Виктор Брагин - Поколение 700

– неслось из мощных колонок.

Я, не оборачиваясь, шел к стоянке такси. Ветер пронес мимо меня пустой пакет, в котором совсем недавно лежала «денежная котлета» Топ-лузера, а до этого – летающая тарелка от «Солнечного» кредита. Глядя вслед улетающему пакету, я пытался представить, каким будет его следующее содержимое, и будет ли вообще… Стало совсем грустно.

Больше всего мне хотелось сейчас сидеть рядом с Владимэром в Мерседесе и ехать в Москву. Но придется сидеть рядом с таксистом и выслушивать его жалобы на погоду и жизнь.

После этого вечера мне суждено будет увидеться с Топ-лузером лишь один раз, когда в заведении под названием «Слава богу, сегодня пятница» он заберет отданные мне на сохранение деньги. Судя по тому, что произойдёт это довольно скоро, процесс показывания шлюхам их скрытых возможностей пойдёт победными темпами.

Только по прошествии некоторого времени мне подумалось, что, скорее всего, Топ-лузер никуда и не собирался уезжать. И где-то в глубине души он знал это с самого начала операции, но не решался никому признаться, обманывая самого себя и нас заодно. А весь этот фестиваль разврата был всего лишь красивым способом самоубийства.

Однако мне по-прежнему не понятно, имел ли место сам факт самоубийства? Если имел – где же тело? А если не имел, то куда исчез Топ-лузер из туалета на двадцать шестом этаже гостиницы «Рэдиссон»? Эти вопросы так и остаются невыясненными…

Вечером того дня, приехав домой, я не удержался и пересчитал деньги, взятые у Топ-лузера. И стало очевидно, что Владимэр все-таки в чем-то очень честный и благородный человек. Господин Шнипельсон, например, попросту кинул бы Топ-лузера и забрал деньги себе, осознавая участь, которая их ожидает, останься они в руках Зигмунда.

Когда меня спрашивают, где был раздобыт левый паспорт, то, прежде чем отвечать, я закуриваю, сажусь поудобнее и закидываю ногу на ногу. Это очень забавная история, и мне не надоедает рассказывать ее, бесконечное количество раз.

Мы встретились возле торгового центра «Мол». У Гены был допотопный мобильник, не поддающийся идентификации, не то «Самсунг», не то «Сименс»; он разваливался в руках, периодически вырубался, а если и работал, то слышимость была никакая.

– Так надо, – пояснил Геннадий, мучая телефон. – Далеко отсюда до твоего друга?

– Да нет, минут пять ходьбы.

– Тогда пойдем пешком, а то этот чувак с машиной, фиг знает когда приедет.

Для заключения сделки о покупке паспорта у бомжа, если вы помните, необходимо было две бутылки отменной крутки. А один мой приятель, бывший одноклассник, как раз торговал этим популярным напитком, прямо в своём частном доме, что на улице Московской. Говоря на современном языке, у него была точка. Туда-то мы с Геной и направились. Мое предложение зайти в «Мол» и купить нормальной водки, было отвергнуто с пояснениями:

– Это для тебя она нормальная водка, а для них – «аптека». Им нужна крутка, самая настоящая и чтобы в пластиковой бутылке из-под колы, – все должно быть выдержано в классическом стиле. Они ее называют «топливом».

– Топливом?

– Топливом, топливом, чувак.

– Ну топливом, так топливом.

Отойдя от респектабельного торгового центра «Мол» на двести метров, вы попадаете в совсем нереспектабельный Московский форштадт. «Маскачка» – некогда грозный район, наводивший ужас на все остальные, более миролюбивые предместья нашей столицы. Во времена моего детства одно лишь название Московского района, обеспечивало пропуск в касту неприкасаемых. Если гопники, приставшие к вам в городе с традиционным вопросом «С какого ты района, пацан?», слышали в ответ «С Маскачки», – все их претензии отпадали тут же. Криминальные традиции здешних мест тянутся ещё с царских времен. Уже тогда градоначальники предостерегали жителей города от прогулок по этому предместью в темное время суток; а подумав, предостерегали также и от прогулок в светлое время. В лихие девяностые просто так пройти по району чужаку было проблематичным, вне зависимости от времени дня и ночи.

Московский форштадт являлся эпицентром всех известных криминальных видов деятельности, и практически каждый тамошний житель прямо или косвенно был замешан в чем-то противоправном. Не говоря уже о том, что буквально в каждом втором доме находилась точка, где продавали нелегальный алкоголь или наркотики. Торговля круткой на Маскачке вообще никогда не считалась незаконным или криминальным занятием, это было чем-то само собой разумеющимся. Все жители района от мала до велика знали, где находятся подобные места торговли и, с удовольствием, могли их показать. Половина точек крышевалась бандитами, половина – ментами, и все жили дружно, в мире и согласии.

