Владимир Шуля-Табиб - Еврейское такси

В этот славный, на редкость прохладный денек с утра не было ни одного стоящего заказа — так, мелкие трехдолларовые поездочки. От нечего делать я рассказал Иосси хороший английский анекдот. Иосси долго смеялся, даже записал его в свой блокнот. И не забыл отблагодарить: первая же поездка за город, в Монтиселло, досталась мне, хотя и не совсем в очередь. Мало того, что этот маршрут выгоден — там красивейшие места в горах. Скалы, лес наверху, изумительные озера — Америка времен Фенимора Купера, только крест-накрест перевитая хайвэями, как пулеметными лентами. Вот туда я везу молодую американскую семью ортодоксальных евреев. Им лет по 27–28, с ними гора чемоданов и четверо «идэлэ» от 2 до 6 лет. Родители — славные ребята, веселые, образованные и не слишком закомплексованные религиозными догмами. Мы быстро разговорились. Их предки оказались моими земляками, но сами они родились в Америке, и о Белоруссии не имели ни малейшего представления, для них это терра инкогнита, земля неведомая.

К моему удивлению, посыпались вопросы — я как-то уже успел привыкнуть к тому, что молодых евреев земля их предков особенно не интересует, а тут — рой вопросов!

Задавала их, главным образом, она — очень миловидная женщина. В зеркале заднего вида прямо-таки полыхали прекрасные черные глазищи, словно она только что сошла со страниц Библии. Муж больше посмеивался в бороду, накручивал на палец пейсы, изредка вставлял словечко-другое.

— Беларусь далеко от России? Это большая страна? Что, девять миллионов населения? Ага, это немного больше, чем в Нью Йорке… Как весь штат Нью Йорк? А как там живут евреи? А русские, то есть белоруссияне? Сколько получает врач? А хороший адвокат? У тебя в этой Белорашен была своя машина? Что, мотоцикл? Так ведь он дороже машины, ты, наверное, был богатым человеком? Что ты говоришь — в сорок раз дешевле? Постой, постой, у вас там мотоциклы дешевые или машины дорогие? А бензин? А образование? А еда? А кошерная еда? Как так нет кошерных магазинов? Что же ты ел? Понятно. А в больницах как кормят?

Я не выкручивался, отвечал честно, хотя должен признаться, подчас противно было ощущать себя папуасом из племени мумбо-юмбо.

Муж дал жене выговориться, и когда ее вопросы иссякли, сказал:

— Если тебе верить, у вас не просто плохо, а кошмар какой-то! И такая дикость при высочайшей космической технике! Что-то не сходятся концы с концами. Может, ты еще скажешь, что у вас в общественных туалетах пипифаксов нет?

Я молча кивнул. А что тут объяснять — это надо видеть. Вот съездил бы ты, приятель, в отпуск не на Багамы, а, скажем, в Белыничи, в Лепель, Полоцк, да в любой наш райцентр или даже областной город, посетил бы так называемые места общего пользования на базарах, автобусных и железнодорожных станциях, поискал бы, куда поставить ногу в твоем изящном итальянском башмаке: то ли в лужу мочи, то ли в дерьмо, потом бы спросил насчет пипифаксов.

— Знаешь, я до сих пор тебе верил. Сомневался, но верил. А сейчас вижу: ты просто врешь. Все может быть, но без бумаги в туалете?!

Я не ответил. Я ни на какие вопросы больше не отвечал. Когда она очень уж пристала, буркнул не слишком любезно:

— Пожалуйста, не отвлекайте меня от дороги, мы все-таки на хайвэе.

Они разом замолкли. Настроение окончательно испортилось. Хотя в чем же их винить? В том, что обозвали меня лжецом? Оно, впрочем, неудивительно: многие из нас зарекомендовали себя не слишком честными и, скажем так, чистоплотными. Да и потом, мы ведь приехали из страны, где вранье — норма. На всех уровнях — от президента до школьного учителя, от генерала до сержанта — лгут…

Вот и Монтиселло. Я помог пассажирам разгрузиться, высадить ребятню. Рассчитываясь, она вдруг спросила:

— Мы тебя обидели?

— Ну что вы! — кисло улыбнулся я. — Какие обиды! Я ведь профессиональный трепач, барон Мюнхгаузен!

Учтиво, как и подобает барону, поклонился и слегка подначил:

— А вы попросите мужа свозить вас на экскурсию на родину предков, сами увидите, как там живут евреи и неевреи, зачем слушать всяких брехунов вроде меня! Гуд бай, леди!

И всю обратную дорогу грезился мне Чернобыль, черт бы его побрал! Порой я уже и сам не верю тому, что видели мои глаза и слышали уши: такой бардак трудно осмыслить нормальному человеку. Что ж говорить об американце, который мне не поверил!

