Кэндзабуро Оэ - Объяли меня воды до души моей...

Доктор разрезал пополам очки для плавания, укоротил переносицу и снова сшил их. Они должны были защитить глаза Дзина от слезоточивого газа. Из запасных наушников — он сделал их полегче, вынув все внутренности, потом набил их поролоном, — теперь готовы были и глушилки для Дзина. Корабельный врач Союза свободных мореплавателей мучился оттого, что не смог оказать помощь Радисту, пока тот еще был жив, и старался отвлечь себя работой.

Исполняя свои обязанности наблюдателя за тылом, Исана устроился у слухового окна над винтовой лестницей.

— Кажется, и жители домов на холме тоже возненавидели нас, — сказал Исана и взял у Такаки бинокль.

Однако иероглифы на полотнище никак не затрагивали осажденных, а выражали лишь недовольство властями: «Полицейские моторизованного отряда, здесь тихий жилой район, залетающие сюда шальные пули нас беспокоят». Исана смотрел в бинокль, пока не заныла шея, и смеялся про себя. Потом Такаки взял у него бинокль и, глянув в окно, тоже засмеялся:

— Бедная полиция осталась одна-одинешенька! А солнце припекает все сильнее, полицейские небось перебесятся от злости. Предложи мы им сейчас вместе взять штурмом этот поселок на холме, они бы, пожалуй, согласились! — усмехнулся Такаки.

— Слышишь, Тамакити, жители холма выставили плакат с протестом, мол, шальные пули тревожат их покой.

— Ничего! Скоро появится новая надпись: «Полицейские моторизованного отряда, побыстрее уничтожьте сумасшедших», — мрачно сказал Тамакити.

Исана, как специалист по словам, предложил, чтобы Союз свободных мореплавателей тоже вывесил полотнище с обращением. Даже если полиция будет его игнорировать, все равно скрыть его от средств массовой информации не удастся. Объектив телекамеры сразу же запечатлеет плакат. Зато он покажет всем, что и теперь, когда радиостанция Свободных мореплавателей умолкла, их требования остаются прежними. Исана притащил стопку пеленок, и Доктор, которому план Исана пришелся по душе, ловко сшил их вместе.

— Это ты на медицинском факультете так навострился?

— Да нет, — улыбнулся Доктор и объяснил, что учился шить паруса.

Специалист по словам сделал фломастером надпись: «Ответьте — что с нашим судном!» Прикрепив к нижней кромке полотнища груз и прибив в трех местах поперечные планки, они с Доктором спустили его через бойницу.

Снайперы открыли бешеный огонь. Через минуту они сбили полотнище, и из бойницы повисли лишь обрывки веревок. Громкоговоритель продолжал повторять стереотипные фразы. В дрожавшем от жары мареве расплылись очертания полицейской машины. Земля, выброшенная из окопа, стала сухой, как песок. Да и в самом окопе было, конечно, сухо и жарко. Все жарче становилось и в убежище. В два часа дня показалась машина «скорой помощи». Пытаясь приблизиться к полицейской машине, она застряла, огибая заболоченную низину. «Скорая помощь» долго буксовала в колее, проложенной самосвалами, потом попятилась раз-другой, рванулась вперед и, наконец, добралась до полицейской машины.

— Уверены, что мы будем соблюдать соглашение о Красном Кресте. А сами на один наш выстрел отвечают тысячей...

— Да это и не обычная машина. В ней наверняка пуленепробиваемые стекла и бензобак бронирован, — сказал Тамакити. — Но я не собираюсь стрелять в «скорую помощь». Вызвав ее, противник признался в своем позоре. Не знают небось, куда деваться со стыда.

— Если так, может быть, нам удастся забрать труп Радиста? — спросил Доктор.

— Они ведь не нас стыдятся. Просто не хотят быть посмешищем, — ответил Такаки. — Нас-то и за людей не считают.

«Скорая помощь» укрылась за полицейской машиной, медики стали спасать пострадавших. Решив, очевидно, что стрельбы из убежища опасаться нечего, еще одна «скорая помощь» подъехала к полицейской машине напрямик, не огибая заболоченной низины.

Неужели столько людей получили солнечный удар? А может, это просто уловка, чтобы доставить сидящим в окопе обед? Во всяком случае, на час передышка обеспечена. Осажденные, разобрав баррикаду, приоткрыли дверь на балкон, и в комнату хлынул свежий воздух. Начнись сейчас снова обстрел газовыми пулями, плохо бы им пришлось. Но противник молчал, видя, что машины «скорой помощи» пропущены беспрепятственно.

— Может, мне тоже взять флаг с красным крестом и выйти на крышу? — предложил Тамакити.

— Если тебя подстрелят, мы лишимся единственного снайпера, — сказал Такаки. — У Радиста, правда, не было флага, но ведь было ясно, что он не вооружен. Лучше, пока мы еще живы, пообедаем вместе...

