Филип Дик - Время собираться

Много раз в юности он представлял себе это время, когда он будет сидеть рядом с женщиной. Сможет касаться ее. Трогать любую часть ее тела, какую захочет. Опять, как в ранние утренние часы, он был король, а рядом с ним – одна из его окаменевших подданных, представительница зачарованного народа, уснувшего вечным сном. Как утром, когда он гулял и знал, что все дома принадлежат ему. Они были пусты и молчаливы, эхом отзывались на звук его шагов, когда он проходил мимо. Они были его собственностью. Холмы тоже были безлюдны. И также принадлежали ему.

То же было сейчас. Рядом с ним лежала девушка и тихо спала. Она принадлежала ему. Она стала его собственностью, с которой он волен был делать что хотел. Ему пришлось немало побороться, чтобы достигнуть этого. Никогда в жизни он не был еще так близок к женщине, так близок, чтобы видеть, как поднимается и опускается ее грудь, как она дышит во сне. Он склонился над ней. Если он захочет, то сможет коснуться ее волос. Пропустить темно-коричневые пряди сквозь пальцы.

Она была зачарована и превратилась в камень, но не холодный и твердый. Она осталась мягкой. Он это видел. В детстве он играл с пластической глиной, месил ее, мял в пальцах, согревая ее теплом своих рук, придавая ей гибкость. В Библии сказано, что первый человек был сотворен из праха земного. Но эта девушка возникла из глины, из мягкой теплой глины, которая таяла и гнулась в его руках, приобретая желанные ему формы и превращаясь в те фигуры, какие он хотел, из той пластической глины, которая никогда не пересыхала, никогда не становилась жесткой на ощупь.

Земной прах, из которого сотворили мужчину, был сухим, совсем не похожим на это. Он почти физически чувствовал податливость ее лица. Его пальцы были всего в нескольких дюймах от него. Карл трепетал. Он так долго шел к этому мигу. Столько лет. Его сердце тяжело билось. На шее выступил пот.

Он прошел долгий путь. И теперь он близок, так близок! Он протянул руку к ней, к ее нежному тихому лицу. Считаные дюймы отделяли ее от него, от его прикосновения. Его пальцы трепетали возле ее щеки. Так близко…

Он коснулся ее.

Глубокий прерывистый вздох вырвался у Карла. Оказалось, он, сам того не сознавая, задержал дыхание. В немом удивлении он глядел на небывалое чудо: свою руку, прижатую к лицу девушки. Кожа на нем была теплой, теплой и гладкой. Даже немного влажной. В комнате было тепло, все ее черты мягко светились, влажно блестели. Пот. У них обоих выступил пот. У него на шее и в подмышках. У нее на лице.

Его пальцы двинулись к ее виску. И он впервые коснулся ее волос. Он даже вздрогнул, незнакомая волна пробежала по его спине, от нее бросило в дрожь. До чего же странные у нее волосы! Бесчисленные пряди.

Карл нагнулся. Она глубоко спала. Он наблюдал, как под цветастой блузкой поднимается и опускается ее грудь. В тусклом свете лампы красные цветы на блузки казались почти черными. Черные цветы, огромные, внушающие трепет орхидеи, черные и фиолетовые. Он видел, что блузка на ней шелковая. Сквозь ткань были видны бретельки. Комбинация. И… лифчик. Так это называется. Он смотрел на линию бюстгальтера, которая размеренно поднималась и опускалась.

Он разглядывал ее шею. Уши. Губы, странно приоткрытые во сне. Ресницы. До чего же огромная и непостижимая тайна – женщина! Сколько всего в ней надо учесть, принять во внимание, обдумать. Он уже видел столько, что ему хватит на целые дни размышлений. Столько странного и почти мистического.

Мистического – вот оно, самое точное слово. У него перехватило дыхание. Он чувствовал себя посторонним. Как будто он вглядывался сквозь тьму, испытывая религиозный трепет. А перед ним был храм, приношение. Торжественная процессия. И это…

Его пальцы окаменели. Тело напряглось. Он даже не дышал. Тихая девушка, спящая на кровати. Вот где вместилище духа. Он был разлит вокруг нее. Как аура. Излучение, которое, казалось, изливалось из каждой частички ее тела.

Он отпрянул и сел, не касаясь ее больше, но лишь наблюдая. Сторожа. Эта идея захватила его. Он нес над ней стражу. Хранитель. Защитник. Тот, кто бдит, непрерывно охраняя священный огонь. Огонь, горящий вокруг священного ложа, на котором покоится спящая богиня.

Карл сидел, чувствуя исходящее от нее тепло, любуясь свечением жизни, которое покрывало ее, исходило из нее. Время шло. Он не шевелился. Он мог лишь сидеть и смотреть. Он окаменел, безмолвный, очарованный зрелищем спящей перед ним женщины. Священный огонь окружал ее наподобие священного покрывала.

