Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид

Берегите и вы себя, мои девочки. С любовью,

Илья Палей.

30.04.

Париж».

Ирина, беззвучно плача, в который раз читала и перечитывала письмо. В дальней комнате проснулась малышка. Наступило время очередного кормления. Ирина побежала к ней, взяла на руки, занялась спасительной малышовой рутиной. Раздеть, протереть, оглядеть, надеть чистые вещички – этот нехитрый ритуал, будучи даже выполняем автоматически, тем не менее, оказал свое магическое успокоительное воздействие. Усевшись в свое кормильное кресло и поднеся малышку к груди, Ирина не только успокоилась, но и снова обрела способность мыслить логически.

Судя по дате, Илья написал это письмо в день аварии. Написал, приложил к нему брошь – и, очевидно, не успел отправить. Но кто-то все же сделал это теперь, месяц спустя. Тот же, кто написал другое письмо, французское. Может быть, как раз оно все объясняет? Зачем она не учила в детстве языков! Ну ладно, сейчас, вот только Аленка наестся, надо будет взять словарь и попробовать разобраться. Так. Но это не все. А брошка? Это тоже странно. Почему Илья прислал крестнице в подарок мою же брошь? Может быть, он хотел этим что-то сказать? Что может быть с ней связано, с этой брошью?

Ирина напрягала память так и этак, но в голове всплывал только вечер в посольстве и отвратительный Перен. Может, Илья хотел дать мне понять, что виноват именно он... Нет, глупо, потому что я и так знаю, что, если авария подстроена, то это сделал только Перен, а вот Илья-то как раз вообще не мог знать ни о какой аварии. Но было что-то такое, связанное с этим вечером, с этой брошкой, что должно навести на мысль...

Ну, а если все сначала? Мы пришли в посольство, я разделась, подошла к зеркалу, Илья подал мне брошь, я приколола ее к платью... Все-таки гадко со стороны Ильи было купить мне такое платье... Интересно, а где оно? Стоп! Я приколола брошь, но я же ее не откалывала! Мы встретили Перена, по дороге домой устроили разборку, я разозлилась на Илью и забыла отдать ему брошь... Черт возьми, так где же это проклятое платье?!

Ирина еле-еле поборола искушение вскочить и немедленно кинуться на поиски. И только когда малышка, причмокнув последний раз, отвалилась от груди с сонным видом, она тихонько поднялась, переложила свое сокровище в кроватку, и распахнула шкаф.

Вот оно, платье, висит себе прекрасненько в шкафу, застегнутое в чехле. Ирина вытащила вешалку, распахнула чехол – приколотая у плеча, там блестела золотая ветка.

Ирина дрожащими пальцами отцепила ее, вышла на кухню. Все это напоминало какой-то бредовый сон. Но нет – на кухне, в коробочке, по прежнему лежала вторая брошь. Ирина осторожно положила ту, что сжимала в кулаке, рядом.

И все поняла! Ну, может быть, не все, но хотя бы что-то. Илья прислал в подарок крестнице настоящую брошь! Ту самую, пожалованную Панае Государыней Императрицей! Фамильную реликвию, которую каким-то неизъяснимым образом ему удалось вернуть в свое владение. Но если Илья все же отнял ее у Перена, то кто же прислал ее в Москву после его смерти? Решительно, надо скорее прочитать чертово письмо.

Вооружившись французским словарем, с трудом разбирая готический почерк и тихо матерясь, через полтора часа Ирина методом даже не подстрочного, а подсловного перевода восстановила примерно следующее:

«Chere Madame (это Ирина по понятным причинам переводить не стала),

Я был представлен вам... (следовали подробности знакомства), являясь близким другом князя Палей, приношу свои соболезнования (там тоже были подробности о том, какие именно соболезнования, Ирина не стала на них концентрироваться). Невосполнимая утрата... Утешение... Семейный злой рок... Князь не страдал перед смертью...

Как душеприказчик (сказано было не совсем так, там была длинная витиеватая фраза, но общий смысл сводился именно к этому), разбирая бумаги князя, я нашел вот это письмо, адресованное вам, а также вложение, каковые и направляю немедленно, согласно воле моего покойного друга.

Еще раз примите мои заверения... (следовал длинный перечень заверений).

С совершенным почтением,

Жоффруа Перен».

Когда вечером с работы вернулся Сашка, Ирина прямо с порога, торопясь и сбиваясь, стала рассказывать ему о происшедшем. Рассказ выходил путаный. История и сама по себе была достаточно смазанной, а то, что Ирина пыталась передать ее суть, обходя некоторые подробности, которых Сашке, как ей казалось, было лучше не знать, ясности отнюдь не добавляло. В конце концов ей все же удалось добраться до конца, и она потащила мужа смотреть письма и броши, так и лежавшие на кухонном столе.

Сашка прочел письма (он умел читать по-французски), покачал головой, внимательно оглядел обе броши.

