Елена Филон - Только играй

А я с ужасом разглядывала себя в зеркале.

– У меня сегодня помолвка, так что хотя бы сделай вид, что я прекрасна! – фыркнула я на сестру, одной рукой перебирая десять слоёв сатина на пышной юбке в пол, а второй подковыривая по-уродски блестящий камешек с затянутого на груди корсета.

– Калеба вырвет, когда он тебя увидит в этом позоре. – Взгляд Хизер с отвращением застыл, и она медленно кивала.

Я застыла. Как обычно это бывает, когда слышу его имя.

– Не неси чушь, Хизер. Мы обе прекрасно знаем, где сейчас… Калеб. Как и прекрасно знаем о его будущей беременной жене.

– Это не его ребёнок, – как всегда, невозмутимо бросила Хизер и спрыгнула с кровати. – А даже если и его, ну и что? Он всё равно придёт.

Это начинает раздражать.

Шурша юбкой, я круто развернулась к Хизер:

– Послушай меня, дорогая моя сестрёнка, меня уже достало регулярно от тебя это слышать. «Седьмое сентября. Седьмое сентября»… Тебе заняться больше нечем, кроме как фантазировать насчёт моей личной жизни, которая тебя вообще не касается?! Там, внизу, – я яростно указала на дверь, заметно повышая голос, – уже собралось за две сотни гостей, каждый из которых желает поскорее увидеть невесту Эвана Брауна! И ты отлично знаешь, что я не собираюсь выходить замуж за этого бегемота, и все, что я сейчас могу, это притворяться безмерно счастливой! Сейчас, напялив на себя это подобие свадебного платья за пару тысяч баксов, я пытаюсь заставить себя поверить, что в нём меня будет труднее заметить и улыбка, которую я натяну на лицо, прежде чем выйти из комнаты, сможет на нём продержаться достаточно долго, чтобы отец не отвёл меня в сторону и не напомнил о нашем уговоре. Потому что я ни за что на свете не хочу попасть в школу-пансионат и провести там ещё несколько лет своей убогой жизни! А теперь, если я доходчиво объяснила, будь добра, больше никогда не произноси при мне его имя и иди скажи маме, что я спущусь через пару минут!

Тяжело дыша после такой громкой и эмоциональной речи, я обхватила себя руками, крепко зажмурилась, чтобы не выпустить наружу накатывающие слёзы. И самое печальное во всех этих бессмысленно сказанных моей оторопевшей сестре словах – это то, что невыносимо погано становится только от одной-единственной фразы.

Я хочу слышать его имя.

Хочу называть его этим именем.

Хочу видеть рядом с собой, как и хочу поверить в этот единственный жалкий процент того, что Калеб вернётся за мной. Сегодня. Седьмого сентября.

И я также желаю того, чтобы этот день поскорее закончился. Хотя бы потому, что Калеб не сможет телепортироваться из Китая в Штаты!

Внезапные объятия Хизер были настолько неожиданными, что я с трудом устояла на ногах.

– Он придёт, – негромко произнесла моя сестра, с уверенностью заглянув мне в глаза. – Придёт, Лекс. Он не любит ту страшилку. Я точно знаю.

Всё семейство Браунов столпилось у подножья широкой лестницы нашего особняка в тот момент, когда объявили мой выход, будто я преемница самой королевы Англии! И под негромкий аккомпанемент приглашённого оркестра я принялась спускаться вниз. Плавно и грациозно, как учила (велела!) мама, позволяя отцу, облачённому в чёрный смокинг, держать меня под руку и с гордо поднятой головой вести свою дочь на съедение бегемоту.

Приглашённые гости негромко рукоплескали и выглядели одинаково по-идиотски, находясь в центре Лос-Анджелеса в этих своих пышных нарядах сродни эпохе Средневековья.

Мужчины выглядели более современно; почти на всех чёрные смокинги и блестящие укладки.

И я понятия не имею, кто все эти люди!

Семь… Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать…

Считать ступени под ногами было и то интересней, чем разглядывать их.

Отец вложил мою руку в потную ладонь потного Эвана и объявил первый танец.

Такое ощущение, что меня уже замуж выдали. И эта гулька на затылке слишком сильно натягивает кожу, а это жуть как раздражает. Так и хочется сорвать.

– Ты очень красивая, Ксандра, – пропыхтел мне на ухо Эван, прогибая мою спину своим животом. – Тебе очень идёт белый цвет.

– Это кремовый. Кремовый цвет, – процедила я сквозь зубы, яростно подмигивая музыкантам, чтобы те ускорили темп, но те, видимо, не понимая намёков, просто сменили композицию на ещё одну тоскливую тарабарщину.

– Я не злюсь на тебя, – шипел Эван мне на ухо. – Твоя мама сказала, что у тебя было что-то вроде месячных и поэтому ты взбесилась. Точнее, так она сказала моей маме, а я просто подслушал. И я не злюсь.

