Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)

Омоновцы узнали одного паренька, который тогда из СУСа (строгие условия содержания) переправлялся, – Мишу Шарова: «О, Шарик… Попался ты… Всё». Его начали бить при нас. Я видел. Били дубинкой. Потом он мне рассказывал, что его два раза отливали. Он терял сознание. Его отливали водой, а потом опять начинали бить. Пока он опять не терял сознания. Когда нас всех вывели, его вынесли.

Он не мог ходить. На руках носили. Он просто волчьим взглядом смотрел на этих сотрудников.

Баулы наши тоже перетряхнули хорошо. Все металлические литровые кружки, все тёплые жилетки, все спортивные вещи, которые по УИК (уголовно-исполнительный кодекс) положены. При тебе обыскивают твою сумку, вытаскивают спортивную шапку, кидают её к забору: «Нечего на спортгородок ходить… Надо работать… Работайте, негры, солнце ещё высоко». Вот так…

В общем, все личные вещи, всё постельноё бельё полетело к забору. Потом вынесли за баню и сожгли. Кружки потом разобрали другие заключённые из ИК-12. Те, кто работал в бане и прочее…

Меня сразу определили в 7-й отряд. Он вроде был образцово-показательным. Это означало: «Тут не ходи. Там не стой». На всех дверках – замки. Вещевая каптёрка тоже по времени. Телевизор – замок. Нельзя было даже зайти мыло взять, чтобы умыться. После работы только открываешь, чтобы взяли мыло, сходили в умывальник и умылись. В самих бараках туалетов нет. Туалет деревянный в самом конце зоны. Конечно, ни о какой гигиене речи и быть не может. Вот такой посёлок ИК-12.

Самое интересное в этом посёлке и тогда, и сейчас – начальник отдела безопасности Хоперкин Олег Леонидович. Гадина… Сколько он людей избил!

И лично бил, и в его присутствии били. В общем, всю ситуацию держал «под контролем». Этакий «харизматический» лидер… Начальник же лагеря, я даже фамилию не помню, был мелкой сошкой. Настоящим хозяином лагеря был Хоперкин. Например, твоё полотенце висит, а не сложено треугольничком, как на рисунке, как у них положено. Оно висит на дужке кровати. «Как так? Что такое?» – тут же те, кто в «отделении соблюдения дисциплины и порядка», строчат на тебя бумажку. Им же всем УДО нужно. Несут бумажку в Отдел безопасности. Вскоре объявление по громкой связи: «Такому-то прибыть в отдел безопасности». Помолится человек: лишь бы не убили. Идёт. Там ему предлагают выбор: два удара дубинкой, ещё какие-то экзекуции. Если человеку УДО нужно, то он ставит спину под дубинку. Кто-то говорит: «Пиши бумагу – сажай в изолятор. Мне плевать на вас на всех». После таких слов его всё равно били. Как это происходило? Они говорят: «Держи косяк». Становишься в дверном проёме в растяжку и держишь края дверного косяка. А они лупят по спине дубинкой или бутылкой с водой. Чтобы следов не было.

В ИК-12 молчали. Они уже совсем забитые были. А приехали нормальные люди, которые знают свои права, которые умеют их отстаивать. И созрел у нас коварно-дерзкий план сесть на голодовку. В основном голодали заключённые из 11-й зоны. Где-то двести человек. Но были и люди в 12-й, которые нас поддерживали. По времени это совпало с событиями в Нальчике. Октябрь 2005 года. Нас там вообще не кормили. Да и сейчас не особо. Там тройная «фильтрация» продуктов идет. Сначала – милиционеры. По дороге у них исчезает мясо и маргарин. Потом вольный начальник столовой. У них тоже там «на руках оседает маленько жира». И сами заключённые. Не стесняясь.

Первые дни начальник зоны хотел всех полюбовно успокоить: «Всё вам будет, всё вам будет»… Вывел всех из промзоны. Собрал в столовой, речь сказал: «Не будете маршировать. Не будете петь». Эти маршировки тоже были очень серьёзной причиной для голодовки. Маршировки ещё можно подогнать по УИК… Мол, это – хождение строем. Но петь, граждане начальники, это – каждому по вкусу. Кто хочет петь – пусть поёт. А не бить дубинками по ногам тех, кто плохо марширует или не поёт. Каждый отряд должен был разучить свою песню. Как визитную карточку. Я даже учить не пошёл.

Как-то к нам в лагерь приезжали правозащитники. По-моему, это была Хельсинская группа. Я точно не знаю, от нас это, конечно, скрыли. Нас вывели на промзону, две смены. То есть одну смену не снимают, другую запускают, строят нас за «швейкой» – такое большое трехэтажное здание, за ним ничего не видно. То есть прячут. Сотрудники: «Не выходить, построились!» – и всё такое. Как так, увидят же!

Мы уже потом, из третьих-четвёртых рук узнали, что это была Хельсинская группа. В зоне оставили тех, кто не выходит на промзону. А на промзону не выходят так называемые «козлы». Это – лояльные к администрации люди, которым нужно УДО по-любому. Они на любую пакость пойдут, всё, что угодно, сделают, лишь бы их пораньше отпустили домой.

