Ольга Токарчук - Игра на разных барабанах: Рассказы

— Обратно машину ведешь ты, — сказал муж, как всегда, когда ему хотелось пива.

Ну и хитрец, подумала она, но согласилась. Мы же цивилизованные люди, сказала она себе, передразнивая Лонгфелло. Пока ждали дочь, которой надо было вымыть и высушить свои новые кроваво-красные волосы, ей удалось прочесть еще две главы.

Полиция приехала во время обеда — комиссар Фонтане, в штатском, в длинном плаще и шляпе, его помощник, как-бишь-его, в мундире, три полицейских и два эксперта, один с фотоаппаратом, другой с чемоданчиком. Через час подъехал длинный черный автомобиль, и тело Ульрики увезли. Еще через час увезли тело Фрюхта. Писатели и фрейлейн Шацки на кухне сбились в кучку, как испуганные овцы. Лу заявил, что уезжает, но наткнулся на решительное сопротивление комиссара Фонтане.

— Это бесчеловечно — требовать, чтобы мы оставались тут до завтра, — сказал Лy. — Так или иначе, спать в этом доме я не буду. Прошу забронировать мне номер в гостинице в Байенне.

Фонтане приглашал каждого в следственный кабинет, наспех устроенный в библиотеке, и задавал вопросы. Как потом выяснилось, вопросы для всех были одинаковые и даже шли в одной и той же последовательности. «Какие отношения связывали вас с Ульрикой, давно ли вы знакомы, как часто встречались, что делали в ночь убийства — минута за минутой, — не произошло ли во время вашего пребывания здесь нечто такое, что могло послужить непосредственным толчком к преступлению, знакомы ли вы — и насколько близко — с другими гостями». Прибывший ближе к вечеру отряд полиции методично обыскал парк и обследовал всю местность вокруг особняка. Послали за прислугой. Супруги приехали вечером в состоянии, близком к инфаркту.

— Вы кого-нибудь подозреваете, комиссар? — спросил, когда допросы закончились, Лонгфелло.

Вопрос был задан с фамильярной интонацией, словно Лонгфелло хотел подчеркнуть, что они с комиссаром ровня.

— Даже если б и подозревал, все равно бы не стал ничего говорить. Уж кому-кому, а вам бы следовало это знать. Вы не обычные подозреваемые. Вы пишете детективы. В вашем присутствии каждое преступление должно казаться более изощренным, чем на самом деле.

Потом комиссар протянул блокнот и попросил у него автограф.

— Напишите, пожалуйста: «Комиссару Фонтане», — добавил он.

Когда сели пить чай, за Лу приехало такси. Он попрощался с остающимися, не глядя никому в глаза. Лонгфелло потом сказал Анне-Марии:

— Это он. Голову на отсечение даю, что это он. И где только она его откопала? Ты хоть какую-нибудь из его книжек знаешь?

— Разумеется, знаю, — ответила она с негодованием. — Лу — самый многообещающий автор детективов в Америке. Временами твое невежество и зацикленность на самом себе меня пугают. Ты вообще читаешь кого-нибудь, кроме себя?

— Он как-то странно себя держал…

— Он был перепуган и в отличие от тебя этого не скрывал.

Лонгфелло вытащил из кармана платок и вытер лоб.

— Я и не скрываю. Просто не выношу, когда впадают в истерику. Пытаюсь хладнокровно во всем разобраться. Ты уверена, что… он — это он? Ты его раньше когда-нибудь видела? Может, кто-то другой выдает себя за него? — Джон Лонгфелло аккуратно складывал платок. — Вариантов нет: либо он, либо фрейлейн Шацки.

Тут в кухню вошел помощник комиссара и велел всем разойтись по своим комнатам.

— А курить можно? — злобно поинтересовался Лонгфелло; было видно, что он постепенно приходит в себя.

Им пришлось подождать, пока освободится столик. С. с мужем заказали какое-то острое блюдо из баранины, а дочь-вегетарианка — грибы в шпинате и брокколи с сыром. К этому — поджаренные лепешки с чесноком. Разговаривали мало, в основном разглядывали окружающих. Уже расплатившись, С. вышла в туалет. Моя руки, поглядела на себя в зеркало. И удивилась тому, насколько она непримечательна. Раньше она никогда не обращала на это внимания. Неказистая женщина средних лет, пытающаяся под светло-пепельным цветом волос скрыть седину. А как она одевается — типичная служащая. Но в конце-то концов, она и есть служащая. Эти блузки и жакеты, эти скромненькие сережки. Часы-браслет. Макияж, который подходит к любой одежде, ничего не выражает и не подчеркивает — тень цвета, тень макияжа. Глаза — тускнеющие, утрачивающие выразительность. Фигура — ни худая, ни полная, небольшой животик — в ее возрасте это допустимо. Очки в тоненькой золотой оправе, которые она надевает для чтения. Ходячая неприметность. Госпожа Никто.