– Потрясающе.

– Ты счастлива?

– Потрясающе счастлива.

Ещё пару минут, и мои ноги можно будет отскребать от плитки, потому что Эван совершенно не чувствует разницы между полом и моими туфлями.

Когда и остальные гости присоединились к танцам, я перехватила бокал с шампанским и осушила до дна.

Ненавижу сегодняшний день.

– Александра! Ты выглядишь прелестно! Белый цвет тебе очень к лицу! – похлопала меня по плечу мамина кузина.

Белый.

– Спасибо.

Ненавижу сегодняшний день.

Но смыться от пристального надзора отца не удавалось. Он и охрана ежеминутно следили за моими перемещениями. Так что целый час приходилось бесцельно слоняться из одного угла в другой и лишь молиться, что ужин скоро подадут и я хотя бы смогу нормально поесть.

Но для начала… ещё шампанского!

И точно по волшебству один из официантов оказался прямо передо мной, и вот, когда я уже потянулась за одним из бокалов, парень едва слышно прошептал:

– Не этот.

– Что, простите?

– Не этот бокал. Тот, что справа. Крайний.

Вообще не понимая, в чём разница, взяла тот, что предложили. Даже если в него подсыпали мышьяк, я успею сказать спасибо, перед тем как уйду с миром.

Под бокалом лежала маленькая, сложенная вдвое бумажка, которую я торопливо сжала в ладони и, кивнув официанту, отошла в сторону.

«Ворота. Сейчас», – было написано в ней.

И кто бы это ни написал, а почерк очень похож на почерк Эстер, которая ещё не пришла на вечеринку столетия, я должна быть полной дурой, чтобы не воспользоваться шансом отсюда выйти.

Шепнула отцу, что хочу подышать воздухом, получила двоих охранников на хвост и вышла через парадную дверь на улицу.

До ворот ещё шлёпать и шлёпать…

И кто бы мог подумать…

За воротами стояла Эстер.

Кому ещё, если не ей, в голову могло прийти написать эту записку?

– Ты позвала меня тебя встретить? – чувствуя глубокое разочарование, поинтересовалась я, глядя на Эстер, облачённую в коктейльное платье глубокого синего цвета.

– Боже… что это на тебе? – скривилась та, взглядом мертвеца оглядывая меня с ног до головы. – Вы уже и пожениться успели?

Мне было не до шуток.

– Пошли. Там ещё много шампанского.

– О! Это хорошо, – воодушевилась Эстер. – Но не могла бы ты помочь для начала? У меня каблук в плитке застрял.

Раздражённо закатив глаза, я велела охране открыть ворота и вместе с «гладиаторами» шагнула к Эстер.

Нахмурилась, глядя на чёрные туфли подруги, потому что ни в какой плитке никакой каблук не застревал.

– Привет, мальчики, – кокетливо улыбнулась та охранникам и в ту же секунду вытащила из-за спины чёрный скейт Мики и, не рассчитав силу, больно ударила меня им в грудь. – Сейчас!!! – закричала Эстер и бросилась наперерез «гладиаторам», в то время когда я, абсолютно не понимая, зачем это делаю, ударила колёсами об асфальт, подобрала полы платья и рванула вниз по улице.

– Первый поворот направо!!! – закричала Эстер вдогонку, и я легко выполнила её просьбу.

Сердце билось так часто и так громко, что я с трудом услышала сигналящий мне автомобиль, из которого вдруг появился неизвестный мужчина в кепке и прокричал на всю улицу:

– Прямо до перекрёстка! На нём налево и наискосок через парк!

Это он мне, что ли?..

Что происходит?

На середине утопающего в зелени парка дорогу мне преградили девушки лет шестнадцати и, весело хихикая, скорее всего из-за моего классного платья, указали на следующий поворот.

«Ну же, сердце, не бейся так сильно, разочарование будет слишком болезненным».

Дорога, на которую я выехала, вела к набережной, но огромная светящаяся красная стрелка в человеческий рост, установленная прямо по центру тротуара, кричала:

«Лекса. Поворот направо».

И я рванула не к океану, а вдоль него.

– Съезд!!! – закричала мне пожилая дама, выгуливающая собачку. – Съезд, говорю!

– Ага. Спасибо. – Сделала, как хочет ворчливая старушка, и выехала на небольшую, утопающую в зелени территорию, прямо перед одной из старых кафешек, куда мы с Эстер очень любили заглядывать, – настоящий уголок живой природы посреди мегаполиса.

И в этом уголке живой природы… идёт снег.

Скейт отскочил в сторону, и руки оказались больше не в состоянии держать слои платья. Они вообще отказывались что-либо делать. Мои волосы наконец обрели свободу после тугой прически – их развевал теплый ветер. Неужели это и правда снег? Я застыла, не решаясь пошевелиться или моргнуть, опасаясь, что всё это может исчезнуть.