Ирина Потанина - Русская красавица. Напоследок

Молча смотрим друг на друга. Я еще ничего не знаю, но уже чувствую — ошиблась. Девчушка вовсе не Артурова, я вовсе не умирающая, мир вовсе не рассыпающийся на кусочки…

— Я еще нужна? — интересуется девочка. — Ну, тогда пойду. Не забывайте — покой и положительные эмоции!

Она — медсестра. Просто медсестра, надо же! То ли по моему взгляду, то ли просто от внезапного желания объясниться, Артур начинает говорить важности:

Он действительно приехал сюда за барышней, хотя для себя это совсем по-другому формулировал. Но доставучий Карпуша понял по своему, по-своему же и оформил вопрос: «Ты чего к нам? Тоска по родине захомутала? Да? А ты русскую бабу к себе вывези, сейчас все так поступают. У меня, кстати, в одном агентстве знакомцы есть…»

Разумеется, Артур отказался. «Сам», — говорит, — «Разберусь. То есть, разобрался уже»…

Карпик из этого ответа сделал свои, далекоидущие выводы, которые Артур тут же весело подтвердил, потому как звучали они до смешного правильно. «То есть, моя помощь не требуется? Ну, мужик, он всегда мужик… Самостоятельный, значится. А вообще, дело стремное. В письмах она одно может излагать, а в жизни совсем другой оказаться…»

«Так и есть», — куражился Артур. — «Но меня это вполне устраивает…»

— Погоди, погоди, — я уже все поняла, но хочу услышать конкретику. — О чем ты говорил-то? О каких письмах???

— О твоих. Ты же весь дом на Ай-Петри своими ко мне посланиями нашпиговала. Забыла? Я бешеный был, когда прочел их. Бросился тебя догонять. А потом думаю: «Зачем?» Если решила уже что — пусть так и будет. Только решала ты уж больно по горячему. Все эмоциями, все нелогично и в истерики… Нельзя так жить. Я решил выждать какое-то время, а потом приезжать.

— Это ты ради нанесения мне положительных эмоций все говоришь, да? — спрашиваю, и чувствую, как глаза вдруг затягивает пелена слез. Ой, ну что я, как маленькая-то??:

— Нет. Просто, чтоб ты ерунду всякую не думала. — он продолжает рассказ. — Как видишь, я подоспел вполне вовремя. Спасибо Лиличке, додумалась мне позвонить, едва тебя в гостинице у Рыбки обнаружила. «Приезжай!» — говорит, — «Забирай свое чудо. Мы с ней пока выпьем, перетрем кое-что…» Я вышел из лифта как раз в тот момент, когда ты в обморок падать надумала. Напугала, ничего не скажешь… Сама хоть понимаешь, что только по счастливой случайности сейчас тут со мной беседуешь, а не с Мариной и Геннадием на том свете тусуешься… Генка ведь не сразу стрелялся. Он еще отравиться пытался. Наркоты в вино намешал. Принял пару бокалов, а третий уже не понадобился — подогрел себя до нужного состояния и выстрелил. Какого черта ты там что-то трогала? Никто просто не ожидал от тебя такой наглости… На глазах у всех расследующих и карающих взять и влезть в окружающую обстановку! Люди там дышать боятся, чтобы не нарушить что-то важное, до прибытия экспертов. А ты! Мало того, что присутствующих, чуть до инфаркта не довела, так еще и сама могла насмерть травануться…

Вот как? То есть все эти мысли о смерти были не выдумками… Я действительно чувствовала приближение смерти. Я действительно шла по Марикиным стопам… Ее теория о повторяемости сюжетов действительно имеет место быть и я почти попала под категорию — проживающий уже отжитое…

— Дурочка, — ответил на эти мои рассуждения Артрур. — Обстоятельства может у вас с Маринкой и были одинаковые, но характеры-то разные. Потому не могло все сложиться один в один. Ты же — не стадо баранов, ты же — человек. А значит, невзирая ни на какие обстоятельства руководишь собственными поступками и стремлениями. Маринка устала жить и сдалась. А ты — нет. Хотя бы потому, что не имела право так жестоко со мной поступить, да?

Я лишь пожимаю плечами. Меньше всего что-то зависело от меня тогда. Подмешай Рыбка чуть больше гадости в вино — и все…

— Разумеется, судьбы похожи, — продолжил Артур, заметив мою неудовлетворенность. — И всякое бывает. Можно в зеркало глянув, притянуть чьи-то проблемы, можно, книг начитавшись, начать мыслить, как их герои и, соответственно, поступать также, а, значит, и события в свою жизнь заманивать соответствующие. Но это — путь неосознанного существа. Мы ведь на то и люди, чтобы все эти повторы отслеживать, находить, где действительно свое, а где притянутое за уши. И жить свое… На то воля человеку и дана. Разве нет? Иначе жизнь наша была бы совершенно скучна и бессмысленна.

