Предположительно (ЛП) - Джексон Тиффани Д.

Это та же квартира, но теперь она кажется мне меньше и темнее. Все вокруг покрывает толстый слой пыли. В смысле, если хорошенько чихнуть, все это наполнит воздух, который здесь тоже спертый, затхлый. Такое ощущение, что окошко не открывали годами, если не дольше. Каждую достигаемую поверхность заполняют стопки газет и журналов. Переполненные пепельницы покоятся на подлокотниках. И рождественская ель — та самая, с белыми огоньками и красными с золотыми шариками — все еще здесь, в углу около окна. Она поставила ее туда, чтобы каждый мог увидеть, как прекрасна ее елка. Но теперь от нее осталась лишь голая палка, засохшие еловые иголки вокруг и заржавевшие украшения. Подарки лежат у ее подножья, завернутые в блестящую зеленую бумагу, выцветшую почти до желтого цвета.

Интересно, мой подарок все еще там?

Раньше все было по-другому. Прежде здесь было уютно и светло. Всегда пахло свежим бельем и корицей от яблочных пирогов, которые она любила печь.

— Хочешь ее увидеть? — спрашивает миссис Ричардсон, шмыгая носом. На ней домашние штаны, выпачканные отбеливателем, и помятая футболка. Никаких нарядных платьев.

Я киваю, и она открывает ближайшую слева дверь. Комната Алиссы.

Она точно такая, какой я ее запомнила. Розовые стены с желтыми слонами и жирафами, кроватка из темного дерева с розовыми простынями и пеленальный столик. Детские книжки. Игрушки. Над кроваткой висит фотография Алиссы, ей там не больше дня отроду. На комоде стоит еще одна фотография. Та, где она в красной кофточке, та фотография с обложки книги про нас.

— Почему вы оставили здесь все, как было?

Она смыкает свои руки в замок. Ее глаза слезятся, а лицо выглядит невероятно усталым. Она не в силах переступить порог этой комнаты.

— А ты хотела бы, чтобы люди забыли о тебе?

Полагаю, это имеет смысл. Я снова оглядываюсь на этот мемориал, комнату, застывшую в одном дне, и делаю глубокий вдох.

— Здесь все еще пахнет ей.

Миссис Ричардсон распадается на осколки. Ее верхняя губа дергается, и она бросается прочь. Следую за ней, прикрыв за собой комнату.

В гостиной не хватает воздуха, диван весь продавлен. Она на кухне. Я жду, слушая ее прерывистое дыхание, сопровождаемое рыданиями. Стаканы звенят, дверцы кухонных шкафчиков громко захлопываются. В ту ночь, когда она добралась до нашего дома, она плакала по-другому. Из нее вырвался самый протяженный вопль из всех, рот застыл в крике, который даже некоторых полицейских пробил на слезы. Я никогда не забуду этот крик.

Она возвращается с двумя стаканами холодного чая. Ее выглядит намного светлее моего. Я перевожу взгляд на коврик у двери. Его туфель там нет.

— Где мистер Ричардсон?

Она протягивает мне стакан и смеется.

— Он ушел давным-давно.

— Из-за Алиссы?

— Нет, из-за тебя, — фыркает она.

Я не понимаю. Что я такого сделала?

— Мы с ним... разошлись во мнениях, касательно тебя, — говорит она. — Он так и не простил меня за ту сделку со следствием. Он думал, что ты должна гнить в тюрьме до конца своих дней.

— А вы так не думали?

Она встряхивает лед в своем стакане и делает небольшой глоток.

— О, поверь мне, у меня в голове было немало темных мыслей, касательно тебя. Я хотела твоей смерти.

Она смотрит на меня так пристально, с такой злобой. Дай ей возможность, и она убила бы меня прямо сейчас. Может, совершила ошибку, придя сюда. Я держу свой стакан с холодным чаем обеими руками.

— Но, — вздыхает она, — в этом не было никакого смысла. Я не хотела, чтобы еще один ребенок лишился жизни.

Она опрокидывает свой стакан и залпом осушает его, будто это вода.

— После этого они заявили, что не будут выстраивать дело против твоей матери, и это окончательно добило его. «Она должна была присматривать за моей малюткой!» — кричал он на всю окружную прокуратуру. С тех пор он на меня даже взглянуть не мог. Он винил меня в том, что я оставила Алиссу с тобой и твоей мамой. Он никогда не произносил этого вслух, но я знаю, что это так.

