Юкио МИСИМА - НЕСУЩИЕ КОНИ

Хонда принялся вычислять. Для обвинения в «подготовке» недостаточно простого выявления преступных намерений, необходимо указать действия, которые, по меньшей мере, доказывают то, что подготовка осуществлялась. С этой точки зрения, показания Макико исключительно по поводу намерений, а никак не действий, суд не мог использовать ни «за», ни «против». Однако если принимать во внимание убеждения судей, тогда другое дело. Ведь в статье 201-й уголовного кодекса, определяющей обвинение в подготовке убийства, было написано о возможности освобождения от наказания в зависимости от обстоятельств дела.

Убеждения судьи, который должен был учитывать эти обстоятельства, во многом зависели от характера стража закона. Хонда не был уверен, что понял характер председателя Хисамицу, хотя ознакомился с некоторыми его прежними постановлениями. В этом смысле как адвокат он поступил мудро, представив судьям в качестве данных, необходимых для формирования убеждения, противоречащие друг другу факты.

Если верно то, что судья — человек эмоциональный, то при определении обстоятельств дела он, опираясь на показания Макико, будет колебаться по поводу преступных намерений. Если же судья — адепт идеи, человек с убеждениями, его должны тронуть чистые, возвышенные помыслы Исао. К чему бы судья ни склонялся, важно подготовить ему для этого материал.

«Можешь говорить все, что угодно. Настаивать. Обнажать душу. Но ограничь все, что связано с кровопролитием, душевным порывом, намерением. Это единственный способ спасти тебя», — снова мысленно взывал Хонда.

…

П р е д с е д а т е л ь. Так в чем обвинять: в действиях или намерениях… В письменных показаниях тоже много всего… в чем ты полагаешь связь между намерением и поступком?

И с а о…Что?

П р е д с е д а т е л ь. Ну, конкретно, почему недостаточно просто цели. Просто быть преданным родине, патриотом. Почему обязательно надо было замышлять действия, действия противоправные? Я имел в виду это.

И с а о. Я хотел воплотить философский принцип школы Ван Янмина — «Знание без действия не есть знание». Если я знаю об упадке нынешней Японии, о темных тучах, скрывающих ее будущее, о нищенской жизни крестьян и страданиях бедняков, знаю, что все это следствие прогнившей политики и антинародной сущности финансовых олигархов, повернувших на пользу себе политику и преградивших дорогу свету милосердия нашего великого императора, то мне ясно, что «зная, я должен действовать».

П р е д с е д а т е л ь. Не так абстрактно, ничего, если это займет время, но расскажи о том, как ты пришел к этому — что чувствовал, чем возмущался, как принял решение.

И с а о. Хорошо. Я подростком серьезно занимался кэндо, но как-то подумал, что во времена реставрации Мэйдзи молодежь с мечом участвовала в настоящих сражениях, боролась с несправедливостью, свершала великие дела, и почувствовал, что меня не удовлетворяют тренировки, упражнения на бамбуковых мечах в фехтовальном зале. Однако тогда я особенно не задумывался о том, что я, собственно, должен делать.

В школе нас учили, что в 5-м году Сёвы[77] в Лондоне состоялась конференция по ограничению вооружений, нам навязали унизительные условия, и безопасность Великой японской империи оказалась под угрозой; когда обнаружилось, что обороноспособность страны в критическом положении, тогда и произошел этот инцидент — Сагоя стрелял в премьера Хамагути.[78] Я решил, что темная туча, накрывшая Японию, это не метафора, начал спрашивать у учителей и старших, что делается в стране, сам читать разные книги.

Постепенно я стал замечать социальные проблемы и был поражен затянувшейся в Японии депрессией, которая был вызвана мировым кризисом производства и бездеятельностью, пассивностью наших политиков.

Армия безработных достигла двух миллионов человек, те люди, которые раньше уезжали в город на заработки и посылали семье деньги, теперь возвращались в деревню и преумножали число бедствующих крестьян. Говорят, что у ворот храма Югёдзи в Фудзисаве, где бесплатно давали кашу тем, кто, не имея денег, пешком возвращался на родину, было просто столпотворение. Правительство же абсолютно безразлично взирало на эти серьезнейшие проблемы, и тогдашний министр внутренних дел Адати во всеуслышание заявлял: «Платить пособие по безработице — значит плодить бездельников и лодырей, я считаю необходимым всеми силами препятствовать этому».