Но вот постепенно, почти неощутимо им овладела совсем другая мысль. Он все так же сидел и смотрел на спящую девушку, когда в голову ему пришло такое, что потрясло его самого. Все остальное было забыто. Новая мысль заняла его ум бесшумно и неумолимо. Он не знал, откуда она взялась. Просто возникла сама по себе. И вытеснила все.

Он был изумлен. Пот выступил на его лице, ладонях и шее. Он задрожал. Снова и нова облизывал себе губы. Сердце под рубашкой забилось болезненно, медленно. Откуда возникла эта мысль? Почему? Он смотрел сверху вниз на спящую девушку, на ее полураскрытые губы. Орхидеи на ее блузке, казалось, потемнели еще больше. По контрасту с ними ее кожа казалась совсем бледной, светящейся, теплой и благоуханной.

Карл подался вперед. А что, если она проснется? Возможно. Но от мысли уже невозможно было отделаться. Ее нельзя было забыть, не сейчас. Сейчас уже слишком поздно. Назад пути нет. Мысль завладела им целиком. Она действовала через него. Он стал марионеткой. Даже если она проснется…

Он склонился над ней, она лежала, слегка повернувшись на бок, к стене. Его голова стала опускаться, все ниже и ниже. И вот…

Он заглянул в вырез ее блузки.

Барбара открыла глаза. Карл быстро выпрямился. И залился краской смущения. Девушка медленно села, моргая и протирая глаза. Посмотрела на него, потом вокруг.

– Что… что ты сказал? – Со сна ее голос был хриплым. – Я что-то слышала. Я что… я же не спала, правда?

– Совсем недолго, – прошептал Карл.

– Неужели?

– Да.

– О, Карл. – Она помолчала. – Мне так жаль. Мне ужасно жаль.

Карл сконфуженно отвел взгляд. И ничего не сказал. Знала ли она? Видела? Он отогнал от себя воспоминание. Краска стыда затопила его щеки, сделав их пунцовыми. Он торопливо встал, вынул платок и высморкал нос.

Барбара наблюдала за ним с кровати, встревожено вытянувшись.

– Пожалуйста, прости меня, Карл. Я вовсе не собиралась спать. Я слушала.

Он кивнул, убирая платок.

– Ты простишь меня?

– Конечно. Это неважно.

– Важно. – Она встала рядом с ним. – Вот выпей еще вина, хочешь?

– Нет. – Карл бродил по комнате, избегая глядеть на нее прямо.

– Ты… ты уже закончил читать?

– Да.

– Может быть, прочтешь последнюю часть снова?

Карл нетерпеливо взмахнул рукой.

– Она того не стоит.

– Не будь таким злым, Карл.

Но он и вправду так считал. Трактат казался ему таким далеким, таким отстраненным. Он его больше не волновал. Карл позабыл о его существовании. Странное, смутное беспокойство овладело им, заставляя его вышагивать туда-сюда по комнате. Он не мог остановиться. Что это было? Стыд? Вина? Он не знал. Но, что бы это ни было, он испытывал такое впервые. По крайней мере он ничего подобного не помнил.

– В чем дело? – тихо спросила Барбара.

– Ни в чем.

– Я же вижу, что-то не так.

– Нет. – Он продолжал ходить. Что с ним? Вдруг он повернулся к ней. Она уже снова сидела на краю кровати. При виде нее, ее округлостей, ее яркой шелковой блузки его щеки опять зарделись.

– Ты все еще сердишься, да? – спросила Барбара.

– Нет.

– Что тогда?

– Ничего! – Он подошел к окну и отдернул штору. Выглянул наружу. Вскоре он почувствовал, что за его спиной стоит Барбара, стоит очень близко к нему. Ее дыхание почти щекотало ему шею.

– Карл?

– Да?

– Ты когда-нибудь простишь меня? Я не хотела засыпать.

Карл едва заметно улыбнулся. Трактат. Хорошо, что она… что она его не видела. Она думает, что он сердится на нее за то, что она заснула.

– Забудьте.

Он продолжал смотреть в окно. Небо было полно звезд, крохотных и ярких. При виде них он почувствовал себя спокойнее. Они были такие холодные, холодные и далекие. Словно фрагменты льда, увиденные с большого расстояния.

Он успокоился. Краска отлила от щек. Ушел румянец стыда, или что еще это было. Что же это было? Может быть, он никогда не узнает. Ужасно – не понимать. Что с ним произошло? Почему он так поступил? Невероятно! За пределами всякого понимания. Невозможно.

Он резко отвернулся от окна.

– Как бы мне хотелось помочь тебе почувствовать себя лучше, – сказала Барбара. – Ты не скажешь мне, что с тобой такое?

– Забудь об этом.

– Может, тебя от вина тошнит?