Дафна Морье - Правь, Британия!

Вот оно. Не атомный взрыв, а нечто более тихое, более коварное, выпущенное в воздух самолетами без пилотов и дымкой опускающееся на землю, чтобы просочиться сквозь окна, трещины в стенах, трубы, — воздух превратится в отраву, дыхание прервется и сердце разорвется…

— Мад…

Она закричала в панике, не контролируя себя, и Бен, обгрызавший второе яблоко, обернулся и удивленно уставился на нее, закатив глаза. Все зашевелились. Колин вскочил как ужаленный, сбросив одеяло, Энди схватил лук, Дотти открыла рот, но не для крика, а для отчаянного зевка. Сэм протянул руку к Фолли, которая поднялась на трех ногах, поджав четвертую, как всегда отнявшуюся после долгого лежания. Только Мад продолжала спать, не обращая внимания на просыпающийся мир, мирно, счастливо, подложив вместо подушки под голову плащ, укутав колени автомобильным ковриком, изъеденным молью и брошенным еще прошлой зимой.

— Мадам измоталась, — прошептала Дотти, — и не удивительно. Пусть спит.

Мальчишки тоже зевали, потягивались, поднимаясь на ноги, удивленно и несколько осуждающе глядя на Эмму, разбудившую их паническим криком.

— Простите, — сказала она, — этот запах нефти, запах химикатов. Разве вы не чувствуете? Я вдруг подумала… — Она не закончила фразу. Запах исчез; пусть не совсем, но уже так не чувствовался. Мальчишки нюхали воздух, пожимая плечами. Энди подошел к двери и открыл ее. Дымка еще липла к деревьям, плыла вниз, но воздух был чист и свеж.

— Самолетов не слышно, — сообщил он им, — тишина. Должно быть, кончилось. Пойдемте наверх, посмотрим.

— Осторожно, — предупредила Эмма. — Не открывайте окна и двери, неизвестно, что произошло, возможно, это опасно.

Она побежала вслед за ними по лестнице, но они ее опередили. Мальчишки пронеслись через кухню и через холл, распахнули все двери на улицу. Утром их не удержать. Просидев всю ночь в подвале, в тесноте, голодные, испуганные, они встретили утро как освобождение; наступил день, совершенно такой же, как любой другой: туманный, но без взрывов, без грохота и треска и прочих зловещих звуков.

— Вернитесь! — звала Эмма. — Вернитесь!

Они не обратили внимания на ее призывы, убежали в сад, широко распахнув калитку и громко смеясь.

— Пойдем на смотровую площадку, — крикнул Энди. — Посмотрим, еще чего-нибудь взорвали?

Эмма последовала за ними, в голове ее все еще вертелась мысль, что если бы химикаты выпали на распаханное поле, то земля бы почернела, — и это доказало бы всем, что опасения ее не напрасны, — но когда они дошли до каменной ограды и посмотрели на залив, то не увидели ничего, кроме плывущего тумана, безвредного, лишенного запаха, влажного, как трава под ногами.

Со стороны поля показалась направляющаяся в их сторону машина, и Эмма схватила за плечи стоящего рядом мальчишку, готовая бежать домой, — ведь это может быть голова вражеской автоколонны, и Бог знает, сколько в ней машин или даже танков, но тут что-то знакомое в гудении мотора, в форме машины принесло ей успокоение.

— Это «лендровер»! — заорал Энди. — Это «лендровер» с фермы, и за рулем мистер Трембат.

Какое чудо, облегчение, избавление от непосильного напряжения! Мальчишки спрыгнули с ограды с криками и смехом, и Эмма спрыгнула за ними, — вот сам Джек Трембат вьшезает из машины, ставит на землю ящик с бутылками молока и огромную корзину яиц. Мальчишки прыгают от радости, он тоже смеется, осунувшийся, изможденный, заросший щетиной. Эмма, спотыкаясь о борозды, бросилась к нему, как к родному, обвила его шею руками.

— Успокойся, милая, успокойся, — сказал он. — Вам тяжело пришлось, да и всем нам тоже, но, скажу вам, худшее уже позади, дела пошли на поправку. Крыша, окна у вас целы?

На все вопросы нужно ответить, но важнее сначала задать свои.

— Когда вы вернулись, мистер Трембат? Вы сбежали? Они за вами не гонятся?

— Сбежал? — Он отрицательно покачал головой. — Никто и не думал бежать, они регулярно выпускали человек по сорок-пятьдесят зараз, ничего не объясняя, — выкидывали нас за ворота и велели шагать.

— А как они перевозили вас с острова, на вертолете? Он удивленно посмотрел на нее:

— С острова? Мы были здесь. Они держали нас, как сельдей в бочке, в Ланхидроке, под охраной, конечно, и уж не знаю, что скажут в Национальном Фонде[33] , когда увидят, что там в усадьбе после нас творится. — Он улыбался и начал раздавать мальчишкам бутылки с молоком. — Скажу, что компания там подобралась пестрая. Фермеры, докеры, адвокаты, рабочие с глиняных карьеров, один-другой священник, врачи — да, ваш доктор Саммерс был там, — всех забрали на допрос, но хоть бы один рассказал что-нибудь, уж поверьте мне. Этих типов добил наш хороший настрой. Покажи мы характер, до сих пор держали бы.

