Джон Ирвинг - Человек воды

Хотя, мне кажется, Бигги начинает давать слабину. Это на нее совсем не похоже, но она воспринимает как обиду, если какой-то старый пердун шлепает ее по заду, пока она опорожняет его судно. Знаешь ли ты, что Бигги никогда не плачет? Она находит на пальце заусенец и начинает медленно отрывать его; я видел, как она драла заусенец на большом пальце. Бигги истекает кровью и никогда не плачет.

Коут, я считаю тебя близким мне человеком еще с того времени, когда я подцепил от Элсбет Малкас твой триппер. Или это мы оба подцепили его от Элсбет? Детали того, кто на самом деле начал первым, всегда казались мне не существенными для нашей дружбы.

Я снова прошу, спусти ради меня воду во всех семнадцати унитазах сразу! Отрадно знать, что где-то есть туалеты, которые не забиты спортсменами. Выбери туманную ночь, открой все окна (звук журчащей воды лучше всего разносится в тумане), и разом — все семнадцать! Я услышу тебя и возликую.

Бигги посылает тебе привет. Она на кухне, обдирает свои пальцы. Она страшно занята, а то бы я попросил ее вложить заусенец в письмо — клочок ее трамперовской стойкости, бесстрашно путешествующий из Айовы в Мэн.

Пока.

Богус».

Тюльпен и я работаем. Она делает монтаж; на самом деле Ральф сам себе монтажер, Тюльпен ему только помогает. Кроме того, она выполняет кое-какую работу в фотостудии, но вообще-то Ральф проявляет свои пленки сам. Я ничего не смыслю в проявлении пленок, так же как и в монтаже. Я — звукооператор; я записываю музыку; если нужна синхронизация звука, я делаю синхронизацию; если нужно наложить голос, я накладываю голос; если нужен фоновый звук, я делаю фон; а если нужен чтец, то я зачастую читаю за него. У меня приятный высокий голос.

Фильм почти закончен, когда его приносят ко мне: как правило, с вырезанными забракованными метрами пленки и с кадрами, смонтированными в том порядке, в каком хочет Ральф, по крайней мере, начерно — более или менее в том порядке, в каком Ральф окончательно смонтирует фильм. Ральф нечто вроде человека-оркестра, который использует в качестве технической поддержки меня и Тюльпен. Ральф всегда снимает по своему сценарию и сам выполняет операторскую работу — это его фильм. Но у Тюльпен и у меня большие технические навыки. У нас есть еще парнишка по имени Кент из «фан-клуба Ральфа Пакера», который служит на посылках.

Тюльпен и я не принадлежим к членам «фан-клуба Ральфа Пакера». Парнишка по имени Кент тоже в своем роде человек-оркестр. Я не хочу сказать, что фильмы Ральфа Пакера никому не известны. Первый его фильм «Групповщина» получил главный приз на Национальном студенческом фестивале. В этом фильме звучит мой приятный высокий баритон; Ральф снял этот фильм, когда заканчивал Кинематографическую мастерскую Айовы.

Познакомился я с ним в лингафонном кабинете. В перерыве между включением пленок я заканчивал запись для одного первокурсника, изучающего немецкий, когда в лабораторию шаркающей походкой вошел какой-то волосатый тип. То ли двадцати, то ли сорока лет; то ли студент, то ли преподаватель; то ли троцкист, то ли аммишистский фермер [4]; то ли человек, то ли животное; настоящий грабитель, вывалившийся из фотомагазина, нагруженный линзами и экспонометрами; медведь, который после жестокой и страшной схватки сожрал фотографа. И это чудовище приблизилось ко мне.

Я тогда еще переводил «Аксельта и Туннель». Мне показалось, будто я лицом к лицу столкнулся с отцом Аксельта, Старым Таком. Когда он подошел ближе, вместе с ним приблизился запах мускуса. А также целая сотня флуоресцентных фотовспышек, линз, полированных пряжек и прочих сверкающих пр-бамбасов.

— Ты Трампер? — спросил он.

«Мудрый человек, — подумал я, — сейчас выведет меня на чистую воду. Заявит, что весь мой перевод сплошная лажа. Очень надеюсь, что Старина Так направляется обратно в могилу».

— Vroog etz? — спросил я его, чтобы просто проверить.

— Отлично, — гаркнул он. Он меня понял! Так и есть — Старый Так! Но он произнес лишь: — Ральф Пакер, — потом непринужденно выдернул из арктической рукавицы свою белую лапу и ткнул ее мне из обшлага эскимосской парки.

