Стивен Келман - Пиджин-инглиш

Лидия:

— Мозг включи! Не визжала я!

Я:

— Еще как визжала! Типа: сделай так, чтобы он поехал! Сделай что-нибудь!

Лидия:

— Заткнись, Харрисон. Он врет.

Мы показывали тете Соне, какой у нас лифт. Тетя Соня говорит, в ее доме нет лифта, только лестница. Как-то даже несправедливо получается.

Я:

— Кишки крутит только поначалу. Потом привыкаешь, и ничего.

Лидия:

— Мозг включи, она уже видела лифт раньше. В Америке. Они там раз во сто круче.

— Да ну!

Тетя Соня:

— Правда, правда. Скоростные лифты называются. Даже уши в них закладывает, как в самолете.

Я:

— Круто!

Тетя Соня где только не была, каких только знаменитостей не видела. Ей даже довелось стелить постель самому Уиллу Смиту (это из «Я — легенда»). Конечно, знаменитости не смотрят, как она постель убирает, им других дел хватает. Иногда они дают на чай, тетя Соня как-то получила целых 20 долларов. Однажды менеджер из гостиницы предложил ей 100 долларов — за то, что она потрахается с ним. Но она сказала нет, потому что он был уродец. Мама услышала про это и сразу разъярилась, глаза так кровью и налились, уж очень она ненавидит, когда начинают обсуждать все эти траханья.

Мама:

— Только не при детях!

Мы с Лидией:

— Ну почему!

В следующий раз тетя Соня привезет нам из Америки «Фрут Лупе» — самые сладкие в мире хлопья. Я бы ими завтракал хоть всю оставшуюся жизнь.

Мама:

— Так ты планируешь еще одну поездку? Ты ведь только вернулась.

Тетя Соня:

— Полгода прошло.

Мама:

— И тебе уже не сидится?

Тетя Соня:

— При чем тут это? У меня другое на уме.

Мама посмотрела на тети Сонины пальцы — черные и такие блестящие на кончиках. Пришлось притвориться, что ничего не понимаешь. Но все равно стало не по себе.

Мое любимое слово на сегодня — «фаззи-ваззи». Мама и тетя Соня болтали про эту фаззи-ваззи и давили помидоры на соус. Наперегонки, словно состязались, кто больше передушит. Как все-таки здорово, что я не помидор!

Мама:

— Она, значит, спрашивает у Жанетт: а другую акушерку можно позвать? А Жанетт у нее: зачем? А она: это мой первый ребенок, и я хочу, чтобы все прошло как надо. Не хочу, мол, чтобы мной занималась какая-то фаззи-ваззи, только что с дерева спрыгнувшая[6].

Тетя Соня:

— Фаззи-ваззи? Это что-то новенькое.

Мама:

— Ей-богу. Я ей говорю: я не с дерева, а с самолета спрыгнула. Там, откуда я прибыла, есть самолеты. Но вообще-то я ничего не сказала. Только извинилась.

Тетя Соня:

— Извинилась? За что? Ох, я бы ей выдала. Пообещала бы наложить проклятие «джу-джу», и у нее родится двухголовый ребеночек. Вот напугалась бы!

Мама:

— Так нельзя. Это непрофессионально.

Тетя Соня:

— Фаззи-ваззи. Надо запомнить.

Я:

— А что такое фаззи-ваззи?

Мама резко перестала давить помидоры. Этим дурачкам воспользоваться бы моментом и сбежать. Спасти свои жизни.

Мама:

— Так в больнице называют новичков. Бывает, пациент видит, что ты новичок, и не очень доверяет тебе.

Я:

— А почему тогда фаззи-ваззи? Не понимаю.

Мама:

— Понятия не имею. Не приставай.

Тетя Соня:

— А потому что туфли, которые выдают медсестрам, поскрипывают и посвистывают, примерно так: «ффф-а-а-ззи, ввв-аа-ззи». Вот тебе и вся причина.

Я:

— А почему твои туфли дома так не скрипят?

Мама:

— Они скрипят только на натертом до блеска полу.

Просто чокнуться. Наверное, правда. Вот когда у меня будут новые ботинки, проверю. В школьных коридорах полы натертые. Вот фаззи-ваззи там наведу!

В следующий раз мы пойдем в гости к тете Соне. Она живет в Тоттенхеме, надо ехать на метро. Коннор Грин говорит, что у полицейских в подземке автоматы и, если резко сорваться с места, точно пристрелят. Придется мне сдержаться и не бегать, пока не выйду на поверхность.

Джордан не ходит в школу Его исключили за то, что пнул учителя. Исключили — значит вышвырнули. Я сперва поверить не мог, пока его мама не подтвердила. Она считает, это круто. Мама Джордана курит черные сигареты. Они пахнут лакрицей. У Джордана кожа светлее, чем у меня, ведь его мама — «обруни»[7]. Точно говорю, здесь все перепуталось!

