Владимир Ионов - Долгая дорога к храму (рассказы)

— Господи Иисусе! Так бы и сказал! Я мигом тогда! — засуетился старичок, пряча ноги в старенькие валенки с галошами. — Щас я. Только уж и ты, командир, на воле подожди, а то мало ли што… — И, подхватив Бенделасова под спину, вывел его на улицу. — Щас я. Мигом! — и усеменил к дому, что тут же, за церковной оградой.

Содрогнувшись от утренней прохлады — в храме все-таки было теплее — Бенделасов плотнее запахнул плащ и огляделся. «Какое убожество!» — отметил он, оглядывая низкую ограду территории храма с побеленными видно совсем недавно воротами и калиткой, со стареньким домиком настоятеля и покосившимися в разные стороны крестами над могилами старого кладбища, выступающего в узком проеме между храмом и домиком священника. «И чего меня несло сюда? — подумал он. — Мало церквей в Москве? Из окна Новодевичий видно… Нет, надо нестись куда-то в глушь… Попы, что ли не везде одинаковые?… Нет, говорят этот прошлого Патриарха исповедовал… Почему бы ему не простить грехи и командору?… Хотя, надо ли представляться ему «командором»? Если глупый поп, всё равно не поймет, а, если как о нем рассказывал… Этот…, то для него любой — «раб Божий»… Да так-то и лучше. Приехал — «Грешен, батюшко!» — «Бог простит, сын мой!» И поворачивай домой… И это всё? Так легко? Какого же рожна я мучился столько? Столько скреб себе душу… Столько не спал ночей… Столько будил в себе совесть… И действительно ли будет легче от простого разговора с простым сельским попом?.. Правда, Этот рассказывал, что поп он совсем не простой и вообще не поп, а монах…»

Распахнулась дверь в крылечке домика настоятеля, и оттуда скорым шагом прошел к храму невысокий тонкий мужчина с большой седеющей бородой и густыми темными волосами, отпущенными до плеч. За ним, едва поспевая, семенил сторожишко. Ему надо было показать, что, мол, вот он, пришелец-то, на воле ждет, а не в храме без присмотра… Но отец Павел уже здоровался с гостем и открывал ему двери в храм.

— Заходи, добрый человек, — сказал он. Но едва Бенделасов двинулся, Павел остановил его: — Ежели крещёный, так осенил бы лоб-то — в храм идёшь… — И сам трижды перекрестился с поклоном.

Вошли. Павел оставил гостя в небольшом приделе слева, а сам скрылся за Златыми вратами алтаря с потемневшей и местами облупившейся позолотой, сказав по пути гостю, что скоро приготовится и выйдет. А Бенделасов стал оглядывать крохотное пространство придела, довольно закопченное, на фоне темных фресок которого как-то не очень уместно смотрелись свежеписанные иконы с образами святых, среди которых он узнал только Серафима Саровского, воздевшего руки к небу.

«Господи, куда меня занесло! — едва ли не в голос подумал Бенделасов. — Убожество какое… Кому и перед кем тут каяться? Этому мужику в черном? Да кто он такой и что он поймет?»

Бенделасов круто повернулся к выходу и в два шага оказался на улице, где занималось уже туманное, но обещающее стать светлым утро.

— Ты куды это, мил-человек? — донесся до него голос сторожа, выскочившего за ним из храма. — Батюшко щас будет готов к причастию…

— А пошли бы вы! — отмахнулся Бенделасов и быстро вышел за ограду.

— Ну и здря! Бог-то, погоди, накажет, — сказал на это сторож.

Бенделасов, не оборачиваясь, еще раз отмахнулся рукой и пошел по обочине грязной дороги к центру села, бормоча: «То же мне «дорога к храму», грязища одна!.. Неужели Патриарха сюда возлили в такую даль и глушь?.. Да врет Этот всё! А я лопухи развесил, рванул черт-те куда… Зря левака отпустил. Куда теперь двигать?» — Он остановился, чтобы вспомнить, с какой стороны въезжал в это еще дрыхнущее или вымершее уже, совершенно безлюдное село.

Где-то впереди послышалось тарахтение трактора, и Бенделасов ускорил шаг. Может, кто-то там скажет, в какую сторону двигать к станции. Он повернул к домам, куда вела разбитая сельская дорога, и увидел выезжающий из ворот трактор. «Сейчас ведь рванет куда-то, ищи его потом…»

— Эй, эй! — крикнул Бенделасов во всю силу недюжинного своего голоса, потом, для верности, свистнул.

Трактор остановился. Открылась дверца кабины, высунулся человек, огляделся, увидел машущего рукой Бенделасова, и круто развернул фыркнувший мотором колесник в его сторону.

— Чего надо? Здрасте! — высунулся из кабинки молоденький тракторист.

— До станции как здесь добраться? — спросил Бенделасов.

— Чего проще! Залезай, подкину. — И открыл дверцу с другой стороны кабины. — Сзади обходи, а то спереди он у меня иногда брыкается. Молодой еще, не объезженный…

Бенделасов перепрыгнул одну колею, из второй, поскользнувшись, черпнул ботинком грязи, чертыхнулся, потопал ногой на сухой стороне дороги и влез в довольно просторную кабину, увешанную какими-то фигурками и уклеенную полунагими девицами, выдранными из настенного календаря.

— Вам к какому поезду?

— Мне обратно в Москву надо.

— Ну, так вы чего-то рано собрались. В Москву только вечерний из Рыбинска идет.

— А проходящие какие-нибудь бывают?

— Бывают только пролётом. Не та станция у нас. Если только автобусом до Некоуза добраться. Там и на дневной можно попасть. А вас чего к нам занесло?

— Да так… — нехотя отозвался Бенделасов. — По делу. А дело не состоялось. И левака я отпустил…

— И что же за дело было у москвича в нашей глухопердени? — полюбопытствовал тракторист, ловко лавируя колесами трактора в лужах.

— Да так… Сугубо личное… Сказали поп у вас интересный служит. Даже патриарха, говорят, исповедовал. Вот я и приехал… Лопух! В Москве мне попов оказалось мало!

— Да уж! Отец Павел у нас всем попам — поп! А его чего, нет дома что ли?

— Сторож позвал какого-то черного старикана. Мне он не показался таким-то уж, я и ушел.

— Вот и зря! — И парень остановил трактор. — Он, значит, в храм, а вы — из храма? У нас никто так не делает…

— Это — у вас! А у нас делают, как хотят. Мне захотелось обратно, — сказал Бенделасов. — Чего стоим?

— Приехали. У нас от отца Павла даже трактор не убегает. Так что, если дальше, то вы уж пешком, — уткнувшись в руль, сказал парень.

— Ты сдурел? — спросил Бенделасов. — Поехали. Я же тебе заплачу!

— Я тоже могу заплатить, чтоб ты, дядя, валил из машины, — все так же глядя в руль, сказал тракторист.

Бенделасов поглядел на дорогу, убегающую размытыми колеями в дымку утреннего тумана, представил себя топающим по грязной обочине, и ему опять стало зябко до внутренней дрожи.

— Тысячу дам, поехали! — сказал он.

— У меня столько нет, а были бы, дал бы и две! — парень дотянулся до дверцы со стороны Бенделасова и открыл ее. — Вали, я сказал.

— Подожди. У вас тут секта, что ли какая, а поп этот пахан при ней, что ты рад за него человека в грязь выкинуть?

— У нас нормальное село. А отец Павел — человек, которого все уважают. Кто не уважает его, тот, значит, и на всех нас положил. Так что, валил бы ты, дядя, по-хорошему…

— Да!?. Не ожидал… Ну, ладно… А обратно у тебя трактор пойдет?

— Запросто.

— Ну, крути.

Кода Бенделасов вновь вошел в храм, сторожишко сунул ему в руки голик:

— Чай, не в конюшню идешь, почисти обутки-то. За паперть вон поди, там и скребок есть. А то дак и в луже бы помыл. А я пока бы сказал батюшке, что вернулся человек-то…

— Может, еще и разуться велишь? — пробурчал Бенделасов.

— Да ведь есть которы и разуваются… У меня вот тут опорки есть, их тогда насунь, если мыть штиблеты не охота. — Старик выгреб из-под лавки нечто вроде валяных галош и сунул их гостю под ноги.

— Оставь его, Василий! Не мечеть у нас. Была бы душа чиста у человека. — Раздался голос из глубины храма. — Пройди сюда, добрый человек. А ты, Василий, скамейку нам пока поставь в придел.

Обернувшись на голос, Бенделасов увидел того же мужчину в черном, только теперь из-за черного клобука на голове он казался выше ростом и улыбался так, будто встречал давнего и доброго знакомого. Лучезарность его улыбки слегка смутила Бенделасова. Ни по служебным делам, ни в телевизоре он никогда не видел так легко и радостно улыбающихся священнослужителей. Обычно они наставительно серьезны, будто и впрямь им ниспослана на хранение величайшая в мире Истина. Смутившись, Бенделасов, сам того не желая, наскоро переобулся в просторные опорки и, стараясь не шлепать ими, подошел к отцу Павлу. В мозгу пролетела много раз виденная в телевизоре картинка рукоцелования священника. Но там-то целуют сперва крест с распятием, потом руку, которую ему тычут для целования. А этот протягивает обе руки и без креста…

— Из далёка, слыхать к нам? — вопросом погасил Павел смущение гостя и повел его под руку от алтарных врат в придел, где Василий приготовил им лавку у стены с темной фреской бушующих вод.

«Это Потоп что ли у них изображен? — подумал Бенделасов, вглядываясь в барашки крутых волн, над которыми в темноте туч проглядывает чей-то суровый лик. — А где Ковчег с Ноем? Он же должен быть… Или ковчег столь же призрачен, как мой орден? Понятно, почему этот хмырь Ярославский меня сюда намыливал… и, видно попа своего научил встретить меня у фрески Потопа…»