Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах

Хочется сказать ей что-то еще, объяснить, до чего я была рада этому ланчу и тому, что на свете есть кто-то, кто обо мне заботится хотя бы немного. Но я молчу, подозревая, что если я все это скажу, то мы расчувствуемся и дело, возможно, закончится слезами. И поскольку мы с Ренатой обе не отличаемся сентиментальностью, я испытываю облегчение, когда вместо ответа она берет меня за плечи и хорошенько встряхивает.

— Мира, — с расстановкой произносит Рената, глядя мне в глаза, — даже если Джейк оказался полным дерьмом, это не значит, что ты должна себя истязать.

— Я знаю, — неуверенно говорю я.

Рената окидывает взглядом комнату, отмечая беспорядок, разбросанные по полу погремушки, ходунки, пустые детские бутылочки, бумаги.

— Первое, что ты должна сделать, это нанять уборщицу. Ты же теперь работающая мать-одиночка. Пусть кто-нибудь приходит пару раз в неделю и убирает квартиру. Второе: тебе необходимо бывать на людях. Когда ты последний раз обедала или завтракала в ресторане? Когда последний раз говорила о чем-нибудь, кроме работы? Ха! Можешь не отвечать — я уверена, ты этого не вспомнишь. Ну так вот: найми на ближайшую субботу няню, потому что я собираюсь заказать столик в каком-нибудь сказочном месте. Тебе давно пора познакомиться с Майклом, а заодно и с Артуром.

Каким еще Артуром? Но едва я раскрываю рот, чтобы задать этот вопрос, Рената набрасывает на плечи дорогую накидку из тончайшей шерсти, быстро чмокает меня в щеку и исчезает за дверью.

Нью-Йорк в дни Рождества любят все, поэтому я вечно чувствую себя не от мира сего, когда признаюсь, что праздничный Нью-Йорк вгоняет меня в глубокую депрессию. Все радуются, смеются, поздравляют друг друга, просто диву даешься! И как людям не надоедает без конца слушать одни и те же рождественские мелодии — на каждом углу, в каждом универмаге? А толпы туристов, которыми запружены улицы, умильные ахи-охи у каждой до невозможности слащавой витрины?.. С октября по январь тебя не оставляет ощущение, что население подвергли коллективной лоботомии.

Это будет первое Рождество в жизни Хлои, и мне полагается радоваться. Однако при мысли о том, что нужно украшать елку и заворачивать подарки для Хлои, которые потом самой же придется разворачивать на следующее утро, у меня начинает болеть голова. Я подумывала отправиться на Рождество в свой родной Питсбург, однако поездка будет сопряжена с такими трудностями, что лучше и не мечтать. Кроме того, праздники — самая горячая пора для владельцев ресторанов, и вряд ли мне удастся выкроить время. К тому же я еще не придумала, как буду отмечать День благодарения, а это задачка посложнее, чем Рождество. Дню благодарения мы с Джейком всегда придавали большое значение и обязательно приглашали несколько приятелей-гурманов, чтобы всем вместе приготовить, а затем отведать собственноручно приготовленные деликатесы.

Звонит Рената и сообщает, что заказала столик в «Ле Бернадене» на восемь вечера в субботу. Прайм-тайм. Кроме того, она взяла на себя смелость самолично нанять няню для Хлои. Габриэлле, подруге ее падчерицы, всего четырнадцать лет, но у нее уже есть сертификат, удостоверяющий, что она умеет делать искусственное дыхание младенцам, а также такса — пятнадцать долларов в час.

Рената имела наглость заподозрить меня во лжи, когда я сказала, что Хоуп, которая обычно сидит с Хлоей, заболела, подхватив какую-то инфекцию, когда делала себе очередную татуировку.

— Мира, я тебе не верю. Тебе просто ищешь повода не пойти.

Еще бы она поверила! Я невольно улыбаюсь, представив себе татуировку в виде черепа со скрещенными костями на пухлой руке женщины средних лет.

— Так вот, — говорит Рената, — о няньке я уже позаботилась. Кстати, мне зайти за тобой, чтобы помочь одеться, или сама справишься?

Я издаю стон.

— Обещай, что наденешь что-нибудь миленькое и заставишь себя улыбаться. Артур с ног сбился, пока заказывал столик, — капризным тоном говорит Рената.

— А кто он, этот Артур?

Небось, старикан лет восьмидесяти, другого кавалера Ренате раздобыть для меня не удалось. Было бы ему меньше пятидесяти, его бы не звали Артур.

— Один из приятелей Майкла. Пишет книгу по истории кулинарии, которую Майкл собирается издавать, и сотрудничает с журналом «Chef's Technique». Ты, наверное, читала его писанину.

— И твой муж, который ни разу в жизни меня не видел, решил, что этот тип мне подходит? Но почему? Потому, что мы оба знаем, как пользоваться меццалуной[14]?

— Слушай, Мира…

— Постой-ка, его случайно зовут не Артур Коул? — спрашиваю я.

— Да. Ты его знаешь?

Вообще-то говоря, да. Дело в том, что я регулярно почитываю его колонку в «Chef's». Чудак, каких мало, пишет длиннейшие трактаты, в которых самым тщательным образом исследует наилучший способ приготовления запеченного тунца и приводит до пятнадцати различных вариантов.

