Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Проза

Снова возникли разговоры, все забыли про барда, и он незаметно ускользнул с женщиной, которой взгляд так безошибочно засек. Так сказать, ушел по-английски.

У стеллажа с книгами стоял человек в очках, мрачный и неприятный. Его никто не знал, и кто его пригласил – тоже никто не знал, а он то и дело вытаскивал книги, выбирал их, видимо, по истрепанным корешкам, и тут же, раньше чем взглянуть на название, смотрел на штемпель с ценой.

Выбрал он тома три, вероятно самых дорогих, и спросил у Лены:

– Можно я возьму почитать?

Она рассеянно взглянула на книги и спросила:

– А зачем вам словарь? Он же по технике…

– Мне нужно, – ответил очкарик не моргнув глазом.

– Возьмите, – она пожала плечами, – только, пожалуйста, верните скорее.

– Непременно. – Он тут же завернул книги в газету и ушел.

– Кто это? – спросила Лена.

Все в недоумении переглянулись, но никто не ответил.

– И все-таки это потрясающе! – любитель чудесного не унимался. – Его фотографируют через свинцовый экран – и на снимке появляются его мысли.

– Нитка, обязательно есть нитка. – Скептик оглянулся и снова попросил кофе.

– Вы же не сможете спать! – ужаснулась Лена.

– Для того и стараюсь.

Две хохотливые девицы были заняты сплетнями – кто с кем живет, кто к кому ушел – и на чем свет ругали какую-то Марину, что она стерва, но – красивая стерва.

Иногда выпивали, но без тостов, кто когда хочет. Было непринужденно и скучно. Играл магнитофон, который никто не слушал.

Какой-то физик не то математик ругал Италию и все время плевал.

– Рестораны, – говорил он, – тьфу! Магазины, – говорил он, – тьфу!

Ему никто не верил.

Виктор Евгеньевич встал и откланялся, потом все собрались разом и ушли. Лена оглядела поле битвы и не стала ничего убирать: устала. Погас свет.

Утром она ходила в халатике – мыла посуду, выбрасывала окурки, – и теперь можно было рассмотреть симпатичную однокомнатную квартиру с высокими потолками, и что она со вкусом отделана и обставлена, и много книг, и фотография смеющейся белобрысой девчурки, и что нет мужских вещей, а значит, нет и мужчины в доме. Лена быстро привела все в порядок и позвонила кому-то.

– Здравствуй, – сказала она. – Это я!.. Вчера никак не могла… Много всякого народа… Он тоже был… Сегодня в редакции решим… Конечно… Там, где обычно… Пожалуйста, не груби… Я – как обычно… Ну что мы будем – по телефону! Увидимся – и ты все-все выскажешь… Я тебя тоже. Все?… Ага.

Она оделась и, даже не поглядев в зеркало, ушла.

Ленинградский проспект. Днем. Много народу, машин, и цветы у метро.

Лена подошла к высокому человеку с нервным лицом, и человек сказал вместо приветствия:

– Опять опаздываешь. Раньше этого не случалось.

– Раньше ты бы сказал мне «здравствуй» и вытянул из-за спины цветы, – ответила Лена.

– Здравствуй. – Николай (так его звали) вытянул из-за спины цветы: – Это тебе.

– Как мило, – сказала она. – Мило, но поздно. Настроение ты мне уже испортил.

– Ты мне его испортила месяц назад, и с тех пор доводишь дело до конца. Ладно, идем. – Он взял ее за плечо, высокий и злой, и повел вдоль тротуара.

Им почему-то уступали дорогу.

– Поговорим мы когда-нибудь нормально, без подтекста? – спросил он.

– И без злобы, – сказала она. – Конечно, поговорим. Что тебя интересует?

– Все! Когда ты выйдешь за меня замуж? Что с тобой происходит этот месяц? Почему ты никогда не приглашаешь меня к себе, даже когда у тебя друзья? И еще двадцать два вопроса – список забыл дома, но пока хватит трех.

Она ответила очень серьезно:

– Но на это не хватит твоего обеденного перерыва, и потом, я должна подумать. Может быть, потом?

– Никаких потом. – Он остановился и, жестикулируя обеими руками с растопыренными пальцами, выпалил: – Сейчас! Здесь! Когда ты выйдешь за меня замуж?

– Не знаю.

– Так! Раз. Что с тобой происходит?

– Не знаю.

– Так! Два. Почему…

– Не знаю. – Она не дала ему закончить и повторила: – Не знаю.

– Прекрасно! – Он был в ярости, но говорил как будто даже спокойно. – Я не люблю ни к кому предъявлять претензий, тем более в чем-то упрекать и о чем-то просить. Это противно. Я не привык. Я ушел от нее тоже поэтому. Только там было по-другому. Там она, наоборот, все знала. Но я не хотел ни о чем просить. Ты понимаешь? Я все привык делать сам. И не собираюсь перевоспитываться. Сейчас я уйду, а ты, когда будешь что-то знать, – позвони.