– Н-да. Действительно, очень похожи, надо же. Хотя, если приглядеться, настоящая все-таки отличима. Камни совсем иначе играют. Сколько же может стоить такая штука?

– Господи, Сань, ну какая разница! Дорого, конечно, но дело сейчас не в этом! При чем тут брошка? Ведь он убил Илью, понимаешь, получил пакет акций и присвоил компанию.

Сашка покачал головой.

– Я в этом не уверен, Ир. И даже если вдруг так, доказать ничего невозможно. Уж если он на это пошел, то там все будет чисто, будь уверена. И потом, если все это так, с чего бы он тогда стал посылать тебе эту посылку?

– Ну как же ты не понимаешь? – Ирина прямо затряслась. – Именно то, что он послал, и говорит о его вине! Во-первых, его совесть мучила, он все-таки был с Ильей близок. А во-вторых, это такой красивый жест – дескать, вот вам ваши реликвии, последняя воля, нам чужого не надо. А на самом-то деле он гораздо больше получил, ему вся компания досталась! Ты пойми, он ведь и на самом деле думал, что мы с Ильей...

Тут она сообразила, что ляпнула лишнее, и осеклась. Но Сашка, кажется, не заметил. А может быть, подумала Ирина, рассказать ему все как есть? Про посольство, и про то, как Илья хотел обмануть Перена, показав ему меня, и... Хотя нет. Начнешь эдак откровенничать, увлечешься, да и ляпнешь еще чего лишнего. Правду, конечно, говорить легко и приятно, это все знают, а с другой стороны... «Не попадайся в час облавы, и не печатай дневников». Береженого Бог бережет. Она знает, что Аленка сашкина дочь, и помнит, что Илья для нее сделал, и этого хватит. Совершенно незачем отравлять сашкину душу ненужными сомненьями в попытках облегчить собственную совесть. Близких людей надо беречь, других не будет.

– Мне просто безумно жалко Илью, и обидно, что этот мерзавец так и останется... – несколько неуклюже повернула она разговор. – Сань, ну неужели мы совсем ничего не можем сделать? Может быть, если я все расскажу...

Сашка обнял жену за плечи, прижал к себе.

– Ириш. Я понимаю, что ты переживаешь, но ты сама подумай – кому ты расскажешь? И кто сможет принять тебя всерьез в такой ситуации? В лучшем случае решат, что ты охотишься за наследством. Кроме всего прочего, это может быть и небезопасно, а мне бы не хотелось, чтобы ты впуталась еще в какую-нибудь историю. Ведь если Илью на самом деле убрали, то там все очень серьезно, понимаешь? Так что оставь все, как есть. Нет, ну мы, конечно, будем его помнить, князя Илью. А потом Аленка вырастет, ты отдашь ей брошку и расскажешь всю историю. Может быть, даже напишешь наконец книжку. Про князя, про его замечательную бабку... Чтобы хоть что-то осталось.

– Осталось. Очень даже много осталось. Я никогда Илью не забуду...

– Конечно. Я понимаю, это все тяжело, вы с Ильей много общались, особенно под конец... Но ведь, строго-то говоря, мы с ним сколько были знакомы? Год? Чуть больше? Он, конечно, был очень интересный, неординарный человек, но, повторяю, мне бы страшно не хотелось, чтобы с тобой из-за этого случилась хоть какая-то неприятность. Ты мне обещаешь, что не будешь никуда лезть? Ирка? Ведь знаешь же – в первую очередь ты очень нужна нам. Нам всем – и мне, и детям.

Словно бы в подтверждение последних сашкиных слов в комнате проснулась и захныкала Аленка. Ирина подняла голову, улыбнулась мужу сквозь заплаканные глаза и побежала к ребенку.

В середине июня Виктор сказал себе – пора. Пора позвонить Ирине и узнать. Что, собственно, он хочет узнать, он не проговаривал до конца даже сам с собой, он вообще не очень глубоко вдавался во все эти рассусоливания. Он просто знал, что время пришло, его ребенок должен был родиться на свет и он, Виктор, должен его увидеть. А уж когда увидит, тогда и будет думать, что – потом.

Телефон Ирины у него был давно, еще с зимы. И не мобильник, который может меняться хоть раз в неделю, а надежный, домашний номер. Найти его оказалось совсем несложно. Он посмотрел у Нельки телефон этой Алины Владимировны, на даче которой познакомился тогда с Ириной, позвонил ей, представился, все чин-чином, да и сказал, что вот, ее подруга Ирина сдала им машину в сервис, оставила телефон, по ходу дела возникли вопросы о запчастях, а дозвониться он и не может. Так не подскажет ли она какой-нибудь другой телефончик, а то прямо непонятно, что делать. Альбина, конечно, помялась-помялась, но все-таки дала ему домашний телефон. Он еще тогда же позвонил, проверил, кто подойдет – и действительно, это была иринина квартира, полный порядок.