— Вот видишь, у вас все же есть что-то общее, — говорит Рената, когда я объясняю, откуда знаю Артура. — Ну не упрямься, пошли, будет весело.

— Даже не знаю, Рената, я еще не готова…

— Забавно получается — Джейк-то не стал долго ждать. И недолго тоже. — От этих слов я цепенею. — Мира, я так тобой восхищалась! Развод так развод, в лучших традициях. Ты была просто великолепна — настоящая итальянка! Что же с тобой случилось?

Я хочу сказать ей, что сейчас я не чувствую себя ни красивой, ни интересной и что любовь и ненависть к Джейку отнимают у меня все время и забирают всю энергию. Не услышав ответа, Рената говорит именно то, что мне так нужно услышать, но во что я не верю ни одной секунды.

— Послушай, Мира, твой Джейк — законченное дерьмо, а вот ты — красивая женщина в самом расцвете лет. Ну давай же, встряхнись, купи себе что-нибудь нарядное. И распусти волосы. Мужчины обожают длинные распущенные волосы. Это так сексуально.

Я издаю стон.

— Для Артура Коула самое сексуальное, что есть на свете, — это говяжьи ребрышки.

Рената смеется.

— Ладно. Но что, в конце концов, может с тобой случиться? Ну, пообедаем мы в молчании, выпьем по бокалу прекрасного вина, ты убедишься, что Артур страшный зануда, и уйдешь домой. Правильно? И мы перейдем к плану Б.

— Какому плану Б?

— Эдди Макарелли.

— Эдди? Поставщик рыбы? Эдди Макарелли — твой план Б?

Я в ужасе. Эдди, хотя и считается хватким дельцом (он поставляет рыбу в лучшие рестораны Нью-Йорка, включая «Ле Бернаден»), по натуре просто дешевый позер. Эдди обожает появляться на публике так, чтобы «только брызги летели» (один из его неудачных каламбуров). Эдди носит кольцо с розовым бриллиантом и разговаривает как Тони Сопрано. Не понимаю, с чего Рената решила, что мы можем заинтересоваться друг другом.

— Рената, об Эдди я даже думать не хочу. У нас чисто деловые отношения. Я покупаю у него рыбу.

— Ну и что? Ты ему нравишься. На прошлой неделе я наткнулась на него в «Эске», и он о тебе спрашивал, говорил, что в последнее время редко тебя видит, все больше Джейка. Он слышал о вашем разводе и теперь интересовался, не ищешь ли ты Джейку замену. Признался, что ты всегда ему нравилась.

— Я еще не развелась с Джейком, — напоминаю я.

На самом же деле я хочу сказать, что не имею ни малейшего желания встречаться с кем бы то ни было, не говоря уже о таких завидных кандидатах, как Артур Коул и Эдди Макарелли, а когда на меня давят, я вообще ничего не хочу. Внезапно я начинаю жалеть, что не придумала какой-то более правдоподобной причины. Очень подошла бы лихорадка эбола или, скажем, бубонная чума.

— Ладно-ладно, забудь о плане Б. Пусть остается план А, — говорит Рената. — Просто встретимся и посидим в хорошем ресторане. Мы с Майклом привезем Габриэллу к семи. Ты ей все покажешь, познакомишь с Хлоей. Артуру я скажу, чтобы к восьми ждал нас в баре.

Я вздыхаю с облегчением, когда она вешает трубку, и говорю себе, что иду в ресторан только потому, что никто не в силах отказаться от ужина в «Ле Бернадене».

Когда на следующее утро я подъезжаю к «Траппе», Джейк уже там, хотя еще только начало восьмого. Махнув ножом в знак приветствия и не переставая нарезать лук, он говорит, что в офисе лежит почта, которую мне нужно посмотреть. Потом поворачивает голову в мою сторону и с таинственной улыбкой сообщает, что мне стоит заглянуть в холодильник, где лежит какой-то пакет, на котором написано мое имя. Странно не столько то, что Джейк явился в ресторан рано утром, сколько то, что сам взялся нарезать лук, — раньше с ним такого не бывало. Этим занимаются помощники шеф-повара. Джейк выглядит каким-то помятым, и я вновь спрашиваю себя, что же выгнало его из постели в такую рань.

На стопке корреспонденции лежит телефонное сообщение от моего адвоката, записанное рукой Джейка, в котором говорится, что встреча с противоположной стороной по вопросу раздела совместного имущества состоится через неделю после Дня благодарения. Затем я открываю дверцу холодильника и застываю от неожиданности. Внутри лежит перевязанный бечевкой пакет, завернутый в коричневую крафт-бумагу. На пакете нарисована рыбина с огромными раздутыми щеками. Под рисунком неровными буквами нацарапано: «Щечки для красотки! Как насчет обеда на двоих?» Я в ужасе, поскольку Джейк уже наверняка знает, что наш старый приятель, «фонтан брызг» Эдди, взялся за мной ухаживать и для начала ничего умнее не придумал, как прислать мне «гостинчик» — щеки палтуса, завернутые в крафт-бумагу.