Джордан:

— Мама пристраивает меня в другую школу, только меня нигде не хотят. А мне плевать, школа — такое говно.

Я:

— А чего тогда делать будешь?

Джордан:

— В «Экс-Бокс» резаться[8]. Смотреть дивидишник.

Я:

— А мама просит тебя что-нибудь делать по хозяйству?

Джордан:

— Еще чего! А твоя?

Я:

— Ну… иногда.

Джордан:

— Как гомика, что ли?

Я:

— Нет. Я выполняю чисто мужскую работу. Запереть дверь, прогнать грабителей, все такое.

Джордан:

— Пусть гомики по хозяйству шуршат.

Мы отдали честь мусоропроводу (это такая толстая труба, куда кидают помои, вся из металла, воняет дерьмом и спускается прямо в ад). Мы отдаем честь мусоропроводу всякий раз, когда проходим мимо, это у нас такая традиция, на счастье. Сунешь голову в дырку и кричишь.

Я и Джордан:

— Херь!

А тебе в ответ — классное эхо. Только не надо запихивать голову слишком далеко, а то засосет. Джордан прыгнул на меня со спины, хотел затолкать поглубже в трубу, но я извернулся, и у него не вышло. Потом я придержал лифт, а Джордан обхаркал все кнопки. Когда мы выходили из кабинки, как раз вошла Куряга Лил. Мы потусили у лифта, пока двери закроются и Куряга Лил, ни о чем не подозревая, нажмет оплеванную кнопку.

Куряга Лил:

— Мать-твою-блядь!

Во дает! Так прикольно. И немножко страшно. Ведь Куряга Лил убила своего мужа, запекла в пироге и съела. Все тут так думают. Поэтому у нее глаза такие психанутые и вечно слезятся: она ела человечину!

Джордан:

— Мать-твою-блядь, блядь-твою-мать! Кочерыга штопаная!

Я:

— Выблядок!

Выблядок — это тот, у кого нет папы. У Куряги Лил, кстати, папа помер лет сто назад. Значит, у нее его нет. А херь — то же самое, что фигня.

На урок рисования Таня Старридж не пришла, и на ее место плюхнулась Поппи. Целый урок просидела рядом со мной. Мне даже жарко стало. Смотрел, чем занята Поппи, и никак не мог сосредоточиться. А она красила ногти. Красками, которые нам выдали для рисования. Я глаз с нее не сводил. Ничего с собой не мог поделать.

Один ноготь она покрасила розовым, другой зеленым, а третий — опять розовым, чтобы получилась гамма. Кучу времени заняло. Поппи очень старалась. Я все смотрел и смотрел, и на душе сделалось так спокойно, что я чуть не заснул. Мой желтый цвет — это волосы Поппи. Миссис Фрейзер говорит, что источником вдохновения может быть что угодно, будь то внешний мир или ты сам. Источник моего вдохновения — волосы Поппи Морган. Только ей я про это не сказал, чтобы ничего не испортить.

Теория красок учит, как использовать разные цвета для создания разного настроения или чтобы истории рассказывать. Цвета показывают всем, что ты чувствуешь. И не нужно рисовать что-то конкретное, главное — цвет. А так рисунок вообще может быть непонятным. Мои чувства — это зеленый, желтый и красный. Желтый — это солнце и волосы Поппи Морган. Зеленый — это когда Агнес ползала по травке в детском парке, увидела кузнечика и захотела поймать. Было очень прикольно. Видели бы вы ее изумленное личико, когда кузнечик прыгнул. Кузнечик приземлился, и она опять попыталась его схватить. А потом еще и еще. Настойчивая какая. В конце концов я поймал ей кузнечика. Агнес поначалу как вцепится ему в лапку, чуть не оторвала, но я показал ей, что нужно держать осторожно. Пальчики у нее крошечные и вместе с тем пухлые. Я их обожаю больше всего. Только у младенчиков тела маленькие и одновременно пухлые.

Красный цвет — это кровь мертвого пацана. У меня красный вышел очень светлым, и я добавил чуток черной краски. И все равно того, что я видел у себя в голове, не вышло. Жалко.

Миссис Фрейзер:

— Будешь так усердствовать, дыру в бумаге протрешь!

В конце концов я плюнул. Перед глазами у меня все плыло, и Поппи на меня косилась как на придурочного.

Здесь повсюду предупреждения. Понятно, что их цель — помочь, но некоторые уж очень смешные. Вокруг нашей школы высокая ограда, а поверху из нее торчат острые пики. На ограде написано:

Правда, смешно? А в школе куча объявлений про мобильные телефоны:

Коннор Грин:

— Это потому, что все преподы — роботы, у них от сигнала с мобильников микросхемы клинит.

Натан Бойд:

— Тебе тоже нужно табличку повесить. «Не говорите с этим парнем. Риск лапши на уши».

Коннор Грин:

— Отвали!

У реки мы обнаружили еще одну психанутую надпись: