель, петрушка, ягоды и фрукты. Но меня интересовали только лотки с рыбой. Над ними кружили чайки, пытаясь то и дело что-нибудь стащить.

— Салаки, пожалуйста, — сказал я полной даме, перед которой лежала целая гора серебристых, но, к большому моему сожалению, уже мертвых рыб.

— Килограмм? — спросила дама.

— Нет, нет, не надо килограммов, салаки, пожалуйста, — сказал я чуть громче.

Она решила, что я шучу, и засмеялась. Но где мне тогда было знать, что килограмм — это никакая не рыба, а мера веса? Мне еще многому предстояло научиться.

— Ну так сколько вам взвесить? Один? Два?

— Нет, что вы, я возьму как минимум пятнадцать.

— Пятнадцать?!

Дама была явно ошарашена моим ответом. Она достала большой пакет и стала складывать в него салаку. Мне показалось, что она положила гораздо больше, чем пятнадцать штук, но я не осмелился возразить. Наполнив первый пакет, она достала еще один.

— Спасибо, по-моему, достаточно, — сказал я и, взяв протянутый пакет, собрался уходить.

— С вас пять марок.

Пять марок! Я совсем позабыл про деньги. Я забыл, что весь этот город держится на звенящих монетах и что на каждом шагу от тебя ждут странных кусочков металла или зеленых бумажек, на которых изображены какие-то важные господа.

У меня не было пяти марок, даже одной марки не было. Но мне очень хотелось есть, и с каждой минутой голод становился все сильнее.

Дама ждала с протянутой рукой. Я стал выворачивать карманы в надежде, как и прежде, что-нибудь там найти. Но, увы, на сей раз они были пусты.

Я огляделся: на меня уже начали обращать внимание. Отчаявшись, я поднял глаза и заметил в небе большую чайку, которая кружила над прилавком.

Знание иностранных языков может порой спасти жизнь. Я говорю немного на языке чаек, который, честно говоря, не отличается особым благозвучием. Но в ту трудную минуту даже те несколько слов, что я вспомнил, смогли мне помочь. Я перевожу для вас слова, с которыми обратился к чайке:

— Стреляй! — закричал я и указал на продавщицу, которая с каждой минутой становилась все более грозной. — Я поделюсь с тобой рыбой!

Чайка выстрелила пометом. Дама завизжала и закрыла лицо руками. Я воспользовался этим замешательством и убежал. Испарился, как говорят люди. Пакет с салакой был крепко зажат у меня под крылом.

Так я стал не только бродягой, но еще и вором. Знакомство с человечеством оказалось для меня более сложной задачей, чем я себе это представлял.

Выбежав на оживленную улицу, я замедлил шаг и попытался раствориться в толпе. Похоже, что меня никто не преследовал, лишь чайка летела следом в ожидании обещанной награды.

Я снова вышел к реке, которая неспешно несла свои замусоренные воды к морю, к берегам, которые я когда-то называл родным краем, и где жила моя семья и близкие. Я устало присел на причал, чайка примостилась рядом. Мы разделили рыбу — благо, ее было достаточно, — но более близкого знакомства заводить не стали. Перекусив, чайка поднялась в небо, а я остался один на один со своими мыслями.

Я думал о том, что мне непременно надо достать денег, чтобы жить, как люди. К тому времени я уже знал, что деньги можно заработать трудом. Возможно, существовали и другие, более легкие пути, но я о них не слышал. Это теперь я знаю, что даже работая с утра до ночи, нельзя заработать самых больших денег. Для настоящего богатства нужны хорошее происхождение, хорошие связи и какая-то особая безжалостность.

Я решил, что должен найти работу. На какую-нибудь легкую работу, например, в конторе, я не мог рассчитывать, ведь я не умел ни читать, ни писать, да и объяснялся на человечьем языке с трудом. С другой стороны, я мал ростом и слаб физически, и потому не мог поднимать тяжести или рыть канавы. К тому же у меня не было сильных и ловких рук — а лишь совершенно бесполезные на земле крылья.

Я брел по набережной и все думал, как же мне раздобыть хоть какую-нибудь работу. Впереди меня шли две женщины, одна из которых везла детскую коляску. Я случайно услышал их разговор.

— Да, в наше время это совсем непросто, — сказала одна женщина другой. — Приличную няню днем с огнем не сыщешь. Последняя проработала у нас всего три дня — такая вертихвостка — целыми днями только и делала, что укладывала волосы и болтала по телефону.

— Таким легкомысленным девицам нельзя доверять, — отвечала вторая. — Я думаю, лучше взять женщину в годах.

И тут мне в голову пришла замечательная мысль. Я забежал вперед, остановился перед женщинами и вежливо приподнял кепку. Они с недоверием посмотрели на меня.

— Простите, пожалуйста, но я случайно услышал ваш разговор. Дело в том, что я очень люблю детей и у меня большой опыт в воспитании подрастающего поколения. А сейчас я как раз ищу работу, и поэтому с удовольствием бы принял ваше предложение…

С каждым словом я чувствовал себя все более неуверенно, потому что женщины смотрели уже на меня не только с возмущением, но даже с презрением.

— Но вы же мужчина! — сказала наконец женщина с коляской.

— Да, — согласился я.

— А я ищу женщину, среднего возраста.

Что же тут поделаешь! Не мог же я вот так, в одночасье, стать женщиной среднего возраста. Я извинился и вежливо приподнял кепку в знак прощания. Но тут я заметил в коляске моего непосредственного работодателя. Он смотрел на меня ясными удивленными глазами и вдруг сказал:

— Мама, птичка!

Женщины засмеялись, и я тоже засмеялся, хотя в ту минуту мне было совсем не до смеха. Довольная мама погладила малыша по головке:

— У нашего Вилле такое бурное воображение.

Я подумал, что это, скорее, у остальных людей очень бурное воображение, раз они считают мужчиной любого, кто одет в штаны и рубашку. Но мне хотелось понравиться, и поэтому я тоже стал хвалить маленького Вилле.

— А где вы работали раньше? — спросила мама Вилле.

— М-м-м… В пищевой промышленности.

По-моему, это была замечательная придумка, и при этом в ней не было ни капли лжи, ведь рыболовство относится к пищевой промышленности.

— Но вы сказали, что вам приходилось иметь дело с детьми?

— Да, у меня одиннадцать собственных детей.

— Бог ты мой! — воскликнули женщины в один голос. — Неужели в наше время еще бывают такие большие семьи? Ну и забот, наверное, у вашей супруги!

— Все заботы мы с женой всегда делили пополам, — похвастался я.

— Подумать только, а мой муженек ни разу даже подгузник Вилле не поменял.

Теперь женщины смотрели на меня куда более благосклонно. Вилле протянул ко мне ручонки:

— Дай!

Пришлось разрешить ему потрогать мой клюв. Он осторожно погладил его и даже прикоснулся щекой к перьям на шее.

— Похоже, вы ему понравились, — тихо сказала мама Вилле. — Простите, как ваше имя?

Я не хотел называть им итальянское имя, так как боялся, что женщины тоже начнут говорить о паспорте. К тому же мое произношение (спасибо моему музыкальному слуху) значительно улучшилось за этот день. Теперь я вполне походил на горожанина или жителя пригорода, приехавшего сюда в поисках работы. Поэтому я и сказал первое, что пришло мне на ум: