Мейв Бинчи - Уроки итальянского

Мимо прошли дети, поздоровавшись с ним, и он неприветливо кивнул в ответ, хотя прежде всегда радушно здоровался, называя каждого по имени. В учительской не было никого, кроме Тони О'Брайена, который разводил в стакане воды таблетку алказелцера — проверенного средства от похмелья.

— Слишком стар я становлюсь для таких загулов, — признался он Эйдану.

Тому хотелось спросить, почему бы, в таком случае, не покончить с загулами, но он понял, что это будет неправильно. Не следует делать необдуманных, глупых шагов, вообще никаких шагов — по крайней мере, до тех пор, пока он не выработает определенный план действий. Сейчас нужно вести себя любезно и доброжелательно.

— Я думаю, работать и не позволять себе расслабиться, это… — начал он, но Тони О'Брайен был не в настроении выслушивать прописные истины.

— Я думаю, сорок пять лет это водораздел, — перебил он Эйдана. — Это — если девяносто разделить пополам. Звоночек, который подает нам жизнь. Правда, не все из нас к этим звоночкам прислушиваются. — О'Брайен выпил содержимое стакана и вытер губы.

— Но она, по крайней мере, того стоила? Я имею в виду вчерашнюю вечеринку.

— Откуда нам знать, что чего стоит, Эйдан! Я встречался с очаровательной маленькой крошкой, но разве это искупает страшную необходимость встретиться на следующий день лицом к лицу с четвертым классом? — Он помотал головой, словно собака, которая только что выбралась из воды и теперь отряхивается.

И этот человек будет руководить колледжем Маунтенвью на протяжении следующих двадцати лет, в то время как бедный старый мистер Данн должен сидеть сложа руки и не в состоянии этому помешать!

Тони О'Брайен тяжело хлопнул его по плечу.

— И все равно, ars longa, vita brevis,[2] как говаривали твои древние римляне. Мне нужно собраться и продержаться четыре часа и три минуты, прежде чем в руке у меня окажется благословенная пинта целительного пива.

Вот уж не думал Эйдан, что Тони О'Брайен способен наизусть цитировать латинские афоризмы. Сам он никогда не произносил латинских фраз в учительской, считая это бестактным, ведь многие из его коллег не знали латыни. Значит, верно говорят: никогда нельзя недооценивать врага.

День прошел так же, как проходят все дни, когда у тебя либо похмелье, как у Тони О'Брайена, либо камень на сердце, как у Эйдана Данна. Потом миновал еще один, и еще… Эйдан так и не разработал определенного плана действий. Он никак не мог найти подходящий момент для того, чтобы сообщить своим домашним, что его надежды на директорский пост окончательно развеялись. Ему даже казалось, что проще вообще ничего не говорить до тех пор, пока о решении не будет сообщено официально. Пусть это станет для всех неожиданностью.

Зато Эйдан не оставил намерений обустроить для себя комнату на первом этаже. Он продал обеденный стол вместе со стульями и купил небольшой письменный. Когда жена уходила на работу в ресторан «Квентин», а дочери убегали на свидания, он садился и чертил план своего будущего кабинета. Постепенно, мало-помалу собирал он маленькие кусочки своей мечты: приобрел в комиссионном магазине рамы для будущих картин, низкий столик, который поставил возле окна, и установил большой, но дешевый диван, который идеально встал туда же. Настанет день, и он купит шторы — солнечные, золотисто-желтые — и ковер какого-нибудь другого цвета — оранжевого или пурпурного, но обязательно радостного и жизнеутверждающего.

Жена и дочери не особо интересовались домом, поэтому Эйдан не посвящал их в свои задумки. Женщины, видимо, считали это его очередным безобидным увлечением — вроде проекта Переходного года или затянувшейся борьбы за то, чтобы устроить на территории Маунтенвью маленький зоосад, за которым ухаживали бы сами школьники.

— Что слышно в школе относительно должности директора? — неожиданно спросила Нелл как-то вечером, когда вся семья собралась за столом на кухне.

— Ничего. Ни слова, — скрепя сердце, солгал Эйдан. — Но голосование состоится на следующей неделе, это уже решено.

Внешне, однако, он оставался спокойным и безмятежным.

— Я уверена, что это место получишь ты, — заметила Нелл. — Старый Уолш любит тебя, ему нравится, как ты относишься к делу.

— Мне это вряд ли поможет, поскольку он, видите ли, не имеет права участвовать в голосовании, — ответил Эйдан с нервным смешком.

— Ну и что, папа, все равно директором наверняка изберут тебя, правда ведь? — вступила в разговор Бриджит.