Из туалета она вышла прямо в холл отеля. Уверенным шагом миновала стойку портье, возле которой Лу, склонившись, заполнял регистрационную карточку. На деревянной бирке ключа разглядела номер его комнаты — пятьсот с чем-то, пятый этаж. Она запыхалась, поднимаясь так высоко. И еще этот проклятый каблук — расшатался окончательно. По пути она искала то, что ей было нужно, но не нашла ничего, кроме тяжелой глиняной вазы на лестничной площадке. Не раздумывая, вылила воду на ковер, а цветы швырнула в темноту коридора. Ей удалось запихнуть вазу в сумку. Когда появился Лу с коридорным, тащившим чемоданы, она сделала вид, будто отпирает какую-то дверь. На нее не обратили внимания. Очень хорошо. Она подождала, пока уйдет коридорный, и решительно двинулась вперед, вытаскивая из сумки тяжелую вазу. Впрочем, ваза не пригодилась. Лу, как любой постоялец отеля, первым делом подошел к венецианскому окну и настежь распахнул створки. С. бегом бросилась к нему. Застигнутый врасплох, он даже не успел оглянуться.

Она вытащила из сумки вазу и осторожно поставила на столик, потом поправила у зеркала волосы и вернулась в зал ресторана.

— Сколько можно сидеть в туалете? — риторически вопросил муж.

Когда вернулись домой, уже стемнело. Отяжелевшая от переедания, она села в кресло и снова принялась читать.

Телефонную трубку взял Лонгфелло. Они сидели втроем внизу, в гостиной, и пили вино. Фламандка на скорую руку приготовила ужин, но никто почти не прикоснулся к еде.

— Лу мертв, — сказал Лонгфелло и рухнул на диван. — Выбросился из окна. Звонил Фонтане.

Повисла тишина.

— Ты был прав, это все объясняет. Это он. Сначала убил Ульрику, а Фрюхт, по-видимому, что-то знал, и Лу от него избавился. А потом покончил с собой. Совесть замучила. — Анна-Мария залпом осушила бокал.

— Я потрясена вашей проницательностью, — отозвалась фрейлейн Шацки. От избытка чувств она пылала, как цикламен. — В таком случае — это конец кошмара… А ведь он был такой обаятельный, совсем не похож на убийцу…

— Убийца никогда не похож на убийцу; это старое правило авторов детективов. Самый подозрительный — тот, кто выглядит самым невинным. Где это, когда убивает ребенок? — Француженка замолчала, но тут же сама ответила на свой вопрос: — Ну конечно, у Агаты Кристи.

— Может, поиграем в Убийцу? — предложил вдруг Лонгфелло со злобным удовлетворением. Видно было, что он слегка перебрал.

— Нас слишком мало, — сказала фрейлейн Шацки. Она, увы, не обладала чувством юмора.

В этот момент вновь зазвонил телефон; трубку сняла Анна-Мария.

— Комиссар Фонтане заглянет к нам ненадолго. У него какие-то вопросы, не терпящие отлагательства.

Лонгфелло наполнил бокалы и направился на кухню за новой бутылкой вина. Штопор пришлось искать по всем ящикам, потому что заплаканная фламандка ушла домой сразу же, как только подала ужин. Поджидая комиссара, они говорили о завещании Ульрики. Фрейлейн Шацки объяснила, что почти все отходит Фонду и что со вчерашнего дня особняк стал Домом творчества писателей, работающих в детективном жанре.

— Это звучит как шутка Провидения. Как смех Божий. Космический абсурд. — Лонгфелло вертел в руке бокал. — Ну да, здесь же будет прекрасно писаться! Дивное место!

С. предложила мужу открыть бутылку вина. В баре нашлось только «Эгри бикавер», но ей, в сущности, было все равно. Они чокнулись, и она вернулась к книге, а он — к телевизору.

Фонтане был неприятно поражен их веселостью. Тем не менее он позволил налить себе бокал и тут же сообщил, что имеет основания полагать, что смерть Лу не была самоубийством. Все мгновенно протрезвели. Комиссар рассказал о загадочной вазе для цветов («как будто кто-то сначала намеревался ударить его тупым предметом»), после чего вынул из кармана какой-то блестящий цилиндрик.

— Каблук! — невольно вскрикнула Анна-Мария.

— Нет-нет, дамы вне подозрений. Ни одна из вас не смогла бы выскользнуть незамеченной, приехать в Байенну раньше Лу и вернуться. Да и вы ведь все время были на виду? — спросил он, незаметно глянув на туфли обеих дам.

Тогда фрейлейн Шацки, побелев как мел, рассказала ему о подозрениях Лу. Что Ульрика не умерла, а если и умерла, то убивает их всех с того света.

— Довольно, фрейлейн Шацки! Это невозможно слушать! — рявкнул Лонгфелло. — А вы не рассматривали такой вариант, что Лу по какой-то причине, например разнервничавшись, мог сам прихватить в номер эту вазу, а каблук принадлежит, ну, скажем, горничной или кому-то из предыдущих постояльцев? Знаете, вы, вероятно, сочтете это за наглость, но мы уже все распутали. По неизвестным нам пока соображениям — мы можем о них только догадываться — Лу убил Ульрику. Возможно, дело тут в каких-то бумагах или обязательствах…