Вот тебе и скептик-иронизатор. Вот тебе и пофигист… Знаете, кажется, я совсем-совсем его раньше не знала. Не удосуживалась тщательно исследовать.

— Еще не все потеряно. Я целиком в распоряжении твоего исследовательского любопытства. — и улыбается, негодяй, вполне однозначно. — Надеюсь, у нас это взаимно? — спрашивает и медленно-медленно ведет пальцем по моей шее. — Я уже забыл, какая ты родная на ощупь, — шепчет внезапно осипшим голосом.

А я и хотела бы из вредности сделать вид, что не понимаю, о чем он, да не могу удержаться — принимаюсь за ответное исследование…

— И все-таки, почему ты не поехала со мной тогда? — придя в себя, мы, разумеется, начали выяснять отношения. Бокалы наполнены, пастель расстелена, тела обнажены, истощены и прекрасны, а мы — нет чтобы прибывать в блаженной неге — пытаемся разобраться, кто когда и кого первым предал…

— Я не про Крым, — продолжает Артур. — Я о твоем отъезде из Москвы… Раскрыла бы мне свои идеи. Я бы поддержал. Красиво ведь вышло. Я потом понял, что ты учидила — Лиличке сдавала одно, а на печать отправила совсем другие, правдивые материалы. Да? Зачем было хранить подготовку в тайне от меня?

— Не знаю… Ты же сам говорил: основной руководящий мотив моей жизни — сиюсекнудные ощущения. Они тебе не доверяли. Артур, расскажи я тебе о своих планах с книгой заранее — ты запретил бы мне так рисковать.

— Не люблю бестолкового хулиганства, — соглашается он.

— И ладно просто бы запретил — мне и моим планам от этого ни холодно, ни жарко… Ты бы попытался помешать мне. А ты — опасный противник. Самый опасный, из всех, каких я только могла себе представить…

— Ты научилась делать комплименты! — удивленно отмечает Артур, освежая бокалы вином.

— Ерунда! — ну отчего он пытается играть там, где речь идет о действительно серьезных вещах? — Я раз в жизни пытаюсь сама в себе разобраться и четко объяснить причинно следственную связь, а ты — глумишься! — непроизвольно корчу обиженную гримасу с по-детски надутыми губами и тем самым даю ему лишний повод для иронии…

— Прям таки и глумлюсь! — смеется он. Потом, кажется, понимает, что сейчас разговор прекратится и пугается. — Молчу-молчу… Говори-говори…

Терпеть не могу юмор, который не к месту! Эх, лучше не обращать внимания.

— В общем, открыться я тебе не могла — испортишь всю затею. А уезжать с тобой, не рассказав всей правды было бы слишком подло. Ни ты, ни я, никогда не простил бы мне этой маленькой лжи. Она стояла бы между нами по гроб жизни…

— А так между нами встали тысячи километров и глобальное непонимание!

— Похоже… Но я-то думала, что мы расстаемся навсегда. То есть, была уверена, что все нити оборвутся и будет уже неважно, что между нами. Я не знала, что сдамся и в какой-то момент заскулю, призывая. Знаешь, женщина, особенно такая, как я… Она от одиночества делается очень слабой и глупой. Когда меня никто не любит я делаюсь стервою, и не стыжусь вешать на шею ни в чем неповинным гражданам все свои бзики и неприятности. — чувствую, что говорю гадости. Режу этим своим «ни в чем неповинным гражданам» все зачатки установившейся было между нами теплоты. Выходит, будто я не конкретно на него — Артура — вешалась. А вроде бы как на любого, кто под руку подвернулся бы… Выходит очень обидно, но честно. Как и все следующее. — А потом понимаю, что так поступать стыдно. Понимаю, и снова уезжаю. Вот такое вот у меня для себя получается наказание. Пусть мне будет хуже!

— Да! Но хуже-то, мне?! — с отчаянием вскрикивает Артур и закатывает глаза к потолку, призывая всех вас в свидетели. Ишь, уже и до этих моих святынь добрался! И не стыдно же!

И тут совершенно неожиданно сверху падает кусок штукатурки. Прямо в бокал Прямо мне. Прямо с потолка. Ошарашено переглядываемся, понимаем вдруг всю маразматичность нашего разговора, заходимся в истеричном хохоте.

Кажется, мы и вас уже достали своими разборками. Переливаем из пустого в порожнее, пытаемся оправдаться за то, что давно уже друг другу простили, морочим вам головы этой тягомотиной…

— Хватит, — Артур отсмеялся первым и начал, наконец, действовать. Посмотрел на меня очень серьезно, укоризненно покачал головой, тяжело вздохнул и произнес почти умоляюще. — Собирай вещи, мы уезжаем… И поаккуратней с ответом, крыша у тебя, как видишь, уже сыпется… — ухмыльнувшись, он показал глазами на мой бокал.

Вероятно, откажись я тогда, вы обрушили бы мне на голову небо. Разумеется, я не могла так корежить систему мирозданья.