Анатолий Гладилин - Прогноз на завтра

Так я поливал час.

И знаете, что мне Старик ответил? (Опять же тихим голосом, по-другому, я убедился, он и не разговаривает.)

- Америку вы не открыли, молодой человек. Спросите у любого - каждый с радостью подтвердит, что синоптики ошибаются. Но тем не менее все поголовно жадно слушают прогноз на завтра. Знают, что мы можем наврать, но хотят верить. Многие покупают газеты и радио включают специально из-за метеосводки. Такова человеческая натура. Он хочет верить. Попробуйте нас закрыть. Страшно подумать, что будет. Мы нужны.

Вот так мне Старик ответил. Не по существу, не вокруг да около, а вразрез, наповал.

И захотел я извиниться перед Стариком, а он меня стал расспрашивать, кто я да что.

Выложил я коротко про себя. Как физиком закидоны устраивал. Как по морю шлепал. Как в ресторане лабухом зимовал. Как синоптиком на Севере был (не приехал человек, и тут я подвернулся, образование подходящее, можно поднатаскать. И вообще, кратковременный локальный прогноз на Севере легче, чем в средних широтах. А мне интересно - словно шахматная партия). Как я в лаборатории ионосферы на Тикси сидел, кухню погоды через космические лучи хотел понять, революцию в метеорологии совершить. (Когда не знаем предмета, мы все революционеры, все завоеватели. Пришел, увидел, победил. Пока сам, уже в институте, не влез в это дело по уши, я был уверен, что ни черта мы не разбираемся в кухне погоды, не нашли еще главного повара. Теперь и я стою на "трех китах". И даже временами верю в свой прогноз.)

Слушал меня Старик, а потом предложил:

- Переходите ко мне в отдел. Оформлением я сам займусь. И кстати, я тоже кончал физмат.

И не то меня удивило, что Старик в дирекцию не стукнул, дабы меня к институту близко не подпускали и вахтеры двери запирали при моем появлении, - нет, другое: как он догадался, что я давно к нему в отдел пробираюсь, ощупью, сам себе не признаваясь, - всю мою сознательную жизнь, можно сказать, я брожу около него.

С тех пор прошло два года, а недавно слух пополз, верный слух, дескать, на каком-то совещании или конференции, когда директор назвал Старика лучшим прогнозистом, Старик потом в кулуарах во всеуслышание заявил: "Прогнозист номер один у нас Мартынов". А когда начали смеяться, он добавил: "Еще, может, и нет, но будет".

Шутил, конечно. Большой он шутник. Наверно, он и сам в это не верит. Каждый из нас только самого себя считает первым. Но ведь сказал. Значит, подумал. А уж если Старику такая мысль пришла...

Теперь вам понятно, что не из осторожности Старик решил меня поддержать?

И еще я вам скажу: грош нам цена, ничего из нас путного не выйдет, если во всем мире не найдется хоть одного Старика, который в нас поверит.

- А в Закарпатье топить не будет?

- Не должно. Проскочат циклоны, не успеют.

И он успокоился. Больше я его не интересовал. Но Поладьева меня спрашивала с пристрастием. Гоняла, как студента на экзамене.

А ведь я сидел перед людьми, фамилии которых обычно произносятся шепотом. Я по их книжкам самообразованием на Севере занимался. А теперь я с ними как-никак коллега.

Или калека?

Во всяком случае, перед единственным зрителем, институтской красоткой Ниночкой, которая в углу притаилась - расчеты какие-то делала, - Поладьева меня представляла именно калекой, дефективным. И хоть Ниночка глаз не подымала, но я знал, что сегодня же, в буфете, я буду обрисован соответствующе.

Пожилые женщины смотрят на девушек, как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок. Сравнивают: дескать, сама я бегала хуже или лучше? И хоть девушка рядовая лаборантка, но, если она показывает "лучшие секунды", пожилая женщина - пусть она профессор, заслуженный деятель, за границу как на дачу ездит - завидует, хоть скрывает это чувство, но завидует ей. И, конечно, не упускает возможности взять реванш в другой области человеческих отношений.

***

Она все наседала.

- Но по численному прогнозу этого не видно?

(Не поленилась, посмотрела. А ты хотел ее взять голыми руками.) Я старался отвечать как можно спокойнее. Мне казалось, что вот-вот наш диалог пойдет по принципу "сам дурак".

- Максимум в 26-м году?

- Шесть градусов.

Вкрадчиво, даже ласково:

- А вы даете семь?

- Даю семь.

- Может, семь с половиной?

- Если хотите, и десять будет.

Это я дал маху.

Никогда не думал, что Поладьева так смеется. Она сразу помолодела лет на двадцать. Да, лет двадцать назад она была ничего. И Харламов оторвался от бумаг, и у него поплыло лицо, еле он сдерживался. И даже Ниночка изволила улыбнуться.

