Надежда Воронова - Предназначенная поездка (сборник)

Слава тебе, Господи! Сподобилась! Исповедовал тот самый понравившийся мне батюшка. Я была готова немногословно, но чтобы быть понятой, раскаяться во многом, но главный-то мой грех – гордыня! С неё я и начала, а он мне и говорит:

– Что почувствовала себя английской королевой? Ходи в церковь почаще, – пройдёт!

Я опешила! Чего-чего, а юмора от священника не ожидала и продолжать не стала. Когда же услышала разрешительную молитву, произнесённую его голосом, мне стало свободно и радостно. После причастия душа моя возликовала.

Коленопреклонённый священник перед открытыми царскими вратами лицом к присутствующим долго читал молитвы. Впервые стоя на коленях как все на какое-то мгновенье я почувствовала себя овцой во стаде Божьем, счастливой и в безопасности.

Сосредоточиться на молитвах я не могла: мои колени болели, ноги затекли. Исподволь озиралась я по сторонам и чувствовала какую-то возвышенную ауру окружающих меня людей, почти лежащих на бетонном полу. Они-то не такие как я! По окончании молитвы поднялась с трудом, опираясь на чью-то вовремя протянутую руку.

На память об этой службе в притворе храма я купила себе серебряное колечко с надписью: «ПРЕСВЯТАЯ БОГОРОДИЦА СПАСИ НАС!» Давно я о нём мечтала.

Тут я почувствовала себя переполненной впечатлениями. Мне захотелось домой! Без остановок, чтобы не расплескать душевного восторга. И опять мне повезло! Я даже удивляться перестала. Оказывается, сегодня теплоход уходит на час раньше обычного, и я смогу успеть на последнюю электричку. Я очень обрадовалась. Значит, ночевать буду дома, на своём диване.

Получив благословение на обратную дорогу, торопливо собрала рюкзак. На пристани купила монастырского хлеба особой выпечки. Его пекут специально для экскурсантов, чтобы взяли с собой, и вкушая его, вспоминали бы о Валааме.

Погода была ветреная, но солнечная. Теплоход отчалил от берега. Большинство паломников сидели в теплом помещении и читали молитвы, и только несколько человек, в том числе и я, ещё долго не уходили с открытой палубы, прощаясь с Валаамом, с Ладогой.

Я думала о том, что для меня эта поездка, стала подарком, ниспосланным свыше. Родились строки: «народная мудрость веками живёт: /под камень лежачий вода не течёт. /И всё же никчёмен бывает расчёт./ И верится свято – Господь нас ведёт!» К сожалению, на Валааме я была не участником, а лишь наблюдателем, порою суетным. На сегодня я едва соприкоснулась с ним. И может быть, Даст Бог, я ещё вернусь сюда в другом качестве, в другом состоянии…

На причале в Приозерске теплоход встречали не знакомые мне трудники. Я поспешила на станцию, думая о том, что Господь всегда помогает в исполнении желаний, способствующих нашему духовному развитию; об Александре – что он всё-таки не женится…

2002 г.

Поздним зимним вечером на этой станции вышло всего несколько человек. Почти все они тут же исчезли в метельной тьме.

Три женщины с рюкзаками за спиной осторожно перешли железнодорожные пути, едва освещённые вокзальными фонарями, и остановились.

– Подождите, я попытаюсь найти тропинку, – сказала Ирина и направилась к ближайшему дому.

Между ветхими домишками, скучившимися на небольшом пятачке, на глубоком снегу не было ни одного следа.

Тамара с Ольгой не успели даже толком оглядеться, как Ирина уже вернулась.

– Увы! Придётся идти в обход, по дороге, – сообщила она, и женщины решительно шагнули в метельную мглу.

Продираясь сквозь завывающую снеговерть и пряча лицо от встречного порывистого секущего ветра, Ирина вспомнила, как сосед по квартире не смог скрыть своего удивления и как бы пытался удержать: «Куда это вы собрались? В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит…» Она улыбнулась – не всем знакома радость преодоления. К тому же, как утверждают туристы, нет плохой погоды – есть неподходящая одежда, а они одеты соответственно.

Всё сложилось на удивление удачно: все они оказались свободными на эти два дня, которые собирались провести в женском монастыре; позвонив в обитель, получили благословение приехать; а пять часов в полупустой тёплой электричке и не более получаса ходьбы, пусть даже и в метель – разве это трудности?!

Как только паломницы свернули на дорогу, ведущую к монастырю, они замедлили шаг. Теперь ветер ровно дул в спину, даже как бы поддерживал и подталкивал их, идти стало легко.

И появилось ощущение тишины и покоя. Оно обволакивало. В такой «умиротворяющей» метели хотелось оставаться долго-долго.

В снежной полумгле проступали силуэты больших деревьев и небольших домов, кое-где светились тусклые огоньки.

Вскоре в мерцающем свете фонарей перед ними предстал монастырь. И тут же Ольга очень эмоционально, в своей обычной манере, торопясь, как будто боясь не успеть, стала рассказывать, что она была в этой обители лет десять тому назад, жила в сестринском корпусе, а покупать молоко ходила в совхозный коровник (ах, какое молоко!)… Как бы подтверждая сказанное, она рукой показала на торчащие из земли высокие сваи – всё, что осталось от того коровника.

– А где же источник? Что-то я не припомню, – Ольга пристально вглядывалась в темноту.

Ирина, которая была здесь нынешним летом, напомнила ей, уверенным жестом указывая в сторону:

– Да вон там он! Кстати, – добавила она, теперь над источником сооружение. Оно похоже на маленькую часовенку: колодезный сруб, из которого сбоку выведена труба. Над срубом на точёных-столбиках небольшая крыша, увенчанная крестом.

Тамара с интересом слушала своих подруг. С Ольгой она уже посетила несколько монастырей, но здесь не бывала.

Дорога привела к воротам. Они были заперты, но калитка возле них – приоткрыта.

Замолчав, с невольным замиранием, женщины вошли на территорию обители – что-то их ждёт, как-то примут, какое послушание дадут, какие впечатления о монастырской жизни у них останутся.

Паломницы подошли к сестринскому корпусу, где обычно встречают приезжих. Вышедшая к ним молодая монахиня поприветствовала их и, задав несколько уточняющих вопросов, повела в гостиницу для трудников.

Женщин привели в одну из комнат на втором этаже недавно отремонтированного здания. Монахиня предложила им устраиваться, пожелала спокойной ночи и, забрав документы приехавших, поспешила по своим делам.

В небольшой комнате было протоплено. Высокая, почти до потолка кирпичная белёная печь ещё дышала теплом. Вся обстановка – и печь, и стол посередине, и шкаф у стены, иконки на высокой полочке, и ситцевая занавеска на окошке – производила впечатление деревенского дома, особенно уютного в зимний метельный вечер. И только две двухъярусные кровати портили это впечатление, придавая комнате казарменный вид.

– Совсем неплохо! Я даже не ожидала, – выдохнула Тамара.

– Да, здесь «комфорт», – подтвердила Ирина. – Мы летом спали в другом крыле этого здания на первом этаже, на очень низких, едва приподнятых над полом нарах: матрасы рядком и люди бок о бок. В первую ночь я вообще не смогла уснуть – было сыро, холодно, не говоря уж о комарах. К тому же, соседка так долго и резко ворочалась, что я опасалась, как бы она не заехала мне локтем в глаз.

– Слава Богу, здесь почти комфортно, – облегчённо вздохнула Тамара.

– Да, – согласилась Ирина и продолжала: – Мне рассказывали, что как-то по осени одного из трудников поселили на втором этаже, может быть, даже и в этой комнате.

При свече он кое-как устроился на ночлег. А когда проснулся – увидел… звёзды в проломе крыши.

– А десять лет назад здесь ещё хуже было, – вставила своё слово Ольга, но вдаваться в подробности не стала.

Женщины расположились: грузноватые («тушистенькие» – по ласковому выражению Тамары Ирина и Тамара – на нижних койках, худощавой («пушистенькой») Ольге досталась верхняя. Как часто бывает на новом месте, они долго не могли уснуть. К тому же, кровати оказались старыми, расшатанными и противно скрипели при каждом движении. Стараясь не мешать друг другу, лежали, почти не шевелясь. Сном это можно было назвать с большой натяжкой.

Ещё не рассвело, когда в коридоре мелодично зазвенел колокольчик.

Все засуетились – не опоздать бы на завтрак, и поспешили в здание трапезной.

В трапезной – просторном, светлом, в несколько окон помещении – в красном углу большой образ Богородицы с младенцем. Стоя лицом к этой иконе перед и после вкушения пищи хором молятся все присутствующие во главе со священником или инокиней. Ирина ещё летом узнала, что монашествующие трапезничают за другим столом и в другое время, нежели трудники. Их меню гораздо скромнее (мясо не едят никогда, а трудникам при тяжёлой работе иногда и в пост подают скоромное).

На завтрак собралось не более десяти человек, мужчины и женщины вместе.

Ирина поймала себя на мысли, что всё время возвращается к своим летним впечатлениям и всё время сравнивает: тогда и теперь, вспомнив, что летом трудников было гораздо больше, человек шестьдесят. На столе – макароны, жаренные с яйцом, кофе, молоко, печенье… Тамара ещё не успела допить кофе, как появился священник: