Валентин Черных - Женщин обижать не рекомендуется. Сборник

— У меня нет таких денег.

— У меня тоже, но я их заняла.

В нотариальной конторе я оформила ему доверенность на право вождения моей машины. Он проверил уровень масла, послушал, как работает двигатель, резко тронулся с места. Несколько раз он резко тормозил, разгонял, перестраивался, и я поняла, что он проверяет возможности машины, значит, принял решение.

Перед сном я выглянула в окно. Глеб, укрепив переносную лампу на капоте, что-то подкручивал в двигателе. Утром, когда я шла на работу, машины у подъезда уже не было. Вечером он отдал мне половину заработанной суммы и триста пятьдесят долларов.

— Как ты меня будешь контролировать? — спросил Глеб.

— Никак. Мы партнеры и владеем собственностью пополам.

Теперь мне было кого ждать по вечерам. И не потому, что я ждала дневную выручку, я волновалась за него — работа таксиста в Москве стала опасной. Мы ужинали вместе, иногда распивали бутылочку хорошего вина. Когда мужчина каждый вечер бывает в квартире женщины, однажды он обязательно окажется в ее постели. Глеб перестал уходить ночевать домой. А я была счастлива. У меня появились деньги и замечательный любовник. С поселением мужчины, конечно, поселяются и определенные неудобства. В квартире стало пахнуть машинным маслом, железом и бензином.

— Этого не было бы, — оправдывался Глеб. — Но у меня нет мастерской, и поэтому что-то приходится держать здесь.

— Хочешь иметь мастерскую? Пожалуйста, я тебе могу сдать в аренду помещение книгохранилища с отдельным входом.

К этому времени я уже стала заведующей детской районной библиотекой. И не потому что работала лучше всех, а потому что осталась одна, все уволились: на зарплату библиотекаря прожить стало невозможно. Мне помогали две бестолковые пенсионерки.

Теперь, когда Глеб платил за аренду, я увеличила зарплату и даже смогла покупать для библиотеки новые книги. Но как-то вечером Глеб пришел озабоченным. Перепады его настроения я чувствовала мгновенно.

— Что случилось? — спросила я.

— На меня наехали. Сумма, которую они требуют, больше половины всех доходов от мастерской. Я, наверное, закроюсь.

— Когда они приедут? — спросила я.

— Завтра в полдень.

Утром я поехала в префектуру и милицию. Ровно в полдень к библиотеке подкатил «мерседес», и из него вышли четверо парней. Каждый под два метра ростом и весом не меньше ста двадцати килограммов. Меня всегда удивляло такое обилие тела. Когда большинство тяжелых работ механизировано, а война ведется автоматическим оружием и ракетами, такое нагромождение мускулатуры просто бессмысленно. Но смысл оказался простым и примитивным: они нужны, чтобы избивать других, которые ниже и меньше весят.

Почти одновременно с ними подъехали и две милицейские машины, из них вышли шестеро парней нормального роста и веса, только в бронежилетах и с автоматами. Они положили это обилие клетчатки на асфальт, обыскали и завели в библиотеку. Капитан сказал им почти моими словами:

— Если этот парень закроет мастерскую, другие сюда не придут, испугаются. А эта детская библиотека — единственная, которая осталась в округе. К сожалению, государство сегодня не в состоянии содержать очаги культуры на должном уровне, но защитить их может, чтобы дети продолжали читать и не выросли такими долбо… — Капитан употребил выражение, которое я не решаюсь воспроизвести.

— Они вернутся, — сказала я капитану.

— Никогда, — ответил капитан.

Капитан оказался не прав. Парни вернулись, но уже клиентами Глеба. Они всегда пытались заплатить больше той цены, которая им выставлялась, но Глеб никогда с них не брал ни одного лишнего рубля. Может быть, это послужило хорошей рекламой, теперь у Глеба было много богатых клиентов.

Глеб заметил мой округлившийся живот только на четвертом месяце.

— Ты беременна?

— Да.

Глеб замолчал, осмысливая услышанное.

— Я хочу ребенка и буду его рожать, — сказала я. — Теперь я могу его содержать одна. А выходить замуж за тебя я не собираюсь. Мы только партнеры.

Наверное, этого говорить было не надо. Глеб обиделся и ушел к родителям. Вечером он сидел в сквере у магазина с местными алкоголиками. Увидев, что я тащу из магазина тяжелые сумки, он донес их и остался. За неделю до родов он пришел ко мне и сказал:

— Я хотел бы, чтобы мы зарегистрировали наш брак.

— Зачем?

— Чтобы у ребенка был отец. Мы регистрируемся, а через неделю после родов ты можешь подать на развод.

Я родила мальчика и назвала его Глебом. Глеб Глебович — хорошо запоминается. Конечно, втроем в однокомнатной квартире, завешенной пеленками, жить было не очень комфортабельно.

Однажды вечером Глеб вернулся сосредоточенно-важным. Когда он важный, у него всегда приятные новости.

— Рассказывай, не тяни, — попросила я.

— В соседнем подъезде живет бабка в трехкомнатной квартире, очень бедно живет. Я договорился. Она переедет в твою однокомнатную квартиру, а за две ее комнаты мы заплатим.

— У нас нет таких денег, — сказала я.

— Я одолжу.

Теперь мы живем в трехкомнатной квартире. «Шкоду» мы давно продали. Глеб ездит на джипе «мицубиси».

Когда подруги говорят, как мне повезло, я им всегда отвечаю: дело не в везенье, просто надо знать, что любят мужчины. Мой Глеб получил все: верную, любящую жену и партнера, который его никогда не предаст, здорового сына, прекрасную квартиру, шикарный автомобиль, пятизарядный автоматический карабин я подарила ему на день рождения. Он имеет все, о чем только может мечтать мужчина. Я имею почти все то же самое, кроме пятизарядного карабина, но я терпеть не могу оружия и не научилась водить машину. А зачем, если есть рядом мужчина, который любит крутить рулевое колесо и нажимать на педали?

Мне двадцать шесть лет, я биохимик, работаю в Институте иммунологии. Я знаю все о зарождении жизни, но сама родить не могу. Муж меня ни в чем не упрекает, но утверждает, что другие женщины от него беременели. Со мной такого не происходило: я всегда пользовалась контрацептивами.

Моя подруга работает в Центре репродукции человека, и мы с ней составили программу анализов для меня.

Сонограмма яичников и матки подтвердила, что у меня нет ни кисты, ни фибромиомы. По образцам тканей исключили микоплазму и хламидии. Я прошла гистеросальпингографию, по-простому — это рентгеновское исследование, определяющее форму матки и проходимость фаллопиевых труб. Я прошла тестирование цикла пролактина в менструальный период: экстродиала (и сонограммы) непосредственно перед овуляцией и протестерона после овуляции. Я сама просчитала свой естественный овариальный цикл.

Подруга, посмотрев анализы, сказала:

— Ты здорова, как трехлетняя кобылица. Если тебе вместо члена засунуть морковку, она тут же начнет бурно расти.

В воскресенье вечером, после наших любовных игр, муж, как обычно, открыл роман Джойса, перед сном он обязательно прочитывал несколько страниц.

— Поспи, — сказала я ему. — Наберись сил. Тебе придется трахнуть меня еще и утром.

— Как всегда, с удовольствием.

— На этот раз по необходимости. Нужен тест после совокупления, чтобы определить, восприимчива ли шеечная слизь к сперматозоидам и могут ли они свободно плавать в шеечном пространстве.

— Нет, — ответил он. — Я здоровый мужик, у меня всегда все получалось. — Он посмотрел на меня так, что я испугалась и больше не заводила разговоров об этом. Как говорила моя подруга: тебе повезло, он добрый и богатый. Я ей возразила:

— Он еще и умный.

— Это само собой, — согласилась подруга. — Если богатый, значит, не дурак. Дураки богатыми не бывают.

Павел был старше меня почти на десять лет. Если у него все получалось с другими женщинами, значит, эти женщины существовали. Я нашла последнюю, с которой он жил три года. Мы договорились с нею встретиться. Она подъехала ко мне в институт.

Рослая брюнетка, мы с нею были похожи. Она рассмеялась.

— Я так и думала. Ему всегда нравились еврейки. Он смоленский, евреи там почему-то не приживались. Мы для него нечто экзотическое вроде негритянок.

Я ей изложила свои проблемы.

— Не получалось у него с детьми ни со мною, ни с другими. Собственно, я и ушла от него, потому что хотела ребенка.

— Я тоже хочу.

— Ты же медик. Сейчас медицина все может.

Но оказалось, что не все. Я взяла на анализ его сперму. Шансы были невелики, а лечение требовалось упорное и длительное.

Вероятно, он что-то почувствовал и стал возвращаться все позже, дома продолжал работать над документами и ложился спать у себя в кабинете на тахте. Мы все реже спали вместе.

— Сходи к колдунье, — советовала Людмила, учительница литературы, мы с ней в школе сидели за одной партой.