На исходе девяностых грозный район стал мельчать, увядать и разрушаться. Начался закат Византии. Жизнь менялась, постепенно в обществе перестало быть модным гордиться своими криминальными связями или происхождением. Одна часть обитателей Московского района, относительно цивильная и зажиточная, увидела для себя иные перспективы в жизни, кроме как спиться или сторчаться. Они стали, постепенно покидать «нехороший район», перебираясь в другие места, более приспособленные для нормального проживания. Другая же часть, не стремящаяся ни к каким переменам и не желающая переходить на более благородные напитки, ускоренными темпами маргинализировалась.

Ныне район умирал: половина домов, построенных еще в начале прошлого века, а то и в позапрошлом, стояли полуразрушенными или отсутствовали вовсе. Людей на улице практически не было, лишь бродячие собаки изредка лениво переходили трамвайные пути.

Когда мы приблизились к дому моего одноклассника, там, у калитки в ожидании дешевого алкоголя уже стояло пару человек маргинального вида. По причине невыносимой вони мы встали в сторонке.

– За топливом? – по-свойски осведомился Гена у страждущих.

Один из них кивнул, а второй, помолчав выдал:

– Не, бля, в библиотеку, – после чего стал издавать звуки, напоминающие смесь кашля со смехом.

– Сегодняшний наш день будет наполнен подобными людьми, это я тебе обещаю, – философски заметил Гена. – Привыкайте к контингенту, дражайший.

Через две минуты появился сам владелец точки. Выдав бомжам по пластиковой бутылке с прозрачной жидкостью, он обратился к нам:

– О-о, какие люди в Хуливуде! Что-то давно тебя не было видно.

– Здарова! – отозвался я.

Один из бомжей не уходил, шептал что-то Лелику (так звали моего одноклассника).

Выслушав маргинала, Лелик заорал:

– Нет! Нет, бля! Никаких «в долг». Заебешься потом получать этот долг.

Бомж в нерешительности топтался на месте:

– Ну Лелик, ну че ты…

– Все! Свободен! Не видишь, ко мне пришли.

– Да, суров ты к своим клиентам, – сказал я. – А как же «клиент всегда прав»?

– У нас тут клиент редко когда бывает прав, – злобно усмехнулся Лелик.

Мы пожали друг другу руки. Оказалось, Гена и Лелик откуда-то знают друг друга, но не помнят откуда.

– Ну что, зайдете? – предложил наш гостеприимный бутлегер.

– Да не, у нас со временем плохо, – сразу перешел к делу Гена. – Нам бы пару бутылок твоего волшебного напитка.

– Че, все так хуево? – изумился Лелик. – На нормальные напитки уже денег не хватает? Так вы это… заходите вечерком, я вам и так налью, посидим…

– Не, нам не для себя. Нам на подкуп.

– Должностного лица, что ли?

– Ну, не должностного… – хитро закатив глаза, ответил Гена. – И не лица, а одной гнусной рожи. В общем, бартер.

– А-а-а, – протянул Лелик. – Так, может, я вам чего поприличнее дам?

– Нет! Нам не надо поприличнее, нам надо самую стандартную крутку, классику жанра, так сказать.

– Две бутылки?

– Да, командир.

Пока мы шли обратно к торговому центру, Гена пытался совладать со своим антикварным мобильником, дозваниваясь до какого-то «чувака». Телефон работать не желал: то не удавалось дозвониться, то не было слышно.

– Слушай, что ты мучаешься? – не выдержал я. – Позвони с моего!! И вообще, нафига нам нужна машина?

Гена перестал ломать то ли «Сименс», то ли «Самсунг», остановился, дабы подчеркнуть важность того, что он сейчас скажет. Текст нравоучения звучал следующим образом:

– Послушай, есть элементарные, непреложные правила конспирации, которые неспроста вырабатывались человечеством не одну сотню лет. Я понимаю, что на первый взгляд это кажется детской игрой или спектаклем… Но только до того момента, пока тебя не поймают и ты не начнешь мучительно вопрошать себя: «Ну почему я был таким опездолом? Почему я звонил со своего телефона? Зачем подъезжал на своей машине? Зачем назвал настоящее имя?» А тогда уже будет поздно. Не забывайте, уважаемый: то, что мы с вами делаем, всё-таки, противозаконно. Казалось бы – подумаешь, паспорт у бомжа купить за бутылку, что тут такого? А за это можно и в тюрьму угодить.