Поверить не могу, что мистер Ричардсон бросил ее. Они были идеальной парой. Я думала, он любил ее. Он никогда не позволял себе того, что Рей проделывал с мамой. И он был хорошим отцом.

— Твоя мать приходила сюда после... случившегося. Без предупреждения, как обычно. Она вела себя так, будто ничего не произошло. Даже принесла мясную запеканку и без остановки трещала об очередях в магазине. Мы тогда только похоронили Алиссу. Еще даже недели не прошло. Полагаю, я была слишком шокирована, увидев ее... лишилась рассудка. Она зашла на кухню, как обычно, а я просто стояла рядом, не в силах пошевелиться. Затем домой пришел Грег... он так разозлился.

Мой мочевой пузырь вот-вот взорвется. В меня не влезет больше ни единая капля этого чая.

— Можно воспользоваться вашим туалетом?

— Вперед. Дорогу знаешь.

Я направилась вперед по коридору, минуя ее спальню. Кровать не убрана, простынь свисает по сторонам, на полу валяются газеты, прикроватная тумбочка заполнена пустыми стаканами и бутылками с водкой. Кажется, что здесь живет не одна женщина, а десять бездомных.

Черная плесень въелась в плитку, окаймляющую ванну. Я заканчиваю свои дела, мою руки и насухо вытираю их грязным полотенцем. В шкафчике я вижу кучу баночек с длинными названиями. Одну из них я узнаю, потому что мама принимала такие же таблетки. Но для чего бы они ни были, не похоже, что они ей помогают.

Вернувшись в гостиную, я вижу, как мисс Ричардсон стоит у елки, выпуская табачный дым в окно. Сейчас она выглядит намного старше своих лет. Взгляд ее где-то далеко, как у мамы, а нога нервно постукивает по полу, как у Новенькой. Она разворачивается и молча смотрит вниз, на мой живот. Я кладу на него свои руки, защищая Боба՜.

— Это мальчик, — говорю я, чувствуя собственное волнение.

Она ухмыляется и достает еще одну сигарету.

— Как я и говорила.

Она бросает пачку на кофейный столик, рядом с ее новой выпивкой. На этот раз она не потрудилась добавить туда холодный чай. Она предлагает мне сигарету, и я трясу головой.

— Что с тобой случилось? — спрашивает она.

Я прикасаюсь к своей гипсовой повязке и пожимаю плечами.

— Несчастный случай.

Она приподнимает одну бровь и заливается смехом, после чего достает один из пожелтевших подарков из-под елки.

— Этот твой. Я купила тебе несколько книг Джуди Блум. Помнишь, я рассказывала тебе про нее?

— «Фадж»?

— Верно. Те рассказы Мэри Хиггинс Кларк, что ты читала, были слишком взрослыми и мрачными для тебя.

Одна старушка, в доме которой мама убиралась, подарила ей на Рождество коробку из-под обуви со старыми книгами. Мама была вне себя от злости («Эта старая с*ка могла бы просто дать мне чаевых!»), но мне они понравились.

На книжной полке неподалеку от елки стоят три рамки с фотографиями Алиссы. На них она выглядит такой крохотной. Я запомнила ее больше, куда больше и тяжелее.

Я не хотела бросать ее...

— Знаешь, о чем я жалею больше всего? О том, что сделала слишком мало фотографий, — она в отчаянии делает глоток. — Нужно было чаще ее фотографировать.

Она откидывается в своем кресле, вращая зажигалку между пальцев.

— Я просто скучаю по ней, — говорит она с надрывом в голосе. — Она была со мной какое-то мгновение, но я так сильно скучаю по ней. Как можно скучать по человеку, которого едва знал?

Она не рыдает. Она не плачет. Может, она как я. Может, она уже все выплакала.

Под фотографиями находится длинный ряд черных корешков с золотыми надписями. Ее коллекция энциклопедий всегда казалась мне такой дорогой и величественной. Помню, как я боялась даже прикоснуться к ней. В детской тюрьме была такая же, только обложки книг были изношенными, побитыми временем, а страницы разорваны. Более того, в коллекции недоставало целых книг. Но я все равно читала их, снова и снова, вспоминая голос миссис Ричардсон. Всякий раз, когда я чего-то не знала, она заставляла меня найти это и прочесть ей вслух. «Мэри, ты знаешь, откуда берутся бриллианты?» Я трясла головой, а она улыбалась. «Ну, давай посмотрим. Расскажи-ка мне про них.»