Например, нельзя выйти из барака не в ЧТЗ (рабочие ботинки, обувь с подошвой из автомобильных покрышек) – сразу запишут, как вышел из барака. Там уже целая армия стоит с бумажками наготове.

Всё построено на системе доносительства. Да, там целая армия – СДП. Полицаи. Уже в изоляторе очень много читал про концлагеря гитлеровские. Очень много похожего. От питания – варёная брюква, у нас – вареная капуста, до вот этих «капо» и прочее, прочее… Только что мы не треугольники носим, а бирки. Вот такие мы были «остарбайтеры»…

И вот, приехала эта Хельсинская группа. У них был список жалобщиков, из тех, кто голодал. Спрашивали: «Действительно было ли такое – голодовка? Какие нарушения, что вам не нравится?» Вот эти вот «люди», точнее «козлы», перешивали чужие бирки на себя. Настоящие люди в это время были на промзоне, но у них остались запасные вещи, а на них – бирки. Хельсинская группа, видимо, не смотрела фотографии дел. Ну, бирка есть, и ладно. На бирку посмотрели, а то, что эти козлы называли чужие фамилии, имена, отчества, сроки – им невдомёк. И вся эта «подстава» говорит: «Всё у нас хорошо, всё у нас замечательно». Правозащитники уехали. А потом Хельсинская группа отписывала людям, которые действительно отправили им жалобы лисьими ходами, минуя спецчасть, через которую письма бы не прошли: «Больше не звоните, не пишите». Это было или в начале, или в середине ноября 2006 года. У тех, кто получил такие письма из Хельсинской группы, были проблемы, они находились под следствием, их начали закрывать в изоляторы.

…Начальникам не понравилось, что я – такой жалобщик, что постоянно чего-то требую, не уважаю администрацию. Я действительно вошёл с ними в конфронтацию. В результате они стали говорить про меня, что я поддерживаю воровские традиции, раз я против администрации. И вообще, НБП у них сразу оказалось ОПГ (организованной преступной группировкой)…

Попал в изолятор. Подходит конец срока. Семь суток истекают. Они мне: «Так, Клёнов, да ты спал в дневное время на полу. Бумажка на тебя… Пошли ещё на шесть суток». Подходит день освобождения после этих шести суток. «Да ты решётку в камере открывал? У нас – свидетель. Милиционер Продольный. Он в глазок заглянул и видел, как ты её открывал». Получи ещё десять суток. Так я «плавил» месяц в изоляторе. Потом, само собой, меня перевели на строгие условия содержания.

Я побыл в СУСе (строгие условия содержания) ровно десять суток, и меня осудили на ЕПКТ (единое помещение камерного типа). Всех особо злостных нарушителей, вроде меня, тех, кто ломает и шатает режим, тех, кому спокойно не сидится, тех, кто не любит администрацию, вывозят в это ЕПКТ. Это – такой своеобразный изолятор для ломки заключённых.

ЕПКТ находится на ИК-10. Это – особый режим. Десятая зона сама по себе трудная. А ЕПКТ – особо строгий барак на особом режиме. То есть «подводная лодка». В этом бараке – всего 15 камер. Когда меня туда завели, это была одиночная камера, но наварены были двое нар. Получилась одиночная камера на двух человек. Три шага вперёд, три в сторону. Её площадь – полтора на два метра. Даже обыкновенных унитазов не было. Просто дырка в полу. То есть кубик цемента и дырка в полу. Стены были оштукатурены «под шубу». Это ещё в 80-х годах отменили. На окне решётка. Фрамуга открывается, но упирается в решётку и поэтому получается, что открывается всего лишь на три пальца. Вытяжки нет. Есть только плотное стекло для ночного освещения, которое, конечно, не включается. Постоянно горит одна и та же лампа, чтобы на мозги действовала. Ночное освещение предназначено для всяких комиссий. Мол, оно есть… Какие там порядки… Доклад… Открывается дверь. Ты поворачиваешься лицом к стене. Руки над головой. Пальцы растопырены, чтобы проверить, что у тебя никаких лезвий между пальцами нет. Ноги – шире плеч. Стоишь в растяжке. Открывается дверь. Ты поворачиваешься и докладываешь, что такой-то находится в такой-то камере. Выбегаешь. Полностью раздеваешься. Они всё прощупывают. Вплоть до трусов. Руки над головой и приседаешь. Если медленно делаешь, то тебя бьют киянками по спине. Это – деревянный молоток с деревянной ручкой. Они простукивают им нары, стулья на предмет обнаружения всяких запрещённых вещей. Если ты положил между досками в нары какое-то лезвие или чай спрятал, то это всё вывалится. Решетки на пропил им тоже проверяют. Присел, хватаешь вещи и забегаешь. Так два раза в день. Если днём спишь, выводят и бьют. Но бьют уже серьёзно. Не хочешь белить камеру – бьют. Меня сильно «раскумарили» за эту побелку.