Анна Коростелева - Ловушка для снов

— Сто раз, — заверил его Файтви, — сто раз. Ирландцы — крепкий народ.

Файтви почистил свой плед, закутался в него и двинулся вперёд под дождём, ни слова ни говоря в упрёк Рори, хотя ему, наверное, было бы что сказать: только по милости Рори они не сидели сейчас у тёплого очага. Рори, чувствуя себя отчасти виноватым, глянул через плечо на мокрого насквозь Файтви — а это было жалкое зрелище, — и обнадёживающе сказал:

— Это не единственное жильё в этих краях. В двух шагах к северо-западу отсюда есть холм. Это сид Донна, сына Мидира. Мы запросто можем туда толкнуться.

Файтви выпростал из-под пледа посиневшую руку, отвёл мокрую чёлку и, стуча зубами, высказал всё, что он думает по поводу сидов, их волшебных холмов и таких людей, которые вечно лезут в эти холмы, словно их что тянет на тот свет раньше времени.

Тогда Рори воззвал к Нэнквиссу.

— Слушай, ну помоги мне обработать этого тупого валлийца, — ведь через полчаса будем сидеть пить вино и заедать куропатками!

Нэнквисс сжал руку в кулак, приложил её ко лбу и молча обвёл круг против часовой стрелки. Не знаю, где как, а в Мэшакквате именно так обозначают самое безнадёжное сумасшествие.

— Я видел воинство сидов, — сказал он. — Их вигвам не представляется мне приятным местом.

— Чума на ваши головы! — взвыл Рори. — И зачем я с вами связался! Ирландцу тут и объяснять нечего, а эти два… гостя из далёких стран! Видели один раз воинство сидов, уже и с сердцем плохо. Вы поймите, с сидами раз на раз не приходится.

— Это уж точно, — заметил Файтви. — Когда-нибудь да уделают.

— Да вы поймите, что натолкнуться на воинство сидов ночью, на пустыре, — это вроде как встретить их на тропе войны. Во всё остальное время сиды — чудесный народ. Ну, в смысле, с ними можно договориться, — поправился он под внимательным взглядом Файтви. — Вдобавок с вами Рори О'Хара, а меня знают все сиды Ирландии, и особенно хорошо меня знают в холме у Донна, сына Мидира. Однажды я торчал у него в сиде целый год, — сидел у них в заложниках, пока Финн выплачивал цену чести Мидира по частям. В конце концов, мы запасёмся там сыром и вяленым лососем на месяц вперёд — это уж как пить дать.

— Пока что мне понятно только одно, — медленно проговорил Файтви, с интересом глядя на Рори. — Что ты хочешь, чтобы мы зашли в этот холм во что бы то ни стало. С чего бы это? Сид — это последнее место, где я стал бы запасаться морошкой и печёными яблоками. Что-то ты темнишь, Рори О'Хара. Что ты там забыл?

— Там у меня всё, — сказал вдруг Рори, неожиданно для себя самого.

— Что это — всё? — простодушно спросил Нэнквисс.

— Я тебе скажу, что такое всё, — не замедлил с ответом Файтви. — Рори, давно ты сидел у них в заложниках?

— Четыре года назад, — бросил Рори.

— Ага. Так вот, всё — это хорошенькая сида и, — Файтви прикинул что-то в уме, — и рыжий полукровка лет трёх с половиной.

— Четырёх, — простенько поправил его Рори, — четырёх.

— Клянусь богами, которыми клянётся мой народ, — сказал изумлённый валлиец, но не стал развивать свою мысль.

— Чтобы увидеть моего старшего сына, Чёрное Солнце, — с безразличным видом сказал Нэнквисс, — я бы не только свернул в сторону, но и вернулся бы назад на три дневных перехода.

— А ты, Файтви? — обернулся Рори.

— Ну, и я тоже не из камня. Чего уставился? — сказал Файтви, выжимая край своего пледа.

Больше обсуждать было нечего, и взгляни кто-нибудь сейчас из окна таверны «Тёплый вечерок», он увидел бы, как воин Финна Мак Кумалла сошёл с тропинки и зашагал без дороги примерно на северо-запад, за ним заспешил маленький промокший валлиец, а воин из непонятно каких земель двинулся за валлийцем шаг в шаг, снисходительно раздвигая перед ним копьём заросли вереска.

— Этот холм, — сказал Файтви, шмыгая носом, — производит какое-то нежилое впечатление.

— Это только снаружи, — сказал Рори, перебираясь через валуны и путаясь в ежевике. — Уверяю тебя, что внутри там жизнь кипит.

И Рори трижды обошёл холм против солнца, которого было не видать, не переставая бормотать что-то себе под нос. Файтви плёлся за ним, сморкаясь на ходу и не теряя надежды, что что-нибудь из этого выйдет. Действительно, после третьего круга в холме появилась огромная дубовая дверь, которая немедленно распахнулась, оттуда вышла женщина с ведром в руках и размахнулась, чтобы подальше выплеснуть грязную воду. Файтви еле успел отскочить.