Мальчишки, обливаясь, пили молоко, по подбородку Бена бежала густая пена.

—Не понимаю, — сказала озадаченная Эмма. — Нам сказали, что все заключенные содержатся на островах Силл.

— Только не мы, моя дорогая, только не мы. Наверное, это бьши другие. Не могу точно сказать. Так или иначе, они выпустили нас вчера вечером, как я вам уже сказал, а ваши двое парней — в прекрасной форме. Доктор ждет машину, чтобы отвезти Терри в больницу — снять гипс и положить что-то под пятку в ботинок. Они вернутся домой сегодня. — Он протянул Эмме бутылку с молоком. — Давай пей, всем пришлось затянуть ремни в последние дни. Пегги и Миртл рассказали мне. И старик Уиллис рассказал то же самое — он и не знал, что я уже дома, и сегодня утром пришел на ферму помочь по хозяйству. А, кстати, — он порылся в карманах и извлек конверт с запечатанным внутри маленьким предметом. — Это тебе, возвращается с благодарностью от мистера Уиллиса. Похоже, что ему здесь надоело, и он собирает вещички для переезда. Не хочет говорить — куда. Вполне может быть, что к сегодняшнему вечеру он покинет свою лачугу. Пегги говорит, что он очень нам помог, без него она, Миртл и Мик не справились бы, но… Может, нехорошо так говорить, но она чувствовала себя при нем неудобно.

Неудобно, правда. Но без него и нам было не обойтись… Эмма взглянула на Энди, который запрокинул голову, и у него, как у Бена, молоко текло по подбородку. Энди стоял на той борозде, где когда-то застрелил капрала.

— Мистер Трембат, — сказала Эмма, сжимая в одной руке пакет от мистера Уиллиса, а в другой — бутылку молока, — если коммандос отпустили вас и не держат больше никого в заключении, то что происходило вчерашней ночью? Почему перестрелка, взрывы, самолеты?

— Мистер Уиллис сказал, что в бухте появилась подводная лодка. Неопознанная. Янки бросали глубинные бомбы. Он услышал это по самодельному приемнику.

Эмма протянула бутылку с молоком Бену, который тянул за ней руки.

— Сомневаюсь, — сказала она, — можно ли верить всему, что говорит мистер Уиллис.

— Сомневаться? Наверно, ты права. Подводная лодка или нет, но что-то сдвинуло их с места. Они забрали все из лагеря и уехали в Сент-Моган, чтобы отчалить. Похоже на то, что начатое нами в Корнуолле распространяется по всей стране, по крупным городам — простой народ твердит, что, мол, не хочет, чтоб ими помыкали янки или правительство, так что войска понадобились в другом месте. По-моему, так в Лондоне или в центральной Англии. Может, теперь наш западный люд для них мелкая сошка. Так или иначе, но мы от них избавились. Нет больше шлагбаумов, нет больше правил и запретов. Придешь домой и увидишь, что дали воду, электричество и телефон заработал. Надолго ли — неизвестно, но хоть какая-то передышка. Скажи, как себя чувствует бабушка? Как она перенесла эти тяготы?

— Прекрасно. Но сегодня она устала. Мы провели ночь в подвале, и, когда вышли на улицу, она все еще спала.

— Вот и отлично. Передай ей мои наилучшие пожелания. Я еще зайду ее навестить.

Он направился к «лендроверу» и забрался в кабину. Туман исчезал, солнце пробивалось сквозь облака. Уже виднелись зеркальные воды бухты.

— Ушли, — сказала она мальчишкам. — Не могу поверить. И почему? Что заставило их уйти?

— Неуютно, — предположил Энди. — Сначала ушли в Фалмут из-за шторма. Теперь неопознанная подлодка, и они пробили отступление.

— Нет, — сказал Сэм, — по-моему, так они подумали хорошенько, поняли, что совершили ошибку. Ни им все это не в радость, ни нам. Все равно, что пригнать на наше пастбище новых овец и держать вместе с нашими, да еще другой породы, — не уживутся.

— А может, уж больно смеялись над ними, — подал идею Колин, — как тогда, когда мы жгли чучело на пляже или когда я выпустил змею в рожу офицеру.

— Неважно, в чем причина, — сказала Эмма. — Важно, что жизнь теперь пойдет своим чередом.

Они направились к дому. Энди и Сэм несли корзину яиц и молоко. Эмма пропустила их вперед и, когда они скрылись из виду, развернула пакет. Это была та самая

пленка с записью. На приложенной записке странным паучьим почерком бьшо написано: «Многообещающий дебют, несмотря на тревожную ночь, был услышан многими и оценен высоко. Меня отсылают из этих краев, так что я скоро уеду, но я верю — когда-нибудь мы встретимся снова. Уважаемые леди, примите мои почтительные пожелания самого наилучшего».