Инаго уже хлопотала у плиты. Дзин сидел на стуле за кухонным столом.

— Дзин, как дела? — окликнул его Исана, но тот лишь мельком взглянул на отца и снова стал внимательно слушать Инаго.

— Это шум вертолета, Дзин... А это радиопередача из полицейской машины...

— Да, это шум вертолета... Да, это радиопередача из полицейской машины...

Инаго, наверно, не только хотела подбодрить Дзина, но старалась успокоиться и сама, слушая из уст Дзина эхо своих собственных слов, — так делал когда-то и погруженный в безысходную тоску Исана. Обед, приготовленный Инаго, как бы отражал странное положение, в котором очутились Свободные мореплаватели. Рассчитывая на длительную осаду, Инаго не открыла ни одной банки дешевых консервов, а сварила огромную кастрюлю лапши и выставила на стол самые дорогие продукты — готовилось настоящее пиршество.

Один только Дзин получил целую банку крабов. Взяв пальцами ломтик нежного крабьего мяса, прослоенный тонкими хрящами, и поднеся его к глазам, он с удовольствием разглядывал лакомство и затем отправлял его в рот, весело улыбаясь, когда хрящик щекотал ему нёбо, и кончиком розового языка слизывая каждую крошку, чтобы она не упала на пол. Нынешнего обжору от прежнего Дзина, отвергавшего пищу, отделяла целая вечность...

— Я лежала в темноте и думала, что если взять всю мою жизнь — день за днем — до вчерашней ночи, то только теперь я живу по-настоящему, — сказала Инаго. — Это другая, новая жизнь.

На наблюдательном посту дежурил один Доктор, остальные спустились вниз.

— Сколько времени мы уже ведем бой? — спросил Такаки, оглядывая членов команды, собравшихся за столом. — Часов десять – двенадцать? Немало для первого сражения Союза свободных мореплавателей. Можно и подкрепиться.

— Перевернутая полицейская машина так и лежит там, — начал Красномордый, разрывая пелену молчания. — Я подумал, если поставить ее на колеса, мы бы спокойно сели в нее и смотались отсюда.

— Как ты ее поднимешь без крана? Она потяжелее грузовика, — возразил Такаки.

— Это верно. Поднять ее тяжело. Зато если б удалось!.. Ключи у нас есть, я их у пленного отобрал. Конечно, кроме тех полицейских, в окопе вокруг нас сидят в засаде и другие. Но как ты думаешь, Тамакити, удастся прорвать их заслон на полицейской машине? Ведь эта машина их — самая мощная, и наши шансы бы уравнялись.

— Может, дело и выгорит. Только я не понимаю, почему мы должны выбираться отсюда? — равнодушно спросил Тамакити.

— Ясно, пока они не ответили на наши требования, останемся здесь. И если нам предоставят судно — эта машина нам ни к чему. Я просто думаю, как выбраться отсюда, если они не примут наши условия и снова начнут выкуривать нас газовыми пулями.

— Я вижу, ты не очень-то веришь, что мы получим судно, — равнодушнее прежнего сказал Тамакити и стал поглаживать автомат, который и во время еды стоял рядом с ним.

— Интересно, как ты собираешься поднять машину? — спросил Такаки, подхватывая нить разговора, прерванную Тамакити.

— Я вовсе не уверен, что это возможно, — отвечал Красномордый, и заливавший его щеки багрянец пополз к шее. — Но если попытаться устроить взрыв рядом с машиной, вдруг она от взрывной волны снова встанет на колеса. Ведь она перевернулась тоже от взрыва, верно?

— Давайте взорвем у подножья холма пару гранат и посмотрим, что будет, — сказал Такаки.

Тамакити вскинул голову и глянул на Такаки. Но его опередил Красномордый.

— Нет, гранаты на это тратить нельзя, — возразил он. — Дело уж больно сомнительное.

— Как же быть? — спросил Такаки.

— Лучше я подберусь к перевернутой машине и, улучив момент, взорву у подножья холма динамит, — быстро ответил Красномордый, будто речь шла о пустяках.

— Да это чистое безумие, — насмешливо бросил Тамакити.

— Безумие? А не безумием ли мы занимались до сих пор? — парировал Красномордый. — Я и в Союз свободных мореплавателей вступил, и заперся здесь с вами, и сражаюсь потому, что это безумие как раз по мне.

— А ты уверен, что тебя не подстрелят? Сам же назвал свою затею сомнительной. Встанет ли машина на колеса? И удастся ли еще подложить динамит? — вмешался Такаки.

— Не знаю, встанет ли она на колеса. Но подложить где надо динамит я берусь, — сказал Красномордый. — Я уверен, именно такой безумный план и должен удасться. Великие люди в истории не раз делали вещи, которые поначалу всем казались чистым безумием.