— Здравствуй, Скатах, дорогая, — завопил Рори. — Как твой ревматизм?

— Рори, сын Финтана, подумать только!

— Как моя Эле?

— С утра прихорашивается. У Донна давно готов пир и сварено пиво, все ждут тебя, не дождутся, здорово же ты запоздал! — затараторила Скатах.

— Как ждут? А откуда…? — Рори разинул рот.

— Связался с сидами, так уж не удивляйся, — шепнул ему Файтви, за руку втаскивая за собою в холм озирающегося Нэнквисса. Дверь за ними с щелчком закрылась, и Файтви мог бы поклясться, что всякий след той двери снаружи пропал, и тот, кто стал бы искать её теперь, даром попортил бы себе немало крови.

С того конца коридора, раскинув руки и улыбаясь, уже шёл им навстречу сам Донн, сын Мидира, и вид его заставил Рори с сожалением оглядеть свои башмаки и лихорадочно пригладить волосы, слегка поплевав в ладонь. Донн, сын Мидира, одной своею внешностью сражал наповал. Его шёлковые волосы ниспадали до пояса, пурпурный плащ лежал хорошо продуманными складками, и вообще весь его вид ясно говорил о том, что ему нечего больше делать, кроме как полировать ногти.

— Привет тебе, Рори, сын Финтана, сына Фиахры, сына Эохайда, сына Эогайна, сына Бриана О'Хара, — Донн всегда начинал издалека. — Поистине, ты загадочен, как все люди. То ты наотрез отказываешься идти с нами, когда мы зовём тебя, то вдруг сам приходишь без зова.

— Э-э, видишь ли, — смущённо объяснил Рори, — дело в том, что мне как-то приятнее было очутиться здесь живым, нежели мёртвым.

— Ах, эти людские капризы! — с пониманием улыбнулся Донн. — Нет, не подумай, я уважаю ваши обычаи, но всё же согласись, что это сплошные условности. Смею заверить тебя, со своей стороны, что мы, сиды, всегда одинаково рады видеть тебя — как живого, так и мёртвого.

В зале у Донна за длинным столом сидела добрая половина давешнего воинства. У Рори на шее сразу же повисла, оглушительно визжа, какая-то сида, и трудно было решить, кто из них двоих более рыжий. Файтви изысканно поклонился, попутно ужаснувшись тому, какая грязь покрывает его ноги. Нэнквисс, в знак величайшего уважения, поднёс королю холма свою трубку, которую тот и выкурил, умело скрывая отвращение. Веселье началось.

— Не будет ли нескромностью, о Донн, — сказал Рори, собравшись с духом и отводя короля сида в сторонку, — если я спрошу тебя сразу, где мой сын, что должен был родиться на Самайн[7] четыре года назад, да тогда же и родился, я надеюсь? А то его мать только хихикает, когда я спрашиваю её об этом, так, словно я сказал что-то смешное, и ничего не говорит мне.

— Как же, — сказал Донн с тонкой улыбкой. — Немного проку в разговорах с женщинами. Его имя Кальте, — Кальте, сын Рори, — и это доблестный воин.

— Как? — Рори поперхнулся. — Как доблестный воин?

— Поистине великий в сражении, в делах и речах…

— Постой, постой, — поспешно перебил Рори. — Но ведь ему четыре года, всего только четыре! В это время дети соску сосут!

— Я думаю, его сильно оскорбило бы предположение о том, что он всё ещё сосёт соску, — холодно заметил Донн. — Я не советовал бы тебе говорить ему этого.

Тут у Рори за спиной громко фыркнул Файтви, которого наконец разобрало. Он вдруг понял, куда клонит Донн.

— Время, — простонал Файтви между двумя приступами смеха. — Время в сиде течёт по-другому.

Ему стало как-то жаль Рори. В общем-то, прохлопать всё детство своего сына — не самая весёлая штука. Рори же стоял с видом настолько обалдевшим, что его поистине можно было пожалеть.

— Как же так? — ошарашенно бормотал он, в то время как уже не только Файтви у него за спиной покатывался со смеха, но и вообще со всех сторон неслось какое-то подозрительное бульканье и всхлипы.

И совсем уже плохо сделалось всем, когда Кальте, на голову выше Рори, подошёл и приветственно хлопнул его по плечу.

Когда в холме у Донна, сына Мидира, варили пиво, запах его чуять было по всему Донеголу, а поднимающийся дымок виден был от самого Керри. Вдобавок на сей раз Донн раздобыл винца из Испании, так что когда все выпили за гостей, — за всех вместе и каждого по отдельности, — и за каждый волшебный холм в Ирландии, а их немало, то многим стало казаться, будто щитов, развешанных в зале у Донна по стенам, куда больше, чем их было на самом деле.

После этого за столом поднялся большой шум, все стали хвалиться своими военными победами, а один из сидов, туманным взглядом уставившись на Нэнквисса, сказал не совсем твёрдым голосом: