Тоби Литт - Песни мертвых детей

Еще шаг — и я у стола. Только сейчас Бригадир пришел в движение. Но к тому времени я уже воткнул, воткнул, воткнул, воткнул нож в столешницу.

Бригадир схватил меня сзади, а я наблюдал, как звенит и дрожит лезвие.

Первым, кто заговорил до того, как поднялся гул, гул, который, чудилось, не прекратится никогда, — первым заговорил наш Вожак, сержант Эндрю Север.

Он красноречивым жестом указал на нож и проговорил:

— Это Мэтью.

Это был наш последний открыто вызывающий поступок Во всяком случае, пока.

Я пишу, как вы, конечно, знаете, из временной ссылки во все еще свободную землю Канады. Но при этом я бросаю взгляд через могучий Атлантический океан: о, Англия, я стремлюсь к тебе всем сердцем, всей своей душой. Что касается моей собственной судьбы, то я понятия не имею, что со мной станется. Если минуло уже достаточно времени, вы, вероятно, уже знаете то, чего не знаю я. И все же у меня есть сильное предчувствие — можно сказать, почти видение — того, что произойдет. Видение о вновь свободном крае, изобильном и прекрасном крае. И в этом видении я стою на английской земле. Я наверху, на холме в Эмплвике, холме, что зовется Оборонным холмом. И там я стою лицом на север и гляжу на широкие поля, освещенные скользящими лучами низкого золотистого солнца. Живые изгороди бросают благословенные узорчатые тени на поле, полное не ссыпанной в амбар пшеницы. Над этим полем, где мыши так редки, парит орел, будто рука ребенка, зависшая над рождественским подарком, откуда ей дозволено взять лишь одну конфету. По соседству, на изумрудном лугу, овцы повторяют зигзаги, что выписывают шотландские овчарки, послушные свисту добрых и скромных пастухов. А дальше, на другом лугу, терпеливые коровы набивают желудки сочной, густой травой матушки Англии. И всюду, вокруг меня, порхают птахи, полня воздух чудесной и многозвучной песней. Миксоматозный кролик, напрягая последние силы, падает в темень родной норы. Пчелы неустанно снуют меж цветами-дачами, спеша на рандеву с тычинками, окунаются в пыльцу и торопятся к еще более лакомым радостям. Барсук зевает, дожидаясь мрака и своего неуклюжего выхода в ночь ради поиска провианта. Совы блаженны в глубоком сне, пребывая в безопасности своих дупел. В соседнем пруду мягкие брюшки тритонов ласкают пузырьки, вырывающиеся из лениво-беззвучных ртов карпов. Кошка припрыжку бежит к дому, тень в пять раз длиннее ее самой. И все перекрывает синева, подобная глазам, и белизна, подобная цветам. Легко несутся облака, осеняя землю бесконечным разнообразием теней. Верхушки облаков фантастичны и филигранны, но их низ — линия, обрезанная строго параллельно горизонту. Таково мое видение будущего — будущего, которое восхитительно близко и огорчительно далеко. Хотите верьте, хотите нет Весна придет, и Англия вновь станет свободной. Мне же лишь остается надеяться, что сам я обрету посмертное удовлетворение в том, что внес свою скромную лепту претворяя утопию в действительность.

Регистрационный № ▒▒▒▒▒▒

ПРОСМОТРЕНО ЦЕНЗУРОЙ

Мне понадобились пара часов, чтобы дочитать до конца, и пара дней, чтобы прийти в себя. Я совершил немало прогулок, обдумывая прочитанное. Я бродил по зеленым полянам своего детства. Это факт: отец никогда не рассказывал мне об этом. Все, что я знаю, я узнал из этой рукописи. Есть и другой факт: отец был великим человеком. Независимо от того, что он сделал или не сделал, я его любил. Для меня он был лучшим отцом. Таким же, как Лучший отец. Он был великим человеком, великим потому, что он не забыл, что значит быть мальчишкой, что значит быть мной. Я не хотел знать правду. Я уже ее знал. Отец никогда меня не предавал. Что бы и кого бы он ни предал, меня он никогда не предавал. Он был великим человеком, и ничто и никогда не заставит меня думать иначе. Никогда. Никогда.

Здесь и далее строки из «Песен об умерших детях» немецкого поэта-романтика Фридриха Рюккерта, положенных на музыку Густавом Малером. Здесь и далее перевод стихов Александра Голева.

Имеется в виду британский фельдмаршал Монтгомери (1887–1976). Его армия разгромила немецкую группировку в Северной Африке, затем он командовал высадкой британских войск в Нормандии. После войны играл значительную роль в НАТО.

Ежегодная серия матчей по крикету между Англией и Австралией. На первом кубке в конце XIX века выигравшие австралийцы преподнесли англичанам урну с пеплом, олицетворявшим прах английских надежд на победу. С тех пор за кубком и закрепилось это название.

Железнодорожный экспресс Лондон — Эдинбург.

Радиосериал из жизни деревенского семейства.

К сожалению, фотографии в какой-то момент изъяли из Архивов, и редактор не смог их отыскать. В дальнейшем ссылок на отсутствующие материлы не будет, чтобы не слишком испытывать терпение читателя.

Нижняя часть страницы, по-видимому, вырвана. Оставшаяся часть вставлена в скоросшиватель лишь одной дыркой. Осталось всего одно предложение: «Встреча отделения Восток-Запад». Мэтью предл…» Представляется вероятным, если не выдвигать слишком натянутых предположений, что из архивов было удалено место, где рассказывается об эксперименте, который проводили Питер и Мэтью. Предыдущие упоминания Отделения Восток-Запад позволяют понять, что так Питер называл двух младших членов Команды. До этого было проведено, по-видимому, три эксперимента, один из которых состоялся в тот день, когда Мэтью — как известно из других источников — ночевал у Питера. Суть этих экспериментов, разумеется, неизвестна. Но представляется вероятным, что они были аналогичны тому, когда была передана роковая слюна. Если мы что-то и знаем о подростках, точнее, если мы что-то и знаем о Мэтью и Питере, то эти предыдущие эксперименты были не столь противными, как последний. Молодые люди склонны не останавливаться на достигнутом. Если Мэтью и Питер в этот раз не целовались, то почти неизбежно, что в конечном счете они бы это сделали на одной из последующих встреч Отделения Восток-Запад.

Номер страницы, с которой начинается тринадцатая глава в книге.