Поладьева резко оборвала смех, словно щелкнула выключателем.

- Вадим Павлович, думаю, что в словах Мартынова есть резон. Если поднести к градуснику паяльную лампу, он и не десять - пятьдесят градусов покажет. Только непонятно, сам Мартынов будет с лампой по городу бегать или друзей позовет?

И еще жестче:

- Давно я так не смеялась. Мартынов человек способный. Если ему в сатиру и юмор податься? Например, на радио, в "Доброе утро"?

И с некоторой грустью:

- Но у нас другое учреждение. И главное, мало свободного времени. А не стоит ли дирекции предложить Мартынову всерьез задуматься над его призванием? Вдруг он опять ошибается? Опять не ту работу выбрал?

Все про меня раскопала.

***

Сидор Петрович из соседнего отдела по четвертому выпуску денежно-вещевой лотереи выиграл звезду. (А разве они разыгрывались? Да нет, но случайно выпало.) Из созвездия Кассиопеи. Что делать? Подать ее на блюдечке? Но зачем? Придется заново издавать все звездные атласы. А это дорого.

Сидор Петрович спрашивает меня в коридоре:

- Мартынов, сколько она стоит? Больше, чем "Запорожец" и холодильник? А на "Волгу" вытянет?

Отвечаю:

- Сидор Петрович, у нее же свои планеты! Она в миллион раз дороже Земли! Что будете делать с таким богатством?

Совсем человек растерялся. Счастье какое привалило!

***

Ты начальничек всем начальничкам начальничек!

Наивный я тогда был. Идеалист. Думал, что просто не понимает он, всем начальничкам начальничек. Надо к нему прийти и объяснить. Все рассказать как есть. Может, и не очень приятную, но ведь правду, чистую правду я ему скажу. А куда деваться от правды? Никто, дескать, не решался все ему выложить. Стеснялись. Так я буду первым.

Он слушал. Но глаза его пропадали. Они становились пустыми, как турбины Ту-104 перед вылетом. Начальник все время улетал.

- Спасибо, что пришли, - сказал он. - Постараюсь вам помочь. Я всегда внимательно следил за вами.

Ничего он, конечно, не сделал, да и не собирался. Он знал меня лучше, чем я сам себя. Он знал старое правило: надо принять человека и пускай человек выскажется. Потом можно и пообещать. Черт с ними, с обещаниями. Главное, чтоб человек высказался. Ему сразу станет легче. И будет он работать как миленький.

***

А водитель троллейбуса говорил в микрофон, медленно, по слогам, наслаждаясь звучанием собственного голоса:

- Следующая остановка - "Площадь Маяковского". Из всех вошедших пассажиров только один взял билет. У остальных граждан, наверно, проездные. Предъявляйте. Контролер войдет на следующей остановке. Что будет, что будет! С каждого по полтиннику, по кровному полтиннику. Вот, я вижу, контролер уже ждет. Подъезжаем. Граждане, берите билеты, пока дешевые!

***

Подземный переход. На стенах кафельная мозаика. Национальный орнамент якобы. Рисунки взяты с кухонных полотенец.

***

Эти мгновенные, непрекращающиеся мелкие стычки между машинами. Кто кого возьмет "на понял"? Табель о рангах, как в учреждении. Машина начальник. Машина - важный человек. Дипломат. "Москвичи" в одном чине. Делятся по характеру: задира, нахал, осторожный, тихоня. Грузовик, как маляр в коридоре - прет на служащих, знает, что они расступятся, побоятся испачкаться. "Запорожцы" словно молодые практиканты, к ним больше всего придираются.

***

Что купить на ужин? Что купить на завтрак? Остался ли дома маргарин? Фасованное мясо - что мне с ним делать? Зеленый горошек - а вдруг пригодится? А вообще, хватит ли денег до зарплаты? У кого занимать? Алена опять потеряла ручку. Я ей, конечно, скандал закатил. А толку? Чем прикажете ей писать? Носом?

Не помню, чтоб в Москве я просто так ходил по улицам. Я хожу по магазинам.

***

- Покупай еще бутылку: мы ее быстро оформим.

- Я вам правильно ответила. Я же не знала, что вы думаете задними мыслями!

- Что вы тут пьете?

- Мы не пьем. Мы закусываем!

- Куда я поступила? В институт, что рядом с Елисеевским гастрономом.

- Может, я идиот, но я неглупый!

Закон, по которому становишься в кассу, когда кассирша начинает сдавать деньги.

***

На Севере я много читал. Сейчас нет времени. Изредка просматриваю Сименона и фантастику. И то только в метро, когда еду на работу. На обратном пути руки заняты. Папка и авоська с продуктами.