— Кто знает… Разные люди ценят в директоре разные качества. Говорят, я медлителен, консервативен, а нынче в цене другие качества.

Эйдан развел руками, показывая, что не властен над ситуацией, но даже если он не станет директором, это не имеет для него такого уж большого значения.

— Но если не выберут тебя, кто же может возглавить школу? — поинтересовалась Грания.

— Если бы я умел отвечать на такие вопросы, я занялся бы составлением гороскопов. Может, кто-то со стороны, может, кто-то из нынешних учителей. Не знаю…

Эйдан был сама доброжелательность и открытость, всем своим поведением давая понять: при любом исходе должность достанется самому достойному кандидату, так что все очень просто.

— Ты что же, думаешь, они могут тебя прокатить? — спросила Нелл.

Что-то в ее тоне больно царапнуло Эйдана. Какое-то подспудное неверие в то, что он сумеет использовать этот единственный для него шанс, — унизительное, обидное. Но могла ли она догадываться, и откуда ей было знать, что это уже произошло?

Стараясь придать себе уверенный вид, Эйдан попытался изобразить улыбку.

— Прокатить? Меня? Да ни за что! — воскликнул он.

— Правильно, папа, так держать! — сказала Грания, выходя из-за стола и отправляясь на второй этаж, в ванную комнату, обклеенную фотографиями с видами Венеции, которые она уже давно не замечала. Грания видела лишь свое отражение в зеркале и заботилась лишь о том, чтобы выглядеть как можно лучше для того — кто бы он ни был, — с кем в этот вечер у нее было назначено свидание.

Это было их шестое по счету свидание. Теперь Грания уже точно знала, что он не женат. Она успела задать ему достаточно много вопросов, чтобы прийти к этому выводу. Вплоть до сегодняшнего дня он каждый вечер уговаривал ее зайти к нему домой «на чашечку кофе». Вплоть до сегодняшнего дня она каждый вечер отвечала ему отказом. Но сегодня все могло сложиться иначе. Он по-настоящему нравился ей. Он знал так много обо всем на свете, он был настолько интереснее всех ее одногодков. И он не принадлежал к числу тех пожилых донжуанов, которые лезут из кожи вон, чтобы казаться на двадцать лет моложе.

Была только одна проблема: Тони работал в той же школе, что и папа. В первый же день их знакомства она спросила его, знает ли он Эйдана Данна, но не стала говорить, что это ее отец. Это сразу создало бы между ними непреодолимую пропасть, показав, что они принадлежат к разным поколениям.

А в городе проживало полно людей по фамилии Данн, и девушка решила, что Тони вряд ли свяжет ее со своим коллегой по школе. Грания также не видела смысла в том, чтобы рассказывать о своем знакомстве с Тони отцу. По крайней мере, не сразу, не сейчас. Разве что когда их нынешние отношения перерастут в нечто более серьезное, если это вообще произойдет. И если такое на самом деле случится, все будут только довольны тем, что Тони работает в одной школе с папой, и все само собой встанет на место. Глядя в зеркало, Грания скроила дурашливую мину и подумала, что Тони был бы с ней еще более обходителен, зная, что она станет дочкой директора.

Тони сидел в баре и глубоко затягивался сигаретой. Когда он станет директором, с этой порочной практикой — курить на школьной территории — придется покончить. И нужно будет отказаться выпивать привычную пинту пива в обеденный перерыв. Прямо ему об этом никто не говорил, но, что называется, дали понять. Настоятельно! Вот, впрочем, и все. Не такая уж большая цена за то, чтобы получить хорошую должность. Что же до его личной жизни, то на эту тему ему вопросов вообще не задавали. Пусть дело и происходит в святой католической Ирландии, но на дворе-то все-таки девяностые годы!

И вот в это исключительное время он повстречал девушку, которая всерьез увлекла его и роман с которой вполне мог бы продлиться дольше обычных для него нескольких недель. Светлая, жизнерадостная девушка по имения Грания работала в банке. Умная, с острым язычком, но очень легкая в общении и без всякой фанаберии, она обладала душевной теплотой и щедрым оптимизмом, а все эти качества редко встречаются одновременно в одном человеке. Правда, ей был всего двадцать один год, что, конечно, представляло собой определенную проблему. Грания в два с лишним раза моложе его, хотя так, конечно, будет не всегда. Когда ему исполнится шестьдесят, ей будет тридцать пять, а это, если подумать, уже половина от семидесяти. Со временем разница в возрасте между ними будет неуклонно уменьшаться — нет, не арифметически, конечно, а в плане ощущений и самовосприятия.