Владимир Маканин - На первом дыхании (сборник)

Главное — это долбить как дятел.

— Нет, Вика. Ты все-таки приезжай — вместе ее проводим. Я ей чемодан нести буду.

Они приехали. Подруга была с чемоданчиком. Внешне так себе. Но гордая. Держалась как княжна Тараканова.

Вика Журавлева, напротив, высказалась этак простецки:

— Как это вы нас приглашали?.. А стол-то пуст!

Вика понимала, что к чему. Не ломалась. Три года без замужества делают женщину проще.

— Сию минуту, — сказал я.

— Только учти — у нее в два ночи самолет.

— На Киев? — спросил я.

— Да, — ответила княжна величаво.

Я вышел. Толкнулся к непросыхавшему. Он сидел в полном одиночестве: как загипнотизированный.

— Эй, — тронул его я.

— Что?

— Пойдешь в магазин и купишь три бутылки вина. Одну из них возьмешь себе — за труды. Понял?

Он понял. Он мгновенно понял. Я еще не выложил деньги, а он уже протягивал за ними руку.

— Подожди, — сказал я. — Если ты вернешься пьяный, без денег и без бутылок, то помни, что у меня в портфеле есть молоток. Я проломлю тебе им голову.

— Да ладно тебе.

— Помни: я человек степной. Я сначала бью, а потом думаю.

Он взял деньги и ушел. Или он видел, что у меня никакого портфеля не было, а стало быть, не было молотка (для пьяницы мелкий факт очень важен). Или же тут действовали более тонкие законы бытового алкоголизма. Не знаю. Но только он не пришел. Как в воду канул. Прошел час, а его все еще не было. Магазины уже были закрыты.

Я не очень жалел. Вино хорошая штука, но без него иногда пьется чай. Люди несколько скованны, робеют, но в этом-то и суть. Разговор осторожный и ломкий, как тонкий лед. А инстинкты в глубоком пока резерве. Еще успеется.

Мы посидели и поболтали. Игорь, Вика Журавлева и я говорили. Княжна мило молчала. Часа через два начали собираться.

— Надо найти такси.

— Найдем, — сказал Игорь Петров.

Он очень хорошо держался. Уверенно.

Когда мы спускались по лестнице — услышали шум и гам. Потому что этажом ниже шла настоящая гульба. Пьянка классического образца: вечеринка с песнями. И никакого тебе чая. На лестничной клетке два хорошо одетых и хорошо выпивших парня спорили. Они так сыпали словами и столько вкладывали страсти, что я решил — моднючая, мол, разговорная бодяга. Физики и лирики. Стоики и нытики. Оказалось, однако же, совсем не то.

— Давай его просто выкинем на улицу, — предлагал первый.

— Неудобно.

— А в доме держать такую пьянь удобно? И как он сюда попал?

— Вдруг мы его выкинем, а он окажется их родственником.

— Нет. Они его тоже впервые видят.

— Что ты предлагаешь — прямо так вынести и положить его на асфальт?

— Если ты такой нежный, можно на клумбу.

— А если мы его вынесем, а он там даст дуба?

— А если он в доме даст дуба?

Все это они выкрикивали в темпе скорострельного автоматического оружия. Я еле смекнул, в чем дело.

— Стоп, — сказал я своей команде. — Это ж о нем речь. Это ж он!

— Кто?

И я объяснил — это, мол, наш долгожданный.

Мы приостановились. Но тут заупрямилась Вика Журавлева — опоздаем, дескать, на самолет. Дескать, как хотите, а в аэропорт доставьте. Она хотела, проводив княжну, возвращаться не одной, а с нами вместе. Ей было далеко ехать. А может, хотелось, чтобы ее проводил льняной Игорь Петров. Поди угадай, чего она хотела.

Но я при случае тоже упрям.

— Стоп, братцы.

И я объяснил им, что это нечестно. Парень все сделал, как обещал, — купил нам вино и даже принес. А если он ошибся этажом, это не умысел. Это беда, а не вина.

— Да на черта он тебе сдался?! — шумела Вика.

— Надо его уложить спать.

— Мы опаздываем!

Но я не мог его бросить: ведь посылал его я. И потому я бросил не его, а их. Игоря Петрова, некрасивую княжну и шумливую Вику. Я поднялся опять наверх и сказал спорящим на лестничной клетке, что все-таки не надо этого перепившего парня прятать в газон. Все-таки осень. Холодно.

— Я же ему говорил! — обрадовался поддержке второй. — Вот и друг говорит, что на клумбе будет холодно. Осень есть осень!

В приоткрытую дверь слышались шум и гам застолья. Я вошел. Непросыхавший сидел на стуле — свесил голову и пускал пузыри. Лыка он не вязал. Я подхватил его и поволок на этаж выше — домой.

Я совершенно взмок. Я уложил его на постель, пиджак повесил на стул. И зачем-то решил его даже разуть. Люблю, когда держат слово. Для таких я тоже всей душой.

— А еда в доме есть? — вдруг спросил он тупо. Спутал меня с женой, которая, видно, не один раз доставляла его домой волоком. — Изменять?.. мне? — И он двинул меня в подбородок.

Если это был не нокаут, то что-то очень на нокаут похожее. Я тут же улегся на пол возле кровати. Когда я очнулся, он плакал. И здорово скрежетал зубами.

— Гадина!.. Изменять мне с Шариковым!

А глаза его были закрыты. Я погасил свет и, пошатываясь, кое-как выбрался.

Повезло — я тут же схватил такси и примчался в аэропорт. Там я нашел княжну с чемоданчиком. А этой парочки, конечно, уже не было. Княжна сидела, подперев голову рукой. Нет, не спала. Рейс отменили, и она ждала следующего.

— Это называется, они тебя проводили.

— Они проводили. — И она спокойно добавила: — Здесь им незачем торчать.

— Еще бы. Вдвоем им гораздо веселее. Теперь я припоминаю — у Вики Журавлевой всегда была мертвая хватка.

— Возможно.

Она не хотела сочувствия. Держалась княжной. Ей не очень-то важно, осталась ли она одна или в компании. Она древнего рода и цену себе знает. Звали ее Валей. Сейчас стало видно, что она некрасивая.

— Я посижу с тобой до самолета.

— Посиди, — сказала она.

А мне до боли захотелось в Киев. Или в Новгород. И самолета захотелось. И еще какого-нибудь города, где я не был. Одичал в степях. Огрубел. Ну? что будем делать?.. Я сбегал в кассу и купил билет — на тот же рейс. Я не сказал княжне, не сообщил, сидел с ней рядышком, вот и все. Она очень удивилась, когда я пошел с ней до самого самолета. И тем более удивилась, когда я вошел внутрь (я приотстал и незаметно предъявил билет).

— Теперь разрешается провожать, — сказал я княжне, — как в поезде.

— А я не знала.

— С мая месяца.

Когда заревели моторы, она не на шутку испугалась.

— Иди, иди!

— Подожди, — говорил я. — Мы же еще не простились.

И я ее поцеловал. Очень нежно. Я подумал, что она ведь и гордая, и некрасивая — при таком сочетании сахара не поешь. Небось еще ни с кем не целовалась. И я готов был отдать ей душу. И ведь какая гордая. Княжна. Я хотел, чтобы ей было приятно. Я знал, что Галька меня поймет. Я только чуть прикоснулся к ней губами.

Самолет уже выруливал на дорожку.

— Иди! — А я сидел с ней рядом, не уходил. Я и просил у кассирши это самое место.

Когда самолет начал разбегаться, ей стало малость плохо, и пришлось попросить у стюардессы воды. Нам откупорили нарзан. Княжна вздохнула и приоткрыла глаза.

— Ты потрясающий парень, — шепнула она мне. Она так и осталась в неведении.

И нас уже принимал киевский аэропорт.

Она жила под Киевом. На каком-то химкомбинате — совсем не близко. Мы добрались электричкой. Потом с автобуса на автобус. Здесь было еще тепло — даже солнышко слегка грело. Я держался с Валей рыцарем. Помнил о своей любви. Такое со мной бывает.

Пока ждали проселочного автобуса, сами собой случались этакие искушающие минуты. Кругом были какие-то кусты. Кусты и деревья. Мы бродили.

— У меня в Брянске дядька. Надо будет заехать к нему обязательно, — машинально говорил я.

Мы шли в совершенном безлюдье, вдоль какого-то ручья. Мне хотелось ее поцеловать, но я сдерживался. Из-за своей некрасивости она была мне как сестренка — можно было бы, конечно, всласть нацеловаться, но она будет строить планы, думать обо мне, а ведь я не ее люблю.

Когда мы залезли в мелкую топь, я взял Валю на руки. Перенес. Правда, я упал и уронил ее. Но тут же опять взял на руки. Я сдерживался. Я старался думать о постороннем и ни в коем случае не увлечься ею. Тут главное — не посмотреть ей в глаза…

— Олег…

Она позвала еле слышным голосом:

— Олег…

Но я отвел глаза. И стал смотреть на верхушки деревьев. И конечно, опять ее уронил.

— Ты что? Нарочно, что ли? — взвилась она.

Я ее еле успокоил. Себе я на память здорово расшиб колено. Чтобы я взял ее на руки еще раз, она не захотела. Мы просто шли. Одной рукой я нес чемоданчик, а другой бережно обнимал ее за плечи.

— Тебе хорошо? — спрашивал я.

— Да.

Развязка наступила, когда мы пересаживались на тот автобус, который шел уже до самого химкомбината. Валя сказала, чтоб я не провожал ее дальше. Большое спасибо. И взяла свой чемоданчик.

— Почему не хочешь, чтобы я проводил до дома?