Суббота — наш выходной, наши религиозные клиенты по субботам не ездят. В середине дня пришел Юра, такой же, как я, врач-таксист. Он с Колымы, там и родился в семье ссыльных. Пришел прощаться: после трех лет Америки решил вернуться в Россию.

— Лучше быть голодным врачом, чем сытым таксистом, — хмуро заявил он.

— И Галя с сыном тоже так думают?

— Они остаются, — он отвернулся, помолчал и добавил: — Галя неплохо зарабатывает, и ничего ей от жизни больше не надо. И никто не нужен.

— То-то будет радости всякой черносотенной шпане: одной жидовской мордой в России станет больше!

— Я домой, на Север. Знаешь, мне сорокаградусный мороз как-то милей сорокаградусной жары. И у нас, на Севере, прежде всего смотрят на голову и только потом уже на нос.

— Ну-ну, блажен, кто верует. Во всяком случае желаю удачи.

Черт, разбередил мне душу. Нет, для меня, конечно, вечная мерзлота ничуть не роднее Америки, но с кар-сервисом пора завязывать. Это однозначно. Надо искать нормальную работу.

Одна знакомая давно советовала: заканчивай курсы хоум хэлз эйд — уход на дому за тяжело больными и стариками… Платят терпимо, плюс медицинская страховка. — это уже нечто, достойное внимания. И ближе к основной профессии, нежели такси.

Объявление в газете «Курьер» напечатано жирным шрифтом. Звоню. Отвечает серебристый голосок:

— 300 долларов, плата вперед. По окончании устраиваем на работу — 7 долларов в час. Наш адрес…

Адрес шикарный: Манхеттен, Бикман-стрит. И офис солидный — новенькая мебель, компьютеры японских марок, такое же оборудование.

Я заполнил анкеты, заплатил, мои данные тут же занесли в компьютер, выдали квитанцию на красивейшем бланке. Обаятельный и элегантный молодой человек представился Алексеем из Ленинграда, мы побеседовали на русском и английском, и он сказал, что моего английского вполне достаточно, чтобы работать в американских семьях. Это выгодно во всех отношениях.

Мы сердечно попрощались, я ушел умиротворенный и почти счастливый: заработаю не меньше, чем на такси, зато будет время для подготовки к экзамену на врача.

Через две недели я позвонил, мне тот же ангельский голосок сообщил, что занятия откладываются на две недели в связи с недоговоренностью о медицинской страховке для курсантов.

Из кар-сервиса я уже ушел, деньги кончались, а тут еще две недели — придется поджаться.

Через две недели ангельский голосок пропал, работал только автоответчик: мол, все в порядке. А еще через две недели замолк и он. Бесстрастный голос оператора сообщил, что телефон отключен. Я помчался в Манхеттен, у входа в офис встретил еще таких же олухов, как я — офис исчез. В бюро регистрации бизнесов ответили, что такой бизнес никогда зарегистрирован не был. Часа полтора я кружил по улицам великого города, не зная, куда себя деть, и незаметно для себя оказался у своего карсервиса.

Иосси неизменно восседал у телефона, все остальные — в разъездах. Покурили, я поплакался на невезуху, Иосси сочувственно покачал головой и тут же принял меня крыть всеми известными ему ругательствами на семи языках.

— Ты есть стьюпид, зеленый русский крэйзи идиот! Во-первых, если агентство по труду берет деньги вперед, это значит, что на работу они тебя устраивать не собираются. Нормальные агентства берут за услугу твою недельную зарплату ПОСЛЕ трудоустройства. Во-вторых, когда с тебя требуют 300 долларов, уже сразу ясно, что это не американцы: американец бы попросил 299 — и налогов меньше, и клиенту приятнее. Триста и двести совсем неодинаково звучат. А твои красивые квитанции в магазине за углом стоят три доллара пачка! Ты же не узнал фамилии, не проверил их лайсенс на право открыть бизнес! Да тебя просто грех было не обокрасть!

Я все же решил не сдаваться. Накупил газет, на два дня зарылся в столбцы объявлений и все же нашел такие курсы, которые отвечали всем требованиям: и лайсенс был, и оплата ПОСЛЕ, две недели занятий и четырехнедельная практика — все как положено. Плата за учебу в объеме недельного заработка, около 300 долларов. Я уже усвоил: бесплатным в этой стране бывает только сыр в мышеловке.

Итак, на занятия нас собралось 21 человек — пятеро мужчин, остальные женщины. Трое из нас русские врачи, одна медсестра. Все преподаватели — черные. Первое шестичасовое занятие посвящено сложнейшей и уму непостижимой теме: перестилание кроватей. Сначала нам показали учебный фильм, в коем очень умная негритяночка аж сорок минут обучает очень глупую белую этой премудрости. Белая задает идиотские вопросы, негритянка снисходительно-ласково на них отвечает.