— Это ты говоришь по-немецки? И умеешь записывать?

— Ну да, — как можно небрежнее ответил я.

— Тебе приходилось озвучивать? — спросил он. — Я снимаю фильм.

«Извращенец, — подумал я, — хочет, чтобы я участвовал в его извращенческих фильмах».

— Мне нужен голос на немецком, — заявил он. — Что-то вроде остроумного немца, временами встревающего в повествование английского чтеца.

Знаю я этих студентов-киношников. Однажды проходя мимо «Бенни», я увидел в окне ужасную схватку — девушка в разорванном лифчике, прикрывающая сиськи руками, — и бросился внутрь на помощь даме, но лишь опрокинул оператора с его тележки, запутался в витках провода и сбил с ног какого-то типа с охапкой микрофонов. После чего девица устало заявила: «Эй, парень, остынь! Это, черт побери, всего лишь кино». На прощание она наградила меня красноречивым взглядом: «Из-за таких вот придурков, как ты, я сегодня надеваю уже четвертый лифчик».

— …ну так вот, если ты хочешь поупражняться с магнитофоном и записью… — продолжал бубнить Ральф Пакер, — заглушать голоса, делать паузы… В общем, понимаешь, делать звуковой монтаж. Есть пара вещиц, которые мне хотелось бы воплотить, а потом можешь упражняться с этим… ты понимаешь, о чем я? Делай что захочешь. Может, ты предложишь мне парочку каких-то своих идей…

На меня словно вылили ведро холодной воды: ты торгуешь значками во время футбольного матча и вдруг кто-то предполагает, что у тебя могут быть идеи!

— Эй! — окликнул меня Ральф Пакер. — Ты ведь говоришь и по-английски, а?

— Сколько ты платишь? — спросил я, и тут он двинул своей арктической рукавицей по всем моим магнитофонам, отчего одна бобина шлепнулась на пол, словно оглушенная рыбина.

— Платить тебе! — заорал он. От сотрясания могучих плеч линзы вокруг шеи Ральфа Пакера дружно звякнули. Мне тут же на ум пришла сцена с разъяренным Таком.

Точно так и поступил Ральф Пакер: метал громы и молнии над головами слушателей лингафонного кабинета, пугал собравшихся первокурсников, которые жались к двери, пока он произносил тираду.

— Мать твою! Я должен тебе платить! За опыт? И за шанс? Послушай, Трампер, — тут следует хихиканье со стороны моих неверных студентов, — это ты должен заплатить мне за то, что я даю тебе шанс! Я только начинаю! Я не плачу даже себе самому) Я продал сотню этих гребаных брелков, чтобы купить лишь одну линзу к широкоугольному объективу, а ты хочешь, чтобы я заплатил тебе за обучение!

— Подожди, Пакер! — крикнул я; он уже топал к двери, студенты рассыпались в стороны, как горох.

— Да имел я тебя, Тамп-Тамп, — прорычал он. Потом с силой развернулся к одному из первокурсников и выругался: — Да пошел он на х…!

Охваченный настоящим ужасом, я на какое-то мгновение испугался, как бы они не набросились на меня все разом, импульсивно подчинившись его команде. Но затем я побежал за ним вдогонку. Я поймал его, когда он освежался, с жадностью глотая воду из фонтанчика в холле.

— Я не знал, что ты продавал футбольные брелки, — выдохнул я.

Позже, когда Пакер бывал доволен моими саунд-треками, он говорил, что когда-нибудь сможет заплатить мне.

— Когда я смогу заработать хоть немного, Тамп-Тамп, тогда и о твоем гонораре поговорим.

Так что Ральф Пакер сдержал свое слово. «Групповщина» имела скромный успех. Помните ту часть, где песня «Хорст Вессель» звучит на фоне пивной пирушки в «Бенни»? Это была моя идея. И та часть, где заснята встреча на математическом факультете Айовского университета, где озвучен немец и идут субтитры: «Сначала вы арестовываете их в соответствии с судебным постановлением. Затем вы начинаете арестовывать их в таком количестве, что становится допустимым суд над целой группой сразу, затем вы настолько запугиваете их лагерями, что они больше не требуют предъявлять постановление суда, и…»

Этот фильм был своего рода пропагандистским плакатом. Зло здесь рассматривалось как враждебный акт коллектива, направленный на отдельного индивидуума. Однако это не был политический фильм: любая группа представлялась в равной степени в неприглядном свете. Любая толпа объявлялась врагом. Даже классные комнаты с кивающими головами: «Да, да, понятно, согласен, jawohl!»