– С тобой, наверное, очень трудно. – Во время этой бессвязной тирады она как-то странно смотрела на него, как будто изучала или решала что-то. Каким-то долгим и пристальным взглядом. – Наверное, очень трудно, – повторила она. – Ты не надо так со мной, Коля, я это уже видела, и мне это не нравится.

– Что? Что я делаю тебе предложение? И потом, почему трудно! Ты попробуй!

– Я больше не хочу пробовать! А не нравится мне то, что ты все привык – сам…

Перед ней стоял большой и растерянный, уверенный в себе человек и прикуривал от своей же сигареты.

– Наверное, я тебя люблю, но на все твои двадцать пять вопросов пока могу ответить «не знаю». Пока! Ну почему это тебя так раздражает?

– Ты хочешь сказать: не гони картину, – пошутил он, успокоившись. – Но ведь ты знаешь, почему это. Для меня – с тобой все ясно. Я все давно выяснил для себя. Я хочу быть с тобой! И чем скорее, тем лучше. Вот. А теперь я ушел, а ты позвони. – Он повернулся и быстро пошел прочь, и все почему-то уступали ему дорогу.

Она долго глядела вслед тем же странным оценивающим взглядом. Вот рядом остановилось такси, кто-то вышел, она спросила: «Свободны?» – и уехала.

Машина остановилась у особняка с вывеской «Маяк» – и внизу: «Лит. издательство». Лена вошла в помещение поздоровалась со всеми в громадной комнате и вошла в небольшой кабинет. За столом сидел вчерашний Виктор Евгеньевич.

Он встал и раскланялся, слишком как-то любезно.

– Как дела? – спросил он, и ясно было, что сейчас будет – про погоду.

– Это я у вас хотела спросить, – улыбнулась Лена.

– Леночка, огорчу! Защищал как мог, всё уже почти решили, а потом этот мерзавец из… ну, словом, неважно кто, – положил мне на стол вырезку. А там – ваш уважаемый автор послал поздравление солдатам, воюющим во Вьетнаме. Где он только ее раскопал? – непонятно. На французском языке. Я ему пишу: «Откуда?» – а он мне: «Неважно», – и так многозначительно посмотрел… Вот так. – Виктор Евгеньевич перевел дух и загрустил.

– Какая ерунда! – Лена не знала что сказать. – Ведь книга-то от этого не хуже. Ведь… может быть, никто этого не знает, – она с надеждой взглянула на шефа, – не знает про поздравление…

– Этот тип знает – и достаточно, – печально произнес шеф.

– Теперь что же, ждать, когда он даст опровержение или подвергнет критике существующий строй в Англии? Но ведь это он отлично делает в книге. – Лена была расстроена, но… что она могла поделать!

А он серьезно ответил:

– Да! Придется ждать.

– Но может быть, в этом ничего такого нет! Подумаешь – поздравил с Новым годом! Он ведь не написал: «Молодцы! Так держать!» Может быть, ничего, а? – Она еще надеялась.

– Нет, Лена, нет! Сейчас нельзя. – Виктор Евгеньевич, казалось, сам страдал. – Потерпите.

– Хорошо, – вздохнула она. – Но я все-таки начну переводить. Там видно будет!

– Дело ваше! Мы не можем заказывать этот перевод. – Он развел руками. – А там – дело ваше.

– Мне очень обидно, Виктор Евгеньевич, – Лена не сдержалась. – Чего вы боитесь? Ведь вы заслуженный человек, воевали, вы даже говорили, что были в СМЕРШе. У вас все хорошо. Ведь вы ничем не рискуете! И потом, это ведь действительно великолепная книга!

– Я здесь ни при чем, – мягко остановил Виктор Евгеньевич, – и мое прошлое и настоящее – тоже. Я не хочу класть партбилет на стол. Он мне слишком дорого достался. А от книги я не в восторге, и потом, Лена, вы ведь не маленькая девочка и все понимаете! Только не надо расстраиваться. Ведь не один же он пишет книги.

– Я буду переводить только это! – Она встала, процедила: – До встречи! – и вышла.

По набережной шли двое. Он и она. Почти одного роста. Он был с открытым широким лицом, в меру обаятельный, и без остановки говорил. Звали его Алексей. А она – это была Лена. Она слушала и улыбалась.

– Так это ерунда, – волновался Алексей, – надо просто выкрасть эту вырезку и уничтожить. Может быть, другой такой во всем Союзе нет. А пока он раскопает копию, будет поздно. Я сам берусь выкрасть. А? Лена! Ты не будешь презирать меня за воровство?

– Конечно, нет, но это невозможно. Я даже не знаю, у кого она, – ответила Лена.

– А может, он все придумал, твой шеф, а? Может, он все придумал! Просто сам не хочет возиться, а перед тобой неудобно. Он… вообще, по-моему, ухаживает за тобой. Он ведь холостяк, верно? А ты не можешь не нравиться. Это естественно. Ты ужасно красивая, и… я даже… я… я тебя очень люблю.