В следующем году случился страшный неурожай в районе Тохоку и на Хоккайдо, люди продавали все, что можно продать, — дома, землю; семьи жили в тесных конюшнях, в пищу шли корни трав, желуди.

Появились наклеенные объявления: «Проконсультируем, если вы хотите продать девушку», нередко можно было видеть, как в слезах прощаются отправляющийся на службу солдат и младшая сестра, которую продали в публичный дом.

Неурожай, а также сокращение финансирования в условиях отмены эмбарго на золото ложилось тяжким бременем на плечи крестьян, кризис сельского хозяйства достиг своего пика, наша благословенная страна превратилась в дикую пустыню, где народ стонал от голода. Импорт риса, когда рынок был переполнен собственным, привел к резкому падению цен на рис, с другой стороны росло число арендаторов, у которых половина полученного урожая забиралась в качестве арендной платы, а крестьянину в рот не попадало ни зернышка. В доме крестьянина не было ни иены, все добывали путем натурального обмена: пачку папирос меняли на чашку риса, постричься стоило две чашки, за сто репок давали пачку папирос «Летучая мышь», шелковичные же коконы, три штуки, можно было купить только за десять иен.

Вы знаете, что постоянно случались забастовки арендаторов, появилась опасность усиления в деревне влияния «красных», у призывников, которых, как солдат империи, называют верноподданные, в груди уже не билась идея патриотизма, подобное стало распространяться уже и в армии.

Пренебрегая этим бедственным положением, политики все больше разлагаются, олигархи, покупая доллары, разоряют стран), а сами баснословно богатеют, игнорируя лишения и страдания народа. Читая книги, изучая проблемы, я пришел к выводу, что до нынешнего состояния Японию довели не только политики, ответственность лежит на финансовых руководителях, которые вертят политиками по собственному усмотрению, в своих интересах.

Но я вовсе не собирался участвовать в левом движении. Идеи левых проникнуты враждебностью к его императорскому величеству. В Японии всегда поклонялись императору, страна получила в лице его величества отца большой семьи — японского народа, именно у нас подлинная империя, вечное, как небо и земля, государственное устройство.

И эта заброшенная, стонущая от голода страна — Япония? Здесь присутствует император, но почему такой упадок нравов? И высший сановник, и голодающий в холодной деревне в Тохоку крестьянин — верноподданные его величества и в этом равны — мы должны гордиться: такое может быть только там, где правит благословенный государь. Прежде я был убежден, что обязательно придет день, когда по его божественной воле доведенный до отчаяния народ получит помощь. Япония сейчас просто слегка отклонилась от своего пути. Я надеялся: наступит время, и проснется дух древней страны Ямато, объединятся верноподданные и вернут стране облик подлинной империи. Верил: когда-нибудь ветер разметает темные тучи, закрывшие солнце, и явится светлый, ясный лик моей отчизны.

Но я так и не дождался. А чем больше я ждал, тем плотнее становились тучи. Как раз тогда я прочитал одну книгу, и она стала для меня откровением.

Это книга Цунанори Ямао «История „Союза возмездия”». Прочитав ее, я стал другим человеком. Понял, что по-настоящему преданный императору воин не должен сидеть и ждать. Я раньше не понимал, что это такое — «верность до гроба». Не осознавал, что когда в груди вспыхнет пламя преданности, нужно будет умереть.

Там сияет солнце. Отсюда его не видно, но этот серый свет вокруг нас идет от солнца, поэтому оно должно блистать на небе. Солнце — вот истинное воплощение императора, под его лучами ликует народ, тучнеет заброшенная земля, оно необходимо, чтобы вернуться к благословенному прошлому.

Но низкие черные тучи накрыли землю и преградили путь его лучам. Земля безжалостно оторвана от неба, земля и небо, которые должны быть вместе, защищать друг друга, не могут даже обменяться взглядом. Стенания народа, повисшие над землей, не достигают небесных ушей. Кричи, плачь, взывай — все напрасно. А ведь дойди этот голос туда, небо одним мизинцем сметет ту черную пелену, и пустынные болота станут сияющими нивами.

Кто возвестит все это небу? Кто, взяв на себя эту великую роль, заплатит жизнью и поднимется ввысь? Я понял, что решить это можно гаданием, в которое верили